Откуда-то сзади раздалось кликанье. Бригадир припал к ящику, желая запечатлеть роскошную сцену.
Заведующий кафедрой орал на Достабля:
— Мы не можем остановить их с помощью магии! Они ею питаются! Мы им дадим магию, и они весь город в порошок сотрут!
— Но сделайте же что-нибудь! — взвыл Достабль.
— Дорогой мой, мы, волшебники, предпочитаем не связываться с явлениями, с которыми по ряду соображений мы… мы… связываться не предпочитаем, — немного сбивчиво закончил он.
— Спички! — возопил Виктор. — Спички! Скорее же!
Все взоры обратились к нему. Завкафедрой одобрительно кивнул:
— Естественный огонь. Очень здраво. Да. Этого вполне достаточно. Молодец, парень, голова у тебя варит.
Он пошарил в кармане и достал горсточку спичек, которую всегда держали наготове волшебники, известные как заядлые курильщики.
— Не вздумай поджигать «Одиоз»! — взревел Достабль. — Там хранится до черта наших картинок.
Виктор отодрал со стены плакат, смастерил из него некое подобие факела и запалил с верхнего края.
— Вот их-то я и собираюсь поджечь в первую очередь, — сказал он.
— Прошу прощения…
— Это идиотизм! Идиотизм! — орал Достабль. — Эта штука горит, как сухой порох!
— Прошу прощения…
— Тем лучше. Я не собираюсь глазеть, как будет гореть эта штука.
— Да ты не знаешь, о чем говоришь!
— Прошу прощения, — терпеливо повторил Гаспод.
Виктор и Достабль посмотрели себе под ноги.
— Мы с Лэдди вполне справимся, — сказал пес. — Две ноги — хорошо, а четыре — лучше. Да и вообще… Пора спасать мир.
— По-моему, они справятся, — нехотя согласился Достабль.
Виктор утвердительно кивнул. Лэдди сделал виртуозную стойку, выдернул зубами факел из руки Виктора и стрелой влетел в здание. Гаспод шмыгнул следом.
— Может, у меня что-то со слухом, — проговорил Достабль. — Но мне показалось, что эта псина говорила.
— Гаспод будет это отрицать, — пожал плечами Виктор.
Достабль некоторое время колебался. Было заметно, что тревожные события немного выбили бывалого коммерсанта из колеи.
— Ну, — наконец произнес он, — ему лучше знать.
Собаки устремились прямиком к экрану. Тварь-Виктор почти отделилась от холста. Сейчас она пыталась разгрести завал из жестянок.
— Дай я это запалю, — попросил Гаспод. — Все-таки это моя работа.
Лэдди покладисто тявкнул и выронил сверток пламенеющей бумаги. Гаспод взял его в пасть и неторопливо двинулся навстречу Твари.
— Я спасаю мир, — невнятно пробубнил пес и разжал челюсти.
Кучи мембраны тут же охватило белое и удушливое пламя.
Тварь заверещала. Всякое ее сходство с Виктором вдруг исчезло, и в огненной стихии теперь бушевало и корчилось нечто, напоминающее взрыв в аквариуме. Потом наружу вырвалось щупальце и крепко обвилось вокруг лапы Гаспода.
Пес извернулся и щелкнул челюстями, но промахнулся.
Лэдди мохнатой кометой отважно кинулся на живой отросток. Тот резко отдернулся, сбив Лэдди с ног и отшвырнув Гаспода далеко в сторону.
Сделав несколько сальто, Гаспод приземлился, но тут же попытался подняться. Впрочем, после нескольких неверных шагов он снова распластался на полу.
— Хорошая была лапа, — проговорил он. Лэдди сочувственно посмотрел на него. Огни уже лизали коробки с мембранами…
— Давай топай отсюда, что пялишься, кобель несмышленый, — сказал Гаспод. — Вот-вот рвануть должно. Да нет же! Не надо меня хватать, положи меня туда, где я лежал. Ты не успеешь…
Стены «Одиоза» вспучивались с мнимой медлительностью; каждая балка, каждый кирпич в кладке, паря в воздухе совершенно самостоятельно, придерживались своего прежнего места.
Но тут Время нагнало реальность.
Виктор плашмя растянулся на земле.
Бдыщщ!
Оранжевый огненный шар, откинув кровлю, взвился в туманное небо. Обломки с грохотом ударились в соседние дома. Над головами припавших к мостовой волшебников с характерным присвистом «фьють-фьють-фьють» метнулась раскаленная докрасна жестяная коробка и, ударившись о далекую стену, взорвалась.
Раздался пронзительный горестный вопль. Потом все смолкло.
Внезапный жар подействовал на Тварь-Джинджер угнетающе. Она стояла под градом обломков; от порыва горячего воздуха раздулись млеющими, невесомыми медузами гигантские юбки.
Затем она пошатываясь развернулась и зашагала прочь.
