В разноголосице мыслей, обыкновенно переполняющих мозг, преобладают мысли несущественные. Лишь в случаях крайней необходимости удается заставить их умолкнуть. Так произошло и на этот раз. И наконец, в абсолютной тишине звонко пропела одна ясная, четкая мысль, которая до сей поры тщетно молила, чтобы ее выслушали.
Предположим, существует такое место, где слой реальности чуть тоньше, чем повсюду. И предположим, ты сделал нечто такое, что еще больше истончило реальность. Книгам такое не под силу. Не под силу и обыкновенному театру — ибо в душе зритель всегда понимает, что смотрит на актеров, разыгрывающих пьесу. Только Голывуд через зрение проникает прямиком в мозг. И сердце подтверждает зрителю: то, что он видит, — реально. Такое под силу лишь кликам.
Вот что случилось в недрах Голывудского холма. Жители старого города использовали прореху в реальности для того, чтобы развлечься. И развлекались до тех пор, пока Твари их не настигли…
История повторяется. Люди опять начали жонглировать факелами в пороховом погребе. А Твари не спускают с них глаз…
Но почему все это продолжается!? Ведь он остановил Джинджер.
Картинка кликала не умолкая. Ящик для переброски картинок окутала, как ему показалось, таинственная дымка.
Виктор уцепился за ручку сбоку от ящика. Она было чуть-чуть поддалась, но потом переломилась. Осторожно пересадив Безама на пол, Виктор поднял стул над головой и что было сил саданул по ящику. Стул разлетелся в щепки. Тогда он открыл заднюю стенку ящика и вытащил оттуда саламандр — но на экране по-прежнему выплясывали кадры.
Здание снова содрогнулось.
«Тебе дается один-единственный шанс, — подумал он. — Либо ты его используешь, либо погибаешь».
Он снял и намотал на руку рубашку. Затем просунул руку в ящик, дотянулся до играющей бликами дорожки и схватил ее.
Раздался щелчок. Ящик рвануло назад. Мембрана, разматываясь с бобины, свила несколько лоснящихся колец, которые было метнулись в сторону Виктора, но тут же скользнули на пол.
Кликаклик… а… клик.
Бобины перестали вращаться.
Виктор опасливо поворошил ботинком спутанную ленту и почти удивился, когда она не попыталась его тем или иным способом ужалить.
— Ну что, спасли мы этот мир или нет? — поинтересовался Гаспод. — Хотелось бы наконец определиться.
Виктор взглянул на экран:
— Нет.
Движущиеся картинки не исчезли. Они были не очень четкими, но он по-прежнему видел расплывчатые очертания Джинджер и свои собственные — они отчаянно цеплялись за существование. Кроме того, сам экран пришел в движение. Он пучился, выдавался вперед — так колеблется в бассейне остывшая ртуть. Это зрелище будило неприятные воспоминания.
— Они настигли нас, — сказал Виктор.
— Кто?
— Помнишь свои разглагольствования о всяких мерзких тварях?
Гаспод наморщил лоб:
— О тех, доисторических?
— Ну, вряд ли они доисторические. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо существовали, — поправил его Виктор. — Мир, из которого они вышли, не знает времени.
Среди публики наметилось движение.
— Надо срочно вывести всех из зала, — сказал Виктор. — Лучше поторопиться, пока не началась суматоха…
Из зала донеслись истошные вопли. Публика приходила в себя.
А с экрана сходила Джинджер. Она была в три раза крупнее своего оригинала. Плоть ее совершенно отчетливо мерцала. Она была все еще отчасти прозрачна, однако уже обладала немалым весом — пол под ее ногами прогибался и трескался.
Публика переползала друг через друга, лишь бы побыстрее выбраться наружу. Виктор с боем продрался сквозь встречный поток людей — в этом ему отчасти помогло кресло Сдумса, которое как раз неслось в противоположном направлении, сметая все на пути. Его хозяин наотмашь молотил тростью по людским спинам и вопил:
— Э-ге-гей! Все только начинается!
Заведующий кафедрой поймал в толпе руку Виктора.
— Так было задумано с самого начала? — крикнул он.
— Нет!
— А может, это какой-нибудь особый эффект? — с надеждой в голосе спросил завкафедрой.
— Может. Если только за последние двадцать четыре часа создатели эффектов сумели довести их до реального совершенства… Но вообще-то мне кажется, что это пришельцы из Подземельных Измерений.
Завкафедрой смерил его испытующим взглядом:
— Ты, если не ошибаюсь, наш воспитанник Виктор.
— Именно так. Прошу меня простить.
