– Ты что же, свинья такая, делаешь?! – полюбопытствовал у Пернатого Змея Рабинович, как только смог до него добраться. – Ты какого хрена позволил этим уродам в атаку идти?
– А что? Весело получилось, – радостно щелкнул клювом тольтекский бог. – Особенно здорово было, когда ваш друг закричал. Честное слово, лет двести так не веселился.
– Я вот тебе сейчас так повеселюсь, что ты до конца жизни в каске будешь ходить и улыбаться, как та девочка, – пообещал Кецалькоатлю омоновец.
– Какая девочка? А она красивая? А то бы я ее к себе взял! Всегда приятно видеть улыбающееся лицо, – заявил Пернатый Змей.
– Ты что, хочешь сказать, сострил? – отстегивая от пояса дубинку, поинтересовался Жомов.
– Да нет, Вань. Просто он анекдот этот не знает, – остановил друга Попов.
– А-а, – разочарованно протянул омоновец. – Ну пусть пока живет тогда.
Впрочем, разочарованным из-за того, что не удалось набить кому-нибудь морду, Жомов оставался недолго. Дело в том, что отошедшие от шока тольтеки мгновенно принялись грабить имущество бежавшей армии, а по незнанию или по глупости попытались растащить и то, что было в поповской телеге. Андрюша такого не стерпел и начал охаживать «демократизатором» наглецов. Жомов, естественно, в стороне остаться не смог и так разошелся, что его смогли остановить только тогда, когда он перебил чуть ли не половину армии, абсолютно прекратив грабеж в брошенном лагере ацтеков.
– Вы бы, это, успокоили немного своего друга, – опасливо проговорил Уичаан, естественно, возглавлявший атаку мятежников. – Мы всё-таки друзья вам, а он зверствует, будто ацтек в ольмекской деревне.
– Без тебя придумаем, что делать, – урезонил его Рабинович. – А вы в следующий раз будете знать, что есть такое слово «дисциплина».
В общем и целом на наведение порядка в рядах мятежного войска ушло около часа, но зато потом тольтеки стояли ровными рядами перед небольшим холмом, на котором расположилось высшее руководство, и ждали, какие последуют распоряжения на ближайший день. Сеня поначалу хотел прогнать от телеги, возле которой намеревался держать военный совет, Уичаана и его верховного жреца, но те так слезно умоляли позволить им немного побыть рядом с Кецалькоатлем, что Рабинович махнул рукой. Дескать, хрен с ними, так даже проще. Потом не нужно будет бегать и их искать, чтобы сообщить о том, какое решение относительно их судьбы и насчет всех остальных мятежников принято было.
Необходимость воинского совета, не запланированного ранее, объяснялась несколькими причинами. Во-первых, что-то нужно было делать с войском тольтеков, окрыленным первым успехом и явно жаждущим новых побед. Во-вторых, Шипинуаль прицепился к Рабиновичу, как банный лист к заднице, и требовал, чтобы Сеня, раз уж выполнил свою часть поручения Чимальпопоке, объявил официально о временном союзе Уицилопочтли и Кецалькоатля и заявил о том, что Шипинуаль назначается наместником Теотнуакана. Ну и в-третьих, дабы в следующий раз избежать всевозможных осложнений, нужно было подробно объяснить Кецалькоатлю, кто он такой и какая роль ему во всех дальнейших событиях отводится. Не сделав этого ранее, в пещере, кинолог теперь здорово раскаивался и намеревался в дальнейшем подобных ошибок не повторять.
Конечно, обсуждать истинные причины похода в Теотнуакан при Шипинуале и вождях мятежников Рабинович не собирался, но надеялся, что Кецалькоатль и так поймет невысказанное. Кстати, наместник тлатоани и Уичаан смотрели друг на друга, словно два лося, встретившиеся в брачный период. И хотя они стояли один от другого на почтительном расстоянии, Сеня откровенно боялся, как бы эти два антагониста не вцепились друг другу в глотку, поэтому сразу предупредил обоих:
– Говорю первый и последний раз! Никаких склок между ацтеками и тольтеками в моем присутствии чтобы не было! Того, кто начнет первый, лично отделаю дубинкой так, что его потом родная мать не узнает.
– А у меня мамы нет, – буркнул Уичаан.
– Тем лучше, – кивнул Рабинович. – Значит, твой труп опознавать некому будет.
Поначалу с войском тольтеков возникли проблемы. Узнав, что их возлюбленный Кецалькоатль направляется в Теночтитлан, тольтеки потребовали, чтобы их взяли с собой. Неизвестно, то ли они подумали, что их бог решил, наконец, расправиться с ненавистными захватчиками, и горели желанием принять участие в решающей битве, то ли просто хотели лично присутствовать на переговорах Кецалькоатля с Уицилопочтли, но отказаться от путешествия в ацтекскую столицу их заставило только категоричное заявление Пернатого Змея о том, что он навсегда откажет в покровительстве тольтекам, если те продолжат упорствовать.
