Владимир Санин - Приключения Лана и Поуна

Кстати, тот же Нув оказал нашим друзьям ещё одну большую услугу. Именно по его предложению общее собрание племени единодушно избрало Аркашу колдуном – честь, которая ещё никогда не оказывалась лицу его возраста и тем более пришельцу. Согласно обычаю, Аркаша трижды отказывался от столь почётного предложения, но в конце концов позволил себя уговорить и с благородным достоинством принял из рук вождя отличительные знаки колдуна – четыре шакальих хвоста. Исподтишка Аркаша пытался сунуть их в карман, чтобы потом выбросить на свалку, но этот фокус не удался: хвосты были торжественно привязаны к шевелюре.

– Хорош! – не без ехидства сообщил Лешка. – Поздравляю, гражданин колдун!

– Спасибо, – проворчал Аркаша, с отвращением ощупывая хвосты. – Как бы избавиться от этой дряни?

– Издай новый закон, – посоветовал Лешка. – Скажем, отныне колдуну вместо шакальих хвостов носить собачьи. Должен ведь ваш брат мракобес чем-то отличаться от прочих верующих! Не расстраивайся, они тебе идут.

Аркаша некоторое время терпел насмешки, а потом не выдержал и придумал для друга должность заместителя колдуна по общим вопросам. Лешка взвыл, но было поздно: как он ни отплёвывался, к его волосам тоже прицепили шакальи хвосты – правда, три, а не четыре. Дороживший своим привлекательным лицом, Лешка взглянул на себя в лужицу и возвёл такую хулу на всех богов, что, пойми его кваны, они были бы оскорблены в своих лучших религиозных чувствах.

Однако шутки шутками, а новое служебное положение дало ребятам весьма ощутимые преимущества. По табелю кванов о рангах колдун вообще был вторым человеком после вождя, а учитывая то, что обладателем шакальих хвостов являлся теперь не какой-нибудь безграмотный Пок, а сын Солнца, этот пост приобрёл особую роль. После блистательной победы в поединке авторитет Лана был столь высок, что… стыдно об этом рассказывать, но кваны падали на колени и целовали следы его ног. Пришлось специальным актом запретить такое безобразие, а заодно и процедуру целования ступни с последующим водружением её на голову (последнее особенно выводило из себя Лешку, который считался простым смертным и посему от целования ступни не освобождался).

Седобородый Тан настолько уверовал во всемогущество нового колдуна, что безропотно согласился и на ряд других реформ.

Так, начисто отменялись жертвоприношения Солнцу – вредный обычай, из-за которого племя лишалось значительной части пищи. Вместо дефицитного мяса богам отныне преподносились только обглоданные кости, которые, как безапелляционно заявил Аркаша, его небесный родитель считает наилучшим деликатесом.

В силу вошёл и закон, согласно которому пищу в первую очередь получают дети, женщины и старики, а не самые сильные охотники, как это было раньше. А для того, чтобы при голосовании мужчины не провалили этот закон, вождь по настоянию Аркаши предоставил право голоса женщинам (заметьте – тоже впервые в истории! Прошу простить автора за то, что ему не раз придётся употреблять эти слова).

Был изменён и ритуал молитвы о ниспослании кванам удачной охоты. Прежде Пок, сын Шакала, уединялся в пещере и с полчаса там бесновался, выкрикивая какие-то нелепости. Это, быть может, и вселяло в кванов священный трепет, но не способствовало их эстетическому воспитанию. Аркаша и Лешка решили, что если уж кваны требуют заклинаний, то пусть они будут выдержаны в духе оптимизма и прививают людям музыкальные навыки. Отныне перед охотой кваны собирались на площади Стрельцова и слушали новую молитву, Аркаша становился в позу эстрадного певца и запевал:

Далее включался Лешка со своим баритоном, и колдуны пели вместе:

Тут все племя подхватывало вызубренный наизусть рефрен и в молитвенном экстазе повторяло:

Кваны ещё не знали музыки, и мелодия привела их в восторг. Обнаружилось, что некоторые из них обладают неплохим слухом и звонким голосом: так, своего любимца Нува колдуны готовы были хоть сейчас рекомендовать в Высшее музыкальное училище имени Гнесиных. Неплохо пела и юная красавица Кара, которая не сводила удивлённых и восторженных глаз с Лешки, приводя его в немалое смущение.

