Как только он принял человеческий вид, кулон переводчик на шее у Коли заработал в полную силу. Впрочем, ничего нового Коля не услышал.
– Какой сын шелудивого ишака и хромой верблю… Коля, это ты?
– Здравствуйте, Махмуддин-аглай! – вежливый Коля решил, что это будет наилучшим началом для беседы.
– Издеваешься, да? – ворчливо сказал джинн. Потом что-то вспомнил и нехотя добавил, – Слушаю и повинуюсь.
– Оставьте этот тон, Махмуддин. Честное слово, я бы ни за что не вызвал вас, если бы не обстоятельства.
– Обстоятельства-шмостоятельства, – проворчал джинн. – Можно подумать, мне больше делать нечего. Еще и рабом назвал.
– Но, Махмуддин, дорогой мой, войдите в мое положение!
– Войду, войду – довольно двусмысленно пообещал джинн. – Только ты пока быстренько скажи мне, кто тебя надоумил на этот поступок, и я весь в твоем распоряжении.
Коля с облегчением объяснил, что идея отнюдь не его, и рассказал о ночном визите двух джиннов.
– Говоришь у него бородавка на левой щеке? – после недолгого молчания уточнил джинн.
– Ага, противная такая и из нее волос торчит.
Махмуддин задумчиво кивнул.
– А слугу звали Кердым-бей?
– Да.
Махмуддин некоторое время сидел молча, переваривая информацию. Затем внезапно вскочил и принялся бегать по камере. Его необъятный живот при этом мотался из стороны в сторону, немилосердно колотя его по коленям и грозя сбить с ног. Но джинн был настолько поглощен своим занятием, что не обращал внимания на мелкие неудобства – Махмуддин стенал.
– О, мерзкий сын шелудивого шакала и хромой верблюдицы! Продать меня в рабство именно в тот момент, когда милостивый взор падишаха вновь снизошел на меня! И отец его был сыном шакала, и мать его деда…
Ублюдочные дети шакала и верблюдицы сыпались изо рта Махмуддина обильным, но до одурения однообразным потоком. Отправить его к Черчу на обучение, что ли, – мелькнула у Коли мысль.
Набегавшись по камере и разобравшись с родословной своего недруга, Махмуддин успокоился, присел на корточки перед Колей и со вздохом сообщил:
– Его зовут Фаргоддин.
– Кого? – переспросил Коля.
– Этого сына шелу…
– Стоп! – Коля не выдержал. – Махмуддин, пожалуйста, постарайтесь впредь обходиться без зоологической терминологии. Слышать ее больше не могу!
Джинн тут же послушался.
– Как скажешь. Я только хотел сообщить, что узнал того джинна. Это тот самый придворный, который после меня служил советником при падишахе. Теперь ты понял все неизмеримое коварство этой интриги?
В Колиных глазах промелькнул огонек понимания.
– Кажется, я начинаю понимать.
– Да тут и понимать нечего! – снова взорвался джинн. – Этот недостойный благородного имени джиннов подлец лишил меня места, чтобы самому занять его. Он придумал этот коварный план, чтобы удалить меня из дворца, и в мое отсутствие снова захватить мою должность. Он наверняка уже сидит у падишаха, и они вдвоем обсуждают мое исчезновение. Готов поклясться, что Фаргоддин убеждает падишаха, что с моей стороны это было оскорблением величия падишаха, и что он, Фаргоддин, всегда говорил, что этому Махмуддину доверять никак нельзя, и та история с гномами тоже не была случайностью. А вот он всегда был и останется верным слугой падишаха.
В голосе джинна появилась нотка отчаяния.
– Падишах едва простил мне предыдущие грехи, и только-только снизошел снова облагодетельствовать меня. У меня уже намыливался такой замечательный контракт с поставщиками. А тут я опять пропадаю, прямо у на глазах у падишаха. Мы сидели и играли с твоей приставкой, и вдруг я исчез. Боюсь даже представить, в какой гнев впал наш падишах. Все, на этот раз никакие объяснения и никакие подарки уже не помогут. Я буду навечно отлучен от двора! – Махмуддин вздохнул и уже совершенно спокойным голосом добавил, – Какой ужас!
Выговорившись, джинн впал в оцепенение. Коля из солидарности помолчал пару минут, затем перешел к делу.
– Махмуддин, вы же знаете, как я вас люблю и уважаю. Я бы ни за что не решился на такое, но вы только посмотрите, что они со мной сделали.
– С тобой? – в сознание джинна постепенно проникала мысль, что кто-то еще, кроме него любимого, может оказаться в беде. – А с тобой-то что случилось?
– Махмуддин, оглядитесь вокруг, пожалуйста.
– Что такое? Ты в тюрьме? Кто посмел!
– Приговор председателя Добротворительного Комитета. Мне дали пожизненное заключение.
