Я отбросил в сторону перо и смахнул со стола чернильницу. Та ударилась в стену, и расплескалась, забрызгав ее кровью.
Моей кровью.
Как же давно мне хотелось это сделать! А еще вознести молитву Всевышнему, хоть я и прекрасно знал, что он меня не услышит. Какое дело Творцу до жреца-отступника, который превратился в кровососущую нежить и служит самому Люциферу, Падшему?
Но теперь, когда его власть надо мною исчезала, я снова свободен! И могу отправиться, куда угодно и делать, что угодно. За те месяцы, что я провел взаперти, записывая собственной кровью. каждое слово, каждый жест в «Летопись», без перерывов на сон и еду, у меня накопилась уйма желаний!
Я бросился к сундуку и осторожно коснулся его.
Защитный символ, не позволяющий мне даже прикасаться к нему ранее, утратил свою силу вместе с исчезновением Люцифера. Массивная на вид крышка оказалась не такой уж и тяжелой — или это потому что у вампиров совсем другие физические кондиции?
Моя старая одежда, пара ботинок, потрепанная «Библия»…
Ай! Жжется!
И все ж, я не мог оставить ее здесь, и потому все же ухитрился засунуть в карман, предварительно обернув в несколько слоев ткани, пожертвовав ради этого рукавом рубахи.
Дверь, ведущая наружу, тоже была защищена какими-то мистическими символами, но у меня были все основания полагать, что и они утратили свою силу, а значит, впереди лишь…
— И далеко ты собрался, упыреныш?
От одного взгляда на возникшую в проходе фигуру, у меня зазвенело в ушах, а все вокруг поплыло, очертания предметов начали двоиться. Во рту появился вкус крови.
Моей крови.
— Я так понимаю, ты и есть карманный летописец моего братца?
— Захария, — прохрипел я.
— Да мне плевать, каким набором звуков ты предпочитаешь себя обозначать! — и светящаяся фигура, перекрывавшая мне путь к свободе, действительно сплюнула прямо на пол, породив этим еще один источник света.
Священного света.
— Возвращайся на место, кровосос. Твоя работа здесь еще не окончена… — продолжил незваный визитер.
— Но мой Владыка…
— Теперь ты будешь служить мне, упыреныш. И я буду диктовать тебе новую «Летопись». Так что живо уселся, вскрыл себе вены и продолжил писать! А за хорошую службу я порадую тебя кем-нибудь вкусненьким.
— Господин Люцифер приносил мне донорскую кровь. В пакетах.
— В этом смысле я куда более консервативен. Кого ты хочешь? Мужчину или женщину, помладше или постарше? Может, девственницу?
— Я…
— Только сперва ты должен заслужить мою милость. Так что живо сел и принялся за работу!
Что мне оставалось делать? Лишь подобрать чернильницу, наполнить ее собственной кровью и снова взяться за перо. Дрожащие пальцы неуверенно вывели под диктовку нового Хозяина:
Новая Летопись от Захарии
Интерлюдия первая
— Господин! Наконец-то вы вернулись!
Сплющенный привратник подобострастно ползал по раскаленным камням у ног своего Владыки. Тот нахмурился и придавил его копытом, вынуждая замереть на месте.
— Как долго меня не было? — поинтересовался Люцифер, одновременно вонзая руку в информационный поток, проплывающий мимо.
— Почти два года по адскому усредненному потоку времен, о Огненноликий!
— И где же я был?
— То мне неведомо, о Несокрушимый!
— Кто здесь всем заправлял в мое отсутствие?
— Вельзевул, разумеется. Как обычно.
— Понятно. Позови его. У меня к нему накопилось немало вопросов. И да… По пути сюда я встретил своих Всадников. Что с ними случилось? Доспех Войны проржавел, а Голод скинул килограмм шестьсот. Разве мы с кем-то воевали, пока меня не было?
— Не могу знать, о Всеведущий.
— Издеваешься, тварь?
— Никак нет, о Иссушающий гневом!
Люцифер отпустил Привратника и топнул копытом, раскалывая камень и призывая Лавовый Трон на поверхность. Уютно пристроившись на его раскаленных камнях, он задумался.
