"На колени," — скомандовала она, и Штайнберг, не в силах противиться ее цепкому взгляду, встал перед ней на одно колено. Он тоже устал. Теперь, когда их лица были на одной высоте, вампирша положила руки ему на голову и пристально посмотрела в глаза. И улыбнулась.
"Это совсем не больно, будь хорошим мальчиком. То есть, дяденькой."
А потом…
…Солнечные лучи проникали через кисейные занавески детской, где-то за окном лениво чирикали птицы, разомлевшие на солнце, и погода была отличной, самой лучшей для прогулки в парке. Нужно попросить няню приготовить коляску, подумал Штайнберг, стоя на пороге. Берта любит такие прогулки, ее щечки всегда разгораются, а губки лепечут веселую бессмыслицу. Тихо, чтобы не разбудить дочку, он прокрался в детскую, посмотрел на ее колыбель под кружевным пологом. Колыбель была дорогущая, из красного дерева. Именно поэтому он не сразу заметил темную жидкость, которая переливалась через край и тонкими струйками стекала по бокам, образую огромное алое пятно на бежевом ковре. Тогда он понял, что так и не уберег ее, и закричал, и уже не мог остановиться.
* * *
Заря занималась на небе, когда билетер на железнодорожной станции города Арада забрался в свою будку и, кряхтя, отворил оконце. К нему немедленно подступили двое — молодой человек в помятом фраке и девушка в ярко-красном, совершенном неуместном в утренний час платье.
— Два билета до Пешта, — потребовала девица.
— Десять флоринов.
Застигнутый врасплох, билетер тут же скосил глаза к переносице, куда уперлось тупое лезвие ножа для масла.
— Чистое серебро, сами поглядите, — сказала девица, положив нож перед ним. Подумав, она добавила чайную ложку. Все это время на ее лице играла широкая улыбка человека, который изо всех сил старается походить на нормального, осознавая при этом, что таковым отнюдь не является. По правилам следовало позвать охрану и скрутить обоих. Но связываться с умалишенными с утра пораньше, пока они еще не очухались от влияния луны, которая, как известно, творит с ними страшные вещи, — себе дороже. Билетер молча сгреб столовое серебро и выложил перед девицей два билета в третий класс.
В гостиной было темно из-за опущенных штор и душно из-за густого табачного чада. Махнув рукой на приличия, отец Штефан не только разрешил гостям курить, но и сам попыхивал трубкой. Но блестящие идеи их все равно не посещали. Заметно было, что темнота действует на крестьян угнетающе, навевая воспоминания о прошедшей ночи. Ничего не поделаешь, утренний свет стал бы погибелью для Леонарда, который разбил походную лабораторию в кухне, но время от времени забегал в гостиную, извиниться за очередную разбитую тарелку, расплавленную кастрюлю или ложку, от которой остался один черенок.
— Может нам того, к властям обратиться? — послышалось неуверенное предложение.
Остальные крестьяне, набившиеся в домик священника, посмотрели на говорившего как на браконьера, который решил зайти к леснику за разделочным ножом. Упоминать полицию в деревне, где в каждом доме почетное место занимал самогонный аппарат, было по меньшей мере неразумно. Если вампиров можно отпугнуть с помощью того же чеснока, то власти и чесноком не побрезгуют. Заберут его вместе с прочими запасами.
— Ну так соберем скарб и уедем отсюда, — предложил унылого вида мужик с обвислыми усами. — У меня ребятня мал мала меньше, что же, дожидаться когда их вурдалаки загрызут?
Выслушав пессимиста, односельчане чуть не подавились трубками.
— Ишь чего захотел! — возмутился Габор. — Как говорится, поп в гости, а черти на погосте! Я-то уеду, а они мне красного петуха на двор пустят и еще по-всякому набезобразничают.
— А у меня корова вот-вот отелиться!
— А урожаю пропадать, что ли?
Тут все как один посмотрели на графа, который молча сидел на клеенчатом диване и сосредоточенно смотрел на дым, вылетавший из трубки, словно надеялся прочесть в его контурах какое-то предсказание.
— Ваше сиятельство? — вежливо, но настойчиво позвал его Габор.
— Я думаю, — отозвался он.
Повеселев, мужчины переглянулись. В интеллектуальных способностях графа никто не сомневался.
— А о чем, позвольте спросить? — поинтересовался священник.
Наблюдая за колечком дыма, граф поднял глаза к потолку.
— Анализирую крестьянские восстания, почему они всегда терпят поражение. Причина заключается в отсутствии стратегии, тактики, тренировки, и подходящего оружия.