Виктор поднял голову и увидел настоящую Джинджер. Та взирала на тонкие змейки дыма, что поднимались над грудой развалин, в недалеком прошлом носивших название «Одиоз».
— Это все неправда, — прошептала она. — Так не бывает. Все должно быть иначе. В ту минуту, когда ты уже решил, что все потеряно, из облака дыма, является чудесный всадник. — Взгляд ее остановился на Викторе. — Скажи, разве я не права?
— Ты права, так должно быть в кликах. Но только не в реальности.
— А в чем разница?
Заведующий кафедрой схватил Виктора за плечо и развернул к себе лицом.
— Эта штуковина движется к Университету! — повторил он. — Ты должен остановить ее. Если она доберется туда, магия сделает ее неуязвимой. Тогда всем нам придется туго. Она откроет дорогу своим сородичам…
— Но вы же волшебники, — сказала Джинджер. — Почему вы ее не остановите?
Виктор покачал головой.
— Твари обожают магию, — сказал он. — Они заряжаются от нее, становятся могущественнее. Но я не представляю, чем я могу помочь…
Он внезапно осекся. К нему был прикован выжидательный, испытующий взор толпы.
И взор этот не был взором надежды. В этом взоре читалась уверенность.
Виктор услышал обращенный к матери голос младенца:
— А что будет теперь, мамочка?
Полная женщина, прижимающая дитя к груди, авторитетно ответила:
— Тут все очень просто. Сейчас он бросится за этой штукой вдогонку и в последнюю секунду поймает ее. Он ведь всегда так поступает. Я это сама много раз видела.
— Ничего подобного я не делал! — вскричал Виктор.
— Ну да, я видела все собственными глазами, — заносчиво возразила женщина. — В «Смерти в среде бархан». Вот эта девушка, — он сделала легкий реверанс в сторону Джинджер, — скакала на лошади, и та вдруг сбросила ее с седла прямо на краю пропасти, а ты прискакал в последнюю минуту и успел ее схватить. Очень красивая вышла сцена.
— Только это было не в «Смерти в среде бархан», — внушительно произнес пожилой мужчина, набивая трубку табаком. — Это «Троллевая долина».
— Неправда, — сказала стоящая за его спиной худенькая женщина. — Это было в «Смерти», я двадцать семь раз эту картинку смотрела.
— Да! Но как там все нехорошо закончилось, правда? — покачала головой первая женщина. — Каждый раз, когда смотрю ту сцену, где она решает его бросить, а он к ней еще так поворачивается, а она, помните, как посмотрит на него, у меня слезы в три ручья…
— Извините, но вот это не из «Смерти», — с прежней неторопливостью и основательностью возразил им старик. — Это знаменитая сцена из «Горючих страстей».
Толстуха взяла онемевшую Джинджер под локоть и похлопала ее по ладони:
— Тебе, милая, хороший парень достался. Сама посмотри, сколько раз он тебя уже спасал. Если бы меня, к примеру, какие-нибудь безумные тролли в горы уволокли, мой старик и пальцем бы не пошевелил, только спросил бы, куда переслать мои вещи.
— Ну а мой даже из кресла бы не вылез, если бы узнал, что меня отдали драконам на съедение, — произнесла тощая женщина. Она подошла к Джинджер и ласково погладила ее. — Только тебе, пожалуй, не помешало бы потеплее одеваться. Когда в следующий раз тебя умыкнут, чтобы потом спасти, обязательно скажи, чтобы тебе дали какую-нибудь шаль. Каждый раз, когда я вижу тебя в какой-нибудь картинке, все думаю: на этот раз доходится, непременно хрипп подхватит.
— А где его меч? — захныкал младенец, лягая мать в голень.
— Меч, наверное, должен сам собой возникнуть, а он его должен поймать, — успокоила мальчика мать, воодушевляюще улыбаясь Виктору.
— Э-э. Да, пожалуй, — сказал он. — Пойдем, Джинджер.
Он потянул ее за руку.
— Освободите парню проход, — решительно потребовал старик с трубкой.
Толпа потеснилась, освобождая пространство. Тысячи глаз, следящих за Джинджер и Виктором, ждали продолжения.
— Они думают, что мы существуем на самом деле! — воскликнула Джинджер. — Все стоят как ни в чем не бывало. Они просто уверены, что ты — герой. И что нам теперь делать? Это чудовище раза в два сильнее нас обоих вместе взятых!
Виктор уставился в сырую брусчатку мостовой. «Может, я и вспомню пару заклинаний, но с обычной магией против Подземельных Измерений не повоюешь, — подумал Виктор. — И уж конечно, настоящие герои не стали бы выставлять себя напоказ ликующим толпам. У них есть дела поважнее. Настоящие герои ведут себя так, как бедолага Гаспод. О них вспоминают только тогда, когда становится слишком поздно. Это и называется, реальностью».