– Гномы! Барин! Так я и знал. Мерзкое подлое существо! Ни чести, ни совести. Богатство и власть, больше его ничего в жизни не интересует. Ублюдочный сын шака…
– Мамхмуддин!
– Молчу, молчу, – спохватился джинн. – Так что же нам теперь делать, Коля?
– Вообще-то я вас для этого и вызвал, чтобы вы помогли мне отсюда выбраться.
– Ну, это не проблема, – махнул рукой джинн. – Я тебя спрашиваю о дальнейшем.
Джинн поудобнее уселся на полу, готовясь к обстоятельной беседе. Но Коля не дал ему долго прохлаждаться.
– Мы потом все обсудим, Махмуддин! А сейчас нужно поскорей выбраться отсюда, а заодно вытащить моих друзей.
– Друзей? – удивился джинн, а потом расплылся в восхищенной улыбке. – Коля, неужели ты нашел тех самых терпящих бедствие, за которыми и прилетал к нам?
– Нет, – вздохнул космонавт. – Их здесь, оказывается, никогда и не было. Но зато у меня появились новые друзья, и им необходима моя, то есть, наша помощь.
Джинн внимательно посмотрел на землянина и недоверчиво спросил:
– Скажи мне, о Коля, а эти друзья чем-нибудь помогли тебе? Выручили из какой-нибудь беды?
Космонавт задумался.
– Ну, по большому счету – еще нет.
– Тогда какие же они друзья? – удивился Махмуддин. – И с какой стати ты, а самое главное – я, должен им помогать?
Колю начал выводить из себя махровый эгоизм джинна. Но землянин все же попытался еще один, последний раз достучаться до его чувства взаимовыручки.
– Ну, как вы не понимаете?! Сегодня я им помогу, завтра – они мне. Разве это плохо?
– Хорошо, – согласился Махмуддин. – Но лучше, если сначала они помогут тебе, а уж потом – как получится.
– Они бы обязательно помогли, – вступился за друзей космонавт. – Но сейчас сами нуждаются в помощи.
– Коля, – джинн вздохнул, как всегда, когда ему приходилось объяснять иноземцу прописные истины, – поверь мне, своему самому старому другу в этом мире. Дружба – слишком крупная монета, чтобы расплачиваться ею в каждой харчевне.
Коля еще сильнее завелся. Нет, он вовсе не изображал из себя ходячую добродетель, и уж тем более таковой на деле не являлся. И рискованно было бы сказать, что он никогда не простит себе, если сбежит и бросит своих товарищей по несчастью. Но все-таки…
Если бы землянин в самом деле ничем не мог им помочь, со своей совестью он как-нибудь договорился бы. А тут ему и делать-то ничего не нужно, все за него выполнит джинн. Которому, в свою очередь, это тоже не будет стоить запредельных усилий. Если верить сказкам, конечно. А как им не верить после всего увиденного на этой планете. Одним словом, раз уж лично тебе твой добрый поступок ничем не грозит, то почему бы его и не совершить?
– Махмуддин, – строго сказал землянин, – это приказ. А приказы не обсуждаются.
– Ах, вот как! – обиделся джинн. – Такова, значит, твоя благодарность за все то добро, что я для тебя сделал? Теперь ты считаешь допустимым приказывать мне?
– Но ведь ты обязан исполнять все мои желания, разве не так?
Коле не хотелось доводить дело до подобных напоминаний, но иного выбора не было. И он сам не заметил, как перешел с джинном на ты. Зато Махмуддин заметил, и речь его мгновенно утратила былую изысканность и величавость, приобретя взамен ворчливую, но безукоризненную логику.
– Нет, не так, – хмуро ответил он. – Ты уже знаешь о существовании Кодекса, сам на него ссылался. Так вот, второй пункт пятого параграфа «Должностной инструкции джинна, по гроб жизни обязанного своему Благодетелю» гласит: «Джинн обязан оберегать Благодетеля от ошибочных желаний, способных нанести вред последнему». И я в точности выполняю инструкцию.
– И какой же вред может мне нанести спасение друзей? – удивленно спросил Коля.
– А такой, – проворчал джинн, – если ты сбежишь один, это могут заметить очень нескоро, а исчезновение сразу нескольких заключенных обязательно переполошит всю тюрьму. Не говоря уже о том, что одному спрятаться всегда легче.
– Наверное, ты прав, Махмуддин, – задумчиво проговорил Коля. – Но я не могу поступить иначе. Считай, что ты меня предупредил, но я не послушался твоего совета.
– И бумагу подпишешь? – оживился джинн.
– Какую бумагу?
– Объяснительную записку. Мол, я, такой-то, оповещен о последствиях своего приказания, но менять его отказываюсь и всю ответственность беру на себя.