За время его отсутствия в Аду явно что-то случилось. Да и на Земле, судя по всему, тоже.
Несколько «законсервированных» душ пропало. Включая беса-художника и старого китайского пьяницу. Зато в «ловушке» оказалось несколько очень необычных новичков. Например, старый владелец видеосалона, которому бы еще жить да жить — за этим Люцифер следил лично. А еще душа какого-то нациста, запятнанная такими грехами, что ему впору вручать трезубец Мучителя. Может, он бы так и сделал, если бы не клеймо, пометившее эту душу,
Его собственное клеймо, означающее «особое внимание» к выделенной таким образом душе.
Вот только он, хоть воскреси, не помнил как, кому и когда мог поставить такую метку.
И почему.
Вопросы-вопросы-вопросы. И ни одного ответа.
Владыка Ада вытянул коготь и вскрыл им Пространство. Выудил из образовавшейся щели Многомерного Слизня и отправил его в рот, от наслаждения зашевелив обеими парами ушей.
Вкусняшка!
Интерлюдия вторая
— Эй, гляди, никак, Хромой вернулся?
Один из троицы бредущих по улице бомжей остановился и указал рукой в переулок, из которого исходил тусклый свет.
— Кажись, и впрямь он. Ишь ты, огоньком разжился, — недовольно пробормотал бродяга, лицо которого было густо испещрено оспинами.
Его так и звали приятели: Ноздря.
— Может, поделится со старыми друзьями, огоньком-то?
— Давай спросим.
Разумеется, им нужно было вовсе не тепло от горящего в ржавой бочке пламени: бродяги прекрасно понимали, что в эту жаркую ночь греться у огня будет только идиот. А значит, скорее всего, их старый приятель готовит там ужин.
— Здорова, Хромой, — войдя в круг света, поздоровался Ноздря.
Бездомный, стоявший у бочки, в которой трепыхались языки пламени, прищурился.
Нет, не потому что ему было плохо видно, напротив: с некоторых пор он прекрасно видел в темноте. Просто он узнал лица тех, кто заявился на свет его костра. И вспомнил неприятные обстоятельства их последней встречи с «друзьями».
— Что, своих не узнаешь? — недовольно прошипел другой бродяга, — Или крысятину зажал старым друзьям?
Хромой тяжело вздохнул. Делиться с приблудными бездомными ему действительно не хотелось. Но говорить об этом он не стал: мало ли, как эта троица отреагирует на отказ? Ни сил, ни желания на драку совершенно не было.
Поэтому бродяга пожал плечами и тихо согласился:
— Почему бы и не поделиться со старыми друзьями?
Он сунул руку в огонь и перемешал угли, вынуждая пламя взвиться с удвоенной силой.
— Это как же оно так? — попятился Ноздря, который стоял ближе всех к бочке и прекрасно видел, что Хромой сделал это голой рукой.
Прямо так и хватал горящие угли, и даже не поморщился при этом.
— Подождете немного, пока я и на вас приготовлю? — спокойно поинтересовался Хромой, вытирая испачканную руку о край своего странного одеяния.
Похожего не то на монашескую рясу, не то на балахон какого-то сектанта. Правда, правый рукав у нее полностью отсутствовал. Благодаря чему бродяги смогли рассмотреть новое украшение своего давнего приятеля:
— Забавная татуировочка. Когда успел? — подал голос бродяга, который откликался на прозвище «Кокс».
При том, что сам он был черным. В смысле афроамериканцем.
Тот, кто его так когда-то назвал, имел в виду коксовый каменный уголь, а вовсе не слэнговое название кокаина. Но малообразованные бродяги решили, что это есть тонкая ирония и классная ржака, назвать черного — в честь белого порошка.
— Не твоего ума дело, — Хромой поскреб предплечье, украшенное тонким рисунком чешуи.
Которая была совсем не рисунком, потому что имела едва ощутимый рельеф и переливалась на свету. Едва заметно, но совсем не так, как положено обычной татуировке.
Он свистнул, вглядываясь куда-то в темноту.
Трое незваных гостей тоже уставились в ту сторону. И испуганно отпрянули.
