Изабель, до сих пор безмолвно наблюдавшая эту сцену, направилась вслед за ними, но до двери так и не дошла. Задержалась, не в силах отвести взгляд от Леонарда, который лежал на полу, втягивая воздух резкими, сиплыми глотками. Впервые она засомневалась, не перегнул ли Виктор палку. Он всегда прав, это без сомнений, но Леонард сейчас выглядел таким беззащитным и покинутым… и одиноким. Прямо как Изабель. Ей отчетливо представилось, что она могла бы оказаться на его месте… Конечно, если бы у нее не было такого защитника, как Виктор. А вот у юного Штайнберга, похоже, никого нет.
"Изабель, ты где?" — требовательный голос Мастера раздался у нее в голове.
"Извини, уже иду!" — спохватилась она.
Бросив последний взгляд на Леонарда, она переступила через него и пошла на зов Виктора.
* * *
— За мной! — прокричала девушка, петляя по коридорам. — На кухню! Там они до нас точно не доберутся!
Хотя Уолтер не уловил логики в ее словах, но счел нужным повиноваться. Эвике уже успела передать ему спящую девочку, и он бережно прижимал почти невесомое тельце к груди. Спускаться по парадной лестнице было чересчур опасно, поэтому беглецы устремились к черному ходу и, запинаясь, почти падая в потемках, помчались на первый этаж, где располагалась замковая кухня. Ворвавшись туда, Эвике не долго думая схватила метлу с кочергой и крестообразно положила их у порога со стороны коридора. Затем захлопнула за собой дверь и опустила тяжелый засов.
— Брось ее и помоги мне!
Поддерживая девочку за голову, Уолтер уложил ее на полу возле огромного очага, в котором предки нынешних хозяев готовили быков на вертеле и который уже долгие годы не видел ничего крупнее цыпленка. Девочка даже не пошевелилась. С тоской он смотрел на ее веки, тоненькие, перламутровые с синими прожилками и совсем неподвижные. Вдруг она никогда не очнется?
— У тебя осталась святая вода? — окликнула его Эвике, которая уже зажгла керосиновую лампу и осветила своды кухни. Пошарив в кармане, он протянул ей последний флакон. Девушка деловито окропила все углы, побрызгала в очаге, на подоконнике, спрыснула дверь.
— Думаешь, это их отпугнет?
— Хотя бы ненадолго, — ответил Уолтер. Эвике присела рядом, сжала кулаки, и из глаз ее брызнули слезы.
— Ах, как славно посидели! — приговаривала она, хлюпая носом. — Вот это гости так гости, удружил нам герр Штайнберг. Как говорится, выпивши пиво — да тестя в рыло, поев пироги — тещу в кулаки. Зарубите на носу, — вскакивая на ноги, вдруг завопила девушка, — кухня это моя вотчина! И я вас сюда не приглашала! Поняли, сволочи?! Не приглашала!
— Все равно придут. Их теперь не прогонишь, — сказал Уолтер, устало закрывая глаза. — Раз хозяева их позвали.
— Разве что мы заберемся в спальню к каждому, найдем их приглашения и разорвем на клочки, — предложила Эвике без особой надежды.
— Не поможет. С ними невозможно бороться, только бежать.
— Да, бежать и прятаться.
Они переглянулись.
— Давай забаррикадируем дверь, — посоветовала Эвике. Уолтер согласился. Баррикада вряд ли защит их от вампиров, но надо же как-то скоротать время перед смертью.
Вдвоем они приволокли к двери тяжелый стол из потемневшего дуба, впрочем, дочиста выскобленный служанкой. После внимание Эвике привлек буфет, заставленный чистыми тарелками, теми самыми, которые они когда-то мыли вместе, но англичанин покачал головой — это лишнее. Не удержавшись, она все таки сняла с крючьев несколько сковородок, прикатила медный таз и утяжелила стол. Со своего места у очага Уолтер наблюдал за бесцельной суматохой. Хотя суетливое мелькание было куда приятней неподвижности девочки, тряпичной куклой лежавшей на полу. Он едва удержался, чтобы не набросить фартук ей на лицо.
— Ну что, так и будем сидеть? — спросила Эвике, возвращаясь к нему.
— А что еще остается делать?
— Ничего, — согласилась она. — Как думаешь, они скоро придут?
— Как только испарится святая вода.
— Значит, скоро, — вздохнула девушка, пододвигаясь поближе. — А потом?
— Убьют нас, — равнодушно ответил Уолтер. Вот бы прилечь рядом с девочкой и уснуть так же глубоко, чтобы уже ничего не слышать и не чувствовать.
— Убить — слишком милосердно с их стороны. Они нас покарают.
— А какая разница?