— А где нам сыскать енту самую стратегию? — раздался скептический голос. — В наших краях и цинкового ведра-то не найдешь, не то что такую мудреную штуку.
— Стратегия — это искусство ведения войны, — произнес граф внушительно. — Если уж вы решили остаться, я обучу вас боевым навыкам.
Крестьяне вновь приободрились, и глядя на их радостные лица, фон Лютценземмерн решил не напоминать, что сам он ни разу не бывал на поле брани, а стратегию использовал лишь для того, чтобы играть в шахматы с дочкой. Вся надежда на "Записки о Галльской Войне" Цезаря — книгу, которую граф прочел еще в молодости, а потом неоднократно перечитывал чтобы не позабыть латынь.
— А оружие? — вдруг засомневался трактирщик. — У меня, само собой, есть меч…
-.. котором только ворон пугать. Вернее, смешить, — сострил какой-то весельчак, седой и красноносый, явно завсегдатай "Свиньи." Габор мысленно плюнул в его пивную кружку.
— Меч — это уже хорошо, — одобрил граф, — но должно же быть что-нибудь еще? Как насчет сельскохозяйственного инвентаря? Вилы, косы, серпы? Их тоже можно пустить в ход.
— Как раз с оружием я вам и помогу!
Собравшиеся обернулись к Леонарду, который замер в дверном проходе. На нем был некогда белый лабораторный халат, который теперь выглядел так, будто семья трубочистов передавала его из поколение в поколение, ни разу и не постирав. Помимо халата, в чемоданчике оказались запасные очки на резинке, чтобы случайно не слетели во время работы, и с дюжину пар перчаток. Юный вампир натянул сразу несколько. В одной руке он держал горшок с геранью, которая, судя по всему, пережила извержение Везувия. В другой он держал дохлую мышь.
— Ты нам поможешь? — недоверчиво переспросил отец Штефан.
— Ну да! А чем, по-вашему, я занимался все это время? — оскорбился юный Штайнберг.
Говоря откровенно, все они считали, что таким способом Леонард успокаивает себе нервы. Ну мало ли как бывает — кто-то пьет горькую, кто-то идет по магазинам, а кому-то для душевного равновесия требуется проникнуть на чужую кухню и что-нибудь там взорвать.
— Чем же ты занимался?
— Пойдемте, покажу! — Леонард призывно помахал мышью, но тут же добавил. — Надеюсь, Марта не так уж привязана к своим цветам? Я компенсирую ущерб.
Как только они вошли в кухню, стало ясно, что деньгами такой ущерб не компенсируешь. Вероятнее всего, служанка сама восстановит справедливость, как следует отлупив Леонарда метлой. От ее любимого садика, занимавшего оба подоконника, остались голые прутики, которые годились лишь на то, чтобы иллюстрировать статью «саксаул» в энциклопедии. Пожелтевшие листья и увядшие лепестки усыпали пол, а плоды на лимонном дереве почернели и едва держались. Отец Штефан вздохнул, мрачно и многозначительно.
— Зато я потравил вам мышей, — оправдался вампир.
Действительно, то тут, то там виднелись мышиные трупики, причем на каждой мордочке застыло брезгливое выражение.
— Они пили это? — граф покосился на жидкость, бурлившую на плите.
— Просто понюхали, — пожал плечами Леонард.
Половина крестьян тут же схлынула, оставшиеся смельчаки зажали носы.
— Это что еще за еретические штучки? — загромыхал отец Штефан. — Ты варишь какое-то зелье? Я хочу знать, что творится на моей кухне.
— Нет, не хотите, — тихо, но твердо заявил Леонард.
Лучше и правда не знать, что в одной из кастрюль, наполненной кипящей водой, нагревалась банка с серной кислотой. В ней медленно растворялся слиток серебра. Во второй кастрюле в такой же банке весело бурлила соляная кислота. (Здесь догадливый читатель поймет, что не стоит повторять подобные эксперименты дома, потому хотя бы, что существуют куда менее трудоемкие способы покончить жизнь самоубийством). Когда серебро окончательно растаяло, Леонард вылил соляную кислоту в емкость с серной, и серебро, к ужасу окружающих, превратилось в белый осадок.
— Ну вот, такой кусок серебра и псу под хвост! — разочарованно воскликнул Габор.
— Н-ничего подобного! Серебро не испорчено, наоборот — стало еще лучше. Его можно использовать для гальванизации.
С этими словами Леонард слил кислоту в раковину, а осадок промыл в воде и вытряхнул на фильтровальную бумагу, стараясь поменьше прикасаться к самому серебру, которое обжигало пальцы.