Тут же возникла вторая проблема. Согласившись не идти маршем в Теночтитлан, мятежники категорически отказались признать над собой власть ацтекского наместника, то бишь Шипинуаля. Дескать, только после того как их верховный бог договорится с Уицилопочтли о мире, они скрепя сердце дадут согласие на присутствие Шипинуаля в Теотнуакане. Да и то лишь при условии, что тот разделит власть над провинцией с Уичааном. Ну а поскольку будущее Теотнуакана вместе с судьбой Шипинуаля Рабиновича мало волновало, он согласился с этим требованием мятежников, несмотря на то что экс-секретарь Чимальпопоке возмущенно требовал иного решения. Спорить с ним кинолог не стал, просто велев заткнуться. На что Шипинуаль заявил, что вместе с ментами вернется в ацтекскую столицу и лично пожалуется на них тлатоани.
– Флаг тебе в руки и барабан на шею, – одобрил его решение Рабинович. – Жалуйся кому хочешь, только заткнись, и чтобы твоих стонов я больше не слышал!
Решив две первые и самые главные проблемы военного совета, Рабинович взялся за третью. Ну а поскольку Уичаану и верховному жрецу мятежников делать на холме больше было нечего, он прогнал их вниз, приказав разогнать войско и вообще убраться с глаз долой. Тольтеки немного поспорили, но, поскольку долго настаивать на своем не смели, ушли прочь, предварительно испросив Сениного разрешения на разграбление брошенного ацтеками лагеря.
Рабинович милостиво таковое дал, настрого приказав не прикасаться к палатке командарма, которую оставил для себя. И едва вожди тольтеков ушли с холма, он отправил вслед за ними Капелькуаля, дабы тот проследил за выполнением его приказов, а заодно и произвел инспекцию командирского шатра. Та же участь постигла и Ачитометля, который был удален с совещания под предлогом подготовки гвардейцев к возвращению в Теночтитлан. Ну а Шипинуаля и прогонять не пришлось. Обиженный на весь белый свет ацтек сам ушел с холма, чтобы собрать личные вещи и сорвать зло на нескольких солдатах, служащих отряду знаменосцами и по несчастью отданных в личное подчинение экс-секретарю и несложившемуся наместнику. Теперь, когда посторонних на вершине холма не осталось – а Тлалу за чужую кинолог уже не считал! – инструктаж тольтекского божества можно было начинать.
– В общем, так… Слушай сюда! – привлек к себе внимание Кецалькоатля Рабинович. – Такие проблемы, как сегодня с армией мятежников, мне больше не нужны. Сейчас я тебе объясню, что ты должен делать. Ну а во всём остальном сначала спроси меня, а затем уже пытайся что-то предпринять.
– Только ты подробней ему всё объясни, – вмешалась в разговор девица. – А то у него в голове мозгов не больше, чем у петуха. Да и те только мыслями о наложницах и заняты.
– Молчала бы лучше, ворона, – расхохотался Пернатый Змей, а затем повернулся к кинологу. – Я вообще не представляю, как это вы умудряетесь с ней путешествовать. Она же любого смертного с ума свести может. Вот помню, был такой случай…
– Не нужно подробностей, – остановила его Тлала. – Они еще не знают, кто я такая.
– Вот как? Не может быть! – удивился тольтекский бог и покачал головой. – Ах, да. Я и забыл, что они чужестранцы.
– А кто она такая? – живо задал давно мучивший его вопрос Попов.
– Андрюша, сколько тебе говорить, что девушке такие вопросы задавать неприлично! – вступился за свою пассию Рабинович. – У тебя что, геморрой развивается, оттого что ты специализации Тлалы не знаешь?
– Это у тебя острая умственная недостаточность развилась, – огрызнулся криминалист. – Как это можно столько времени радом с женщиной находиться и даже не спросить, кем она является. Ты же не поведешь к себе домой первую встреченную на улице бабу?
– Ого! Я смотрю, Тласолтеотл, ты уже успела тут маленькую войну развязать, – восхитился Кецалькоатль.
– А тебя это вообще не касается, – рявкнул на него Сеня.
– Да прекратите вы, мальчики, опять ругаться, – Тлала ласково погладила кинолога. – Лучше свою злость для Чимальпопоке и этого вашего эльфа поберегите.
Совету богини вняли. Впрочем, ругаться Сеня с Поповым перестали не столько из-за слов девицы, сколько просто из-за бессмысленности темы. Рабинович знал, что при каждом удобном случае криминалист будет пытаться узнать туманное прошлое богини, а Андрей, в свою очередь, осознавал, что кинолог этим попыткам постоянно будет противиться. По крайней мере, до тех пор, пока Тлала не сделает чего-нибудь такого, что лишит ее благосклонности Рабиновича. Вот так перепалка и затихла, а Попов, решив, что ему интереснее поесть, чем слушать, как кинолог наставляет Кецалькоатля на путь истинный, пошел готовить поздний завтрак или ранний обед. Это уже кому как нравится. Кому никак не нравится, может ходить голодный. Это Попов так сказал!..