— Разница есть — убить можно равного, а нас за равных они не считают. Мы для них обнаглевшая пища. О нет, убьют они нас не сразу! Сначала накажут за то, что мы посягнули на их права и не дали себя сожрать. Особенно Изабель, уж она-то не спустит такой обиды… Ох, гадство! — простонала Эвике, раскачиваясь из стороны в сторону. — Чтобы эта уродина квиталась со мной на моей же кухне! Уолтер, мне так не хочется умирать! Почему ты молчишь? Придумай что-нибудь, чтобы нам не умирать!
— Я не могу думать, — сказал он.
В конце концов, он тоже имеет право на отчаяние. В один момент он потерял всю семью. Его дядя — точнее, его отец — скончался еще прошлым летом прямиком под Ламмас[41] Уолтер его плохо помнил. Несмотря на столь близкое родство, мистер Лэнкфорд никогда не выделял его, не стремился провести с ним чуть больше времени (своих детей он, впрочем, тоже игнорировал, проводя почти все время в клубе). Его мать… о, лучше не думать о ней!.. До сегодняшней ночи у него были родные братья и сестры, теперь же остались только сводные и двоюродные. Лучше и правда погибнуть, хотя смерть от вампирских клыков на кухне не назовешь благородной. О такой не дают объявление в разделе "Некрологи." На расспросы знакомых мистер и миссис Стивенс будут краснеть, отворачиваться и мямлить себе под нос. Если до них вообще дойдет весть о его смерти…
— Да очнись же наконец! Ну что ты, прям как сомнамбула какая! Думай, говорю, как нам от них отбиться! — в отчаянии Эвике затрясла его за плечи. — Все из-за его слов, да? Ему нипочем соврать, не верь ничему!
— Но это правда. Всегда подозревал, что я чужой в семье. Кроме меня, там нет других неудачников.
— А если и так? Зато у тебя есть дядя с тетей. Какой ты дурак, Уолтер, ну чего тебе еще нужно? Хоть не кровная, а все родня. У меня вот никого нет.
И тут она почувствовала, как в лоб вошла тупая игла. Свет замигал и померк окончательно. Сначала она решила, что погасла лампа, и даже вскочила, чтобы ее зажечь, но голову стальным обручем сдавила боль. Девушка крепко зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то оказалась уже в другом месте и, похоже, в другое время…
…Она очутилась в длинном зале с рядами узких коек, застеленными такими колючими одеялами, словно их связали из крапивы. На каждой койке виделся серый треугольник подушки, а выше, на стене, были прибиты литографии с вариациями на тему избиения младенцев царем Иродом. Столько раз она натягивала одеяло на голову, боясь что страшные солдаты спрыгнут с картин и примутся за нее! А фрески в столовой были еще оригинальней. Они изображали Судный День.
Посмотрев вниз, Эвике чуть не подпрыгнула на месте, потому что ее руки казались меньше, а под ногтями заметна была черная каемка грязи. Она начала торопливо грызть их, а не то сестра Схоластика, надзиравшая за воспитанницами, покарает ее за неряшливость. Длань у сестры была тяжелая. Поговаривали, что она запросто может пробить стену одним ударом четок… Но постойте, какая сестра Схоластика? Все это было так давно! Она уже взрослая и никто не посмеет ее бить…
— Эвике, ты опять ловишь ворон?!
Прежде чем разум успел отреагировать, ее рот автоматически произнес:
— Нет, сестра! Простите, сестра!
К ней уже спешила женщина в монашеском облачении, высокая, как гренадер, со строгим бесцветным лицом и плотно сжатыми губами.
— Почему так долго возишься? — протрубила она. — Думаешь, такая важная птица, что его сиятельство будет тебя дожидаться? Посмотрите на нее, еще не умылась!
Крепко ухватив Эвике за плечо, монахиня проволокла ее через дортуар в ванную комнату и, наполнив водой тазик с отколотыми краями, начала тереть ей лицо куском зернистого мыла. Эвике зажмурилась, не сопротивляясь. Ледяная вода обжигала щеки, мыло больно царапалось — выходит, все взаправду. Но как такое возможно? Спросить у воспитательницы нельзя, она не терпела, когда девочки задавали много вопросов.
— Ну вот, гораздо лучше, — проворчала воспитательница, швыряя в нее полотенцем. Эвике быстро вытерлась. Все нужно делать в спешке — заправлять кровати, орудовать ложкой за обедом, умываться — потому что за спиной всегда толпятся другие сироты. Их слишком много, а воды и еды — слишком мало.
— Тебе нужно благодарить Пресвятую, — говорила между тем сестра Схоластика, — что мать-настоятельница посоветовала графу взять в услужение именно тебя. Хотя ты и делаешь успехи в домоводстве, но тебя еще муштровать и муштровать. Ты слишком глупа, ленива, и упряма. А граф чересчур снисходителен, под его началом ты окончательно распустишься.