На этом Виктор расстался с остолбеневшим волшебником и бросился к ложе, где они сидели вместе с Джинджер. Взгляд девушки был прикован к Твари, принявшей ее образ. Монстроподобная Джинджер водила головой в стороны и мигала, но очень медленно, словно ящерица.
— Это — я?
— Нет! — вскричал Виктор. — То есть, в каком-то смысле. Да, не исключено… Но все же не вполне. Словом, вставай, уходим.
— Но она похожа на меня как две капли воды! — воскликнула Джинджер голосом, намекающим на приближающуюся истерику.
— Это только потому, что они проникли сюда через Голывуд. Именно он, насколько я понимаю, определяет их облик, — поспешно протараторил Виктор и резко дернул ее за руку.
Джинджер слетела с кресла. Ноги Виктора взбивали туман и разбрасывали попзёрн. Она послушно ковыляла за ним, временами оглядываясь.
— Знаешь, а тот, второй, тоже пытается сойти с экрана, — сообщила она.
— Не останавливайся!
— Так ведь это же ты!
— Я — это тот, кого ты держишь за руку. А это… что-то другое! Оно просто вынуждено воспользоваться моим обликом, моей наружностью!
— А какой наружностью оно пользуется у себя дома?
— Поверь мне, ты этого знать не хочешь!
— Нет, хочу! По-твоему, зачем я спрашиваю? — прокричала она.
Они перепрыгивали через завалы разрушенных кресел.
— Это гораздо хуже, чем ты можешь себе представить!
— Знаешь, я такое могу представить, мало не покажется…
— Знаю, поэтому и говорю — это гораздо хуже!
— О.
Призрачная великанша, прерывисто вспыхивая, точно ее освещал луч стробоскопа, прошествовала к стене и одним ударом пробила ее. На улице поднялся крик.
— По-моему, она продолжает расти, — прошептала Джинджер.
— Беги на улицу, — сказал Виктор. — Попроси волшебников остановить ее.
— А ты что будешь делать?
Виктор гордо вскинул голову:
— На свете есть вещи, которые настоящий мужчина должен делать в одиночку.
Она бросила на него раздраженный, непонимающий взгляд:
— Что? Что? Тут такое творится, а ты собрался в уборную?!
— Я сказал — убирайся отсюда!
Подтолкнув ее в направлении дверей, Виктор развернулся и увидел рядом с собой двух собак, терпеливо ждущих его приказов.
— Вы, двое, тоже ступайте.
Лэдди заскулил.
— Собака, она же, как это, должна ни на шаг не отходить от своего… кхм!… хозяина, — проговорил Гаспод, покрываясь бурыми пятнами.
Виктор в бешенстве посмотрел по сторонам, подобрал с пола обломок кресла, распахнул дверь и швырнул деревяшку как можно дальше.
— Апорт!
Обе собаки, повинуясь вечному инстинкту, дружно сорвались с места. Гасподу хватило самообладания лишь для того, чтобы в последний миг успеть обернуться и прохрипеть:
— Вот сволочь!
Виктор побежал в будку и вскоре показался оттуда, прижимая к груди «Поднятых ураганом».
В то время гигантский Виктор никак не мог расстаться с экраном. Получили свободу, став трехмерными, лишь голова и одна рука. Последняя пыталась вяло отпихнуть Виктора, когда тот принялся наматывать на нее гроздья октоцеллюлозы. Покончив с этим, Виктор сломя голову бросился назад в рубку и после недолгих поисков извлек на свет целое хранилище картинок, опрометчиво устроенное Безамом под верстаком.
Действуя с той размеренной целеустремленностью, какую неизменно внушает сводящая кишки жуть, Виктор набирал груды жестяных банок и сваливал их в кучу подле экрана. Тварь, которая к тому времени вызволила из двухмерности и другую руку, попыталась эту кучу раскидать, однако то неведомое, что управляло Тварью, еще не совсем освоилось с новой формой. «Наверное, тяжело с непривычки обходиться всего двумя руками», — отметил про себя Виктор.
В кучу легла последняя жестянка.
— В нашем мире тебе придется жить по нашим законам, — сказал он. — И умирать тоже. Держу пари, что гореть ты умеешь, как и все остальное здесь.
Тварь яростными рывками вытаскивала из экрана ногу.
Виктор похлопал себя по карманам. Затем бегом вернулся в рубку, где принялся лихорадочно шарить по полкам.
Спички… Спичек нигде не было!
Он толкнул двери в фойе и стремглав бросился на улицу. Огромная толпа, леденея от ужаса, наблюдала за тем, как гигантская Джинджер неуклюже выбирается из-под обломков рухнувшего по ее вине здания.
