Кивая в знак согласия, я подумал: «Вранье. Это последняя причина. Тут есть еще что-то…»
— …Но теперь, конечно, этот указ будет отменен. — Продолжал Ариман. — Трон заняла королева, у которой, насколько мне известно, нет никаких личных счетов ни с кем из Дворов. Не скрою — мы очень рады, что Мордред ушел. Это откроет дорогу для развития подлинных добрососедских отношений между нашими королевствами.
— Наши с вами позиции по данному вопросу полностью совпадают, ваше величество.
— Мне тоже так кажется. — Ариман выдержал короткую паузу. — Вам, разумеется, будет оказан соответствующий прием. Я свяжусь с главами Домов и через четыре цикла мы встретимся с вами в официальной обстановке.
— Четыре цикла?.. А сколько длится каждый цикл?..
— По-разному, в зависимости от того, в каком порядке они следуют… Последовательность, естественно, также меняется раз от раза… Сейчас белое небо, затем будет синее, черное и желтое. Приблизительно шестнадцать часов биологического времени. Занимайте пока эти апартаменты. Чуть позже мы подберем для вас что-нибудь более подходящее.
— Благодарю. Я хотел бы сказать кое-что еще. Не для протокола.
Ариман чуть наклонил голову, изображая вежливый интерес.
Я мысленно вздохнул. Я никогда не был трусом. Но я должен был сыграть роль труса также хорошо, как Ариман играл роль незлобивого, добросердечного короля.
— Хотя я целиком и полностью поддерживаю новый политический курс, принятый королевой Джинной, — сказал я. — Тем не менее, я являюсь реалистом и понимаю, что, возможно, в будущем может сложиться такая ситуация, когда одно из королевств перестанет существовать…
— Вы предвидите войну? — Ариман удивленно приподнял бровь.
— Нет, конечно, нет! — Запротестовал я. — Во всяком случае не с Хаосом. Что нам делить?!.
Ариман благожелательно кивнул. И в самом деле, что нам делить? Ничего, кроме власти над мирозданием…
— Может сложиться, например, ситуация, при которой кто-то из Эмеральда разрушит наш Лабиринт, а вы, например, уничтожите Лабиринт Бранда…
— Уверяю вас, мы не собираемся этого делать.
— Я в этом уверен. — Сказал я. — Но в Хаосе, как и у нас, могут найтись свои фанатики… экстремисты… Конечно, маловероятно, что они добьются своих целей, но полностью такую возможность исключать все-таки нельзя.
— Да, вы правы. Нельзя. — Сочувственно кивнул Ариман.
— Я просто хочу сказать — уже не как представитель Аваллона, а как частное лицо — что при существующем положении дел, насколько я могу судить, рядом стратегических преимуществ обладают Дворы, а не королевства Порядка. И, если Аваллон погибнет… я этого совершенно не хочу, но если Аваллон — по тем или иным причинам — все-таки погибнет, я бы не хотел погибать вместе с ним. И я не хотел бы перебегать на сторону Эмеральда. Кто для меня Феникс?.. Никто и ничто. Я знаю, что во мне течет кровь Единорога, и знаю, что Дворкин происходил из Дворов, а значит — во мне, как в его потомке, есть толика крови Змея. Но с Фениксом меня ничто не связывает и под крыло этой рыжей курицы я становиться не хочу. Если вдруг Аваллон рухнет, я бы хотел быть принятым на той половине мира, которая, по совести, нам гораздо ближе, чем Эмеральд.
Ариман кивнул.
— Я запомню ваши слова.
— Это не просто слова. — Сказал я. — Чтобы подтвердить их весомость, я хотел просить вас позволить мне пройти Логрус.
Ариман на несколько секунд задумался.
— Кем была ваша мать? — Спросил он.
— Отраженкой. Она уже умерла.
— В вас нет крови Хаоса…
— Я полагал, что она есть во всех потомках Дворкина.
— Только до известной степени. — Возразил Ариман. — Генотип изменен, кровь Змея вытравлена кровью Единорога. Риск при прохождении знака всегда есть, но в вашем случае риск возрастет неимоверно. Зачем вам это?
— Потому что я не хочу, чтобы вы смотрели на меня только как на агента Порядка. Я знаю — мое поведение, как и поведение адепта любой Силы, определяется не только моей собственной волей, но и, в какой-то степени, влиянием Силы. Пока это влияние происходит на бессознательном уровне, я не могу ему противостоять. Моя приверженность определенной стороне всегда будет четко задана. Но если я стану посвященным не только Лабиринта, но и Логруса, эта предопределенность будет разрушена. Одна Сила нейтрализует влияние другой, и я смогу сознательно выбирать между ними.
— Хорошо. — Сказал Ариман. — Лично у меня нет возражений, но, как мне кажется, с решением вопроса — допускать вас к Логрусу или нет — не следует торопиться. У вашей королевы может сложиться неверное представление о вашей судьбе, если вы вдруг погибните при прохождении.
