Аурелу казалось, что уже давно, после возращения в Кишинев, он прочно позабыл те славные времена. Да и фамилию преподавателя уже не мог припомнить. Однