— Вы… Так это… Так значит… Эта записка…
— Да, это написала я. Слава о твоей отваге и искусстве долетела и до наших диких краев, Язон… Поэтому не торопи время, мой воин… Нас ожидает жаркая ночь… Какая прелесть! Ты краснеешь! Ой, что с тобой? Тебе нехорошо? Открыть окно?
И снова неведомая сила подняла Иванушку и бережно опустила на только что собранную им гору подушек. По всей комнате захлопали створки распахивающихся окон.
Царевна, изогнув крутое бедро, присела с краю, щелкнула пальцами, и со стола прямо к ней подплыло и зависло в метре от пола огромное золотое блюдо с фруктами.
— Хочешь персик? — коснулась она румяного плода изящным пальчиком с трехсантиметровым, покрытым черным лаком, ногтем.
— Н-нет… — Иван слегка отодвинулся.
— Грушу?
— Н-нет… — Иван отодвинулся еще подальше.
— Тогда хурму?
Тоскливый взгляд Иванушки скользнул по бескрайнему блюду и непроизвольно остановился на бананах. «Эх, Сергий, Сергий… Пошто ж ты меня оставил…» — запершило в горле.
— Ага! — довольная собственной прозорливостью, неверно истолковала паузу Монстера и взяла с кучи фруктов один банан.
Кожура под ее пальцами лопнула, распавшись на четыре желтых полосы, и полные чувственные губы искусительницы плотоядно сомкнулись на беззащитной белой сердцевине.
Иван вздрогнул и инстинктивно забился в угол.
Колдунья недоуменно нахмурилась. Что-то здесь было явно не так.
— Вы мне, кажется, что-то сказать хотели… — нерешительно набрался смелости царевич. — Когда записку писали…
— Я? — грудным голосом удивилась Монстера. — Какую записку? Ах, да. Записку… Да, я хотела посоветовать тебе, как справиться с завтрашним испытанием…
— Спасибо!
— …Но ты должен мою подсказку заработать… — мягко коснулась она коленки Ивана.
— Что я должен буду для вас сделать?
Тут непрошибаемая невинность ее ночного гостя начала беспокоить хозяйку Черной башни.
— Послушай, Язон, у тебя никогда не было брата с таким же именем?.. Или другого родственника?..
— Н-нет… Насколько я знаю… — нерешительно проговорил Иван, не понимая, к чему клонит волшебница.
— М-мда… — разочарованно откусила она банан и стала задумчиво жевать. — Или я что-то перепутала, или слухи могут быть НАСТОЛЬКО обманчивыми…
— В-ваше высочество… Если требуется сразиться с великаном… Или скакать за тридевять земель… Или… Я готов… Вы только скажите…
— Нет, Язон. Ничего такого мне от тебя не надо, — проникновенно заглянула она ему в очи в последней отчаянной попытке. — Мне всего лишь хотелось, чтобы ты своими губами, своими руками, своим телом поведал мне о вселенной безумной любви…
Так бы сразу она и говорила. Об этом царевича дважды просить было не нужно. Уж это-то он знал, как делается — и читал, и сам видел на примере старших братьев неоднократно.
Иванушка неуклюже, но быстро соскочил на пол, встал на одно колено перед царевной и прижал обе руки к груди (своей).
— Твои уста свели меня с ума!
Взгляд карих глаз, внимательный и мудрый,
Лежит на мне, как черная чума!
Твои уста свели меня с ума!
Твое благоволенье — мне награда!!!
Глоток воды пред смертию лихой!!!..
Иван декламировал, как с кровью отдирал от горячего сердца истекающие любовью куски, и обнажались предсердия и желудочки, кипящей страстью брызжа на неосторожных.
Монстера закрыла лицо подушкой, и плечи ее, одетые в черный газ, мелко вздрагивали.
— …Твое рукопожатье — счастье мне!!! —
закончил царевич взрывом эмоций и рухнул на ковер лицом вниз, замерев у бархатных туфелек колдуньи.
Монстера была не в силах говорить, и только изредка всхлипывала, вытирая самой маленькой из подушек расплывшуюся тушь.
— Язон… Язон… Милый мой… Сколько мужчин побывало в этих стенах… Но ты один… Один… Такой… Никто… Я не забуду… Никогда раньше… Поднимись… Я все тебе расскажу… И помогу… И еще погадаю… Какой ты… Это невероятно… КАК ТЫ МЕНЯ РАССМЕШИЛ!!!..
* * *
Возбужденный гаданием Монстеры Иван убежал в свою комнату во дворце, суровые часовые, пробурчав нечто невнятное себе под нос, заснули на своих постах, и даже исходящий злостью и желчью Ксенофоб забылся за точильным камнем, выронив из рук свои любимый боевой топор.
И никто-никто не слышал и не видел, как в святая-святых сокровищницы — внутреннее хранилище — легкой тенью просочилась таинственная фигура в черном плаще и из зачерненного сажей медного кувшина вылила до капли в чашу с зубами дракона какую-то тягучую мутноватую жидкость, подозрительно похожую на сахарный сироп.
Это и был тот единственный способ пройти через смертельно опасное испытание и остаться живым, о котором Монстера поведала царевичу.
Ведь даже малые дети в Гаттерии знают, что ночью начинается и властвует безраздельно страшная болезнь кариес.
* * *
Из пораженных за ночь кариесом зубов дракона выросли хилые, уродливые, еле стоящие на ногах воины — кариозные монстры.
Что творилось на апидроме — ни в сказке сказать, ни в мифе описать.
Возмущенная толпа стала кидать на арену косточки от фруктов, куски подсолнухов, огрызки яблок…
Один из таких огрызков и решил исход так и не начавшегося сражения, попав в плечо командиру. Тот повалился, увлекая за собой одного, другого, третьего…
«Принцип домино,» — покачал головой Иванушка, с жалостью и сочувствием наблюдая, как беспомощная и бестолковая куча-мала делала безуспешные попытки распутаться и приподняться.
Монстера, медленно смакуя цифры, досчитала до десяти и объявила победу стеллиандра за неявкой соперника.
Если бы Ивану сказали раньше, он никогда бы не поверил, что десять стеллиандров могут перекричать многотысячный апидром, да еще с большим запасом. С восторженным ревом земляки Язона подхватили царевича на руки и стали его качать, так, что дух захватывало, а завтрак настойчиво просился наружу.
И быть бы ему на вершине счастья, да только не давали покоя вчерашние слова Монстеры: «С этим испытанием я тебе помогу, а вот против дракона не подействуют ни моя хитрость, ни моя магия. Только говорят мне карты, что место твоей смерти не здесь, и время твое не пришло еще, и только поэтому знаю я, что пройдешь ты и это испытание, хоть и не ведомо мне, как и какой ценой. Но помни, Язон-царевич, что карты и ошибаться могут, даже у меня. Так что, берегись…»
На следующее утро гомонящая, жадная до зрелищ толпа окружила у стен дворца стеллиандров, царя и гвардейцев и повлекла их вверх по пыльным улицам Мзиури, к голой желтой скале, нависающей над морем.
Впрочем, по мере приближения к ее подножию голоса гаттерийцев как-то сами собой становились все глуше и тише, пока совсем не смолкли, и тогда Иванушка понял, что они пришли.
По лицу Ксенофоба было ясно, что он считает, что это путешествие для выскочки-стеллиандра было без обратного билета.
— Ты знаешь, Язон, почему еще задолго до приближения к драконьей скале замолкла толпа? А почему среди дворцовой челяди нет палача? — голос Ксенофоба источал кипящую ненависть и приторный яд. — А почему вот уже несколько сотен лет мы даже не утруждаем себя тем, чтобы получше перепрятать нашу национальную реликвию, ты тоже не знаешь?..
— Потому, что сами не можете забрать ее оттуда? — рассеяно предположил Иван, тревожным взглядом окидывая негостеприимную гору цвета золотого самородка.
Ксенофоб зашелся от ярости, и Иван понял, что угадал. И почему во дворце не существовало должности придворного палача, он понял тоже.
Потому что, как старая картина — мушиным навозом, гора была усеяна человеческими черепами. Костей видно не было — может, для этого нужно было подойти поближе. Хотя царевич охотно принес бы в жертву свое любопытство, лишь бы быть от этого зловещего места как можно подальше.
И как можно быстрее.
Потому, что на самой верхушке скалы часть крутого уступа зашевелилась, заворочалась и расправила золотистые крылья.
Толпа ахнула и подалась назад, едва не утащив за собой и героя, и злодея дня.
— Там, на самой вершине скалы, есть пещера. В пещере — золотое руно. Иди. Желаю тебе оставить твои кости где-нибудь неподалеку, чтобы их можно было потом забрать и закопать под порогом дворца, чтобы всякий проходящий топтал их, а твоя душа не знала покоя под их ногами, — огласил напутственное слово царь и, неприятно осклабившись, шепотом добавил:
— Но если даже ты сумеешь добыть руно, не думай, что ты с ним далеко уйдешь. Клянусь, оно рано или поздно займет свое место на моих плечах.
Иван поморщился от такого вероломства, закусил губу и решительно шагнул вперед.
— Удачи тебе, Язон! — выкрикнул, перекрывая рокот толпы Ирак. — Мы все равно будем ждать твоего возвращения! Проклятый дракон подавится!