Короче, новая молитва кванам понравилась до чрезвычайности, и, главное, она приносила им удачу: целых полтора месяца охота была отличная, пока не произошло чрезвычайное происшествие, о котором читатель узнает несколько позднее.

– Ты не знаешь, колдун, что творится с Нувом? – спросил у Аркаши его заместитель по общим вопросам.

Аркаша пожал плечами. С Нувом действительно происходило что-то непонятное. Он осунулся, стал молчалив и потерял присущую ему жизнерадостность. Бывало, что он целыми часами сидел на берегу реки и смотрел на её голубые воды. Когда ему задавали наводящие вопросы, он отвечал односложно и сухо.

Ребята терялись в догадках до тех пор, пока Аркаша случайно не заметил, что Нув провожает стройную Лаву, дочь старого Вака, долгим тоскующим взглядом. Здесь уже не надо было быть психологом, чтобы различить симптомы трудноизлечимого заболевания – неразделённой любви.

Но в действительности дело обстояло ещё хуже. Я утверждаю это со всей ответственностью, хотя предвижу возражения читателя, что хуже неразделённой любви ничего на свете быть не может.

Оказалось, что в переживаниях Нува виноваты Лан и Поун. Пусть косвенно, но всё-таки виноваты.

В своём споре о том, имеют ли они право вмешаться в исторический процесс и даровать первобытному человечеству лук, Лешка и Аркаша упустили из виду одно важное обстоятельство: кваны в лице Нува уже знают об этом великом изобретении.

Я, разумеется, не стану бросать тень на честного Нува и намекать, что молодой кван якобы способен разболтать доверенную ему тайну: я убеждён, что он не сделал бы этого под страхом смерти; но, дав в руки квану лук и стрелы, сыновья Солнца и Луны уже не имели морального права забрать их обратно.

Чего стоит искусство, скрываемое от людей? Что толку от того, что он бьёт без промаха, если нельзя продемонстрировать кванам своё мастерство? Нув уже не радовался тому, что стал превосходным стрелком из лука. Более того, успехи, которыми он так гордился, принесли ему сплошные неприятности. Дело в том, что Нув допустил одну оплошность. Кванам ещё ни разу не удавалось полакомиться мясом архаров, горных козлов, которые прыгали по неприступным скалам, держась от охотников на расстоянии, вдвое превышающем дальность полёта дротика. Поэтому, если кто-либо из них завирался, кваны шутили: «Ну, пошёл ловить архаров!» И когда Нув метким выстрелом поразил эту вожделенную цель, юноша был вне себя от радости. Ему бы сказать, что козёл случайно свалился со скалы – и все бы этому поверили. Однако Нув был плохим дипломатом: принеся в становище свою добычу, он гордо заявил, что самолично убил архара. Врать честный парень не умел, а оправдаться – не мог, и над беднягой смеялось все племя: даже Тан, лучший охотник среди кванов, считал охоту на архаров бесполезнейшей затратой сил!

Так Нув оказался хвастуном. Насмешки мужчин он переносил болезненно, но страшнее всего было то, что над ним вместе со всеми смеялась и Лава, к которой юного геркулеса влекло с непреодолимой силой. Если раньше дочь Вака благосклонно с ним разговаривала и даже – верный признак симпатии – расчёсывала при нем свои прекрасные чёрные волосы, то теперь она относилась к хвастуну с нескрываемой иронией. Нув ей нравился, но хвастовство у кванов считалось почти таким же непростительным пороком, как трусость.

Обо всем этом, вызванный наконец друзьями на откровенность, рассказал сам Нув. Он недоумевал: почему Лан и Поун продолжают скрывать от племени лук? Разве они не хотят, чтобы кваны стали сильнее?

Вникнув в состояние без вины виноватого друга, Лешка и Аркаша решили прекратить бесплодные теоретические споры.

Аркаша трижды ударил колотушкой по стальной стенке древнелета. Услышав сигнал: «Все на сбор!», кваны бросили свои дела и сбежались на площадь. Сын Солнца был краток.

– Может ли кто-нибудь из охотников убить архара? – воскликнул он. – У кого хватит силы поразить архара дротиком или копьём?

Взглянув на вершину почти отвесной скалы, где резвились горные козлы, кваны заулыбались. Скала была почти отвесной, и даже гибкий леопард не рискнул бы своей шеей ради столь неверной добычи.