— Конечно, я понимаю. В любом случае, сначала я собирался вернуться с докладом в Аваллон. И лишь потом… в частном порядке…
— Полагаю, вы не хотите, чтобы об этом стало известно широкой общественности?
— Вы совершенно правы, сир. — Я наклонил голову. — В Аваллоне мой поступок могут не понять… а если станет известно у вас, боюсь, в скором времени об этом узнают и мои родственники. Вы ведь, наверное, понимаете, что ваш указ о запрете контактов выполняли… ммм… далеко не все хаоситы.
— Догадываюсь. — Пламя, заменявшее Ариману лицо, вспыхнуло чуть ярче. В голосе короля мне снова послышалась усмешка. — Позвольте спросить, откуда у вас моя карта?
— Мне ее дала Джинна. — Соврал я. На самом деле, карту мне дал Джарет, но я не собирался его подставлять.
— Позвольте взглянуть?
— Нет.
— Нет?
— Я уничтожил карту перед тем, как перейти к вам. Таков был приказ королевы.
Я снова соврал. Джинна, которая, естественно, ничего о козыре не знала, не могла и приказать мне его выкинуть. Я избавился от карты потому, что Ариман мог вычислить Джарета по стилю, в котором она была выполнена. Он правил Хаосом вот уже десять веков — срок, более чем достаточный для того, чтобы изучить стиль всех рисовальщиков.
— Жаль. — Вздохнул Ариман. — Поймите меня правильно: я не собирался устраивать репрессий. Просто… мне было любопытно.
— Скорее всего, карту нарисовала Фиона. Говорят, когда-то вы были знакомы…
— Да. — Ариман вздохнул. — К сожалению… Ну что ж, я вас оставлю. Устраивайтесь. Через четыре цикла я за вами зайду.
— Благодарю.
— Не за что.
Ариман поднялся, шагнул к стене и вошел в нее, вызвав на поверхности колебания, как будто бы стена состояла из жидкости. Как только волны утихли, я поднялся и занялся осмотром комнаты. В трех местах — там, где ушел Ариман, перед белой дверью и в правом углу — у меня возникло впечатление, что если я сделаю еще один шаг, то куда-то перемещусь. Отражения в этом чертовом Хаосе были такими же безумными, как и все остальное.
Больше ничего интересного в комнате не было. Когда мне надоело слоняться по помещению, я сел на пол. Не доверял я этим диванчикам.
Чуть позже я нарисовал козырь мира с двумя десятками бирюзовых солнц, переместился туда и минут десять ползал по земле, похожей на засохшую краску, выискивая смятый козырь. Я уже почти пришел к мысли о том, что Ариман опередил меня, и удовлетворил свое здоровое любопытство, когда козырь, к моему удивлению, все-таки нашелся. Я уничтожил его, нарисовал карту комнаты в Путях Аримана, картопортировался и сделал вид, как будто бы никуда не уходил. Не знаю, поверили мне или нет — наверняка в Путях короля Хаоса имелась какая-нибудь магическая система, идентифицирующая посетителей. Впрочем, я вовсе не уверен в том, что моя комната находилась именно в Путях Аримана, а не представляла собой, скажем, гостиничный номер для всяких подозрительных субъектов. Ну да ладно. Я не гордый.
Поскольку времени было навалом, я добавил к своей коллекции козырь Аримана собственного изготовления. Моя колода давно уже с трудом влезала в нагрудный карман, и поэтому я разделил ее надвое. В первую пачку вошли портреты: все мои аваллонские родственники в количестве двадцать одной штуки, мой собственный козырь, козырь Аримана, восемь козырей Магистров Ордена, портрет Иды и двадцать восемь портретов рядовых членов Ордена Восьми Ветров. До недавнего времени их было несколько меньше, но потом к ним добавилась часть учеников Джулии. Мордред, если бы захотел, мог бы взять всех учеников Джулии под свое крыло, но он отчего-то не пожелал с ними возиться, оставил при себе лишь нескольких, наиболее способных, а остальных спихнул Анжелике. Когда власть поменялась и Анжелику отстранили от контроля за Сломанными Лабиринтами, мы поделили с ней учеников Джулии поровну. Поскольку у Анжелики было время узнать, кто есть кто, и расставаться с настоящими талантами она вряд ли бы стала, мне, как я подозреваю, достались самые отъявленные двоечники, бездельники и тунеядцы. Вдобавок, некоторые из них могли стучать Мордреду или той же Анжелике. Тем не менее, я не стал отказываться от возможности расширить свой Орден — даже за счет столь сомнительного контингента. Со временем я собирался сделать из них приличных людей… а категорически неспособных проникнуться идеей бескорыстного служения Порядку — потихоньку устранить. Я искренне надеялся, что проникнутся все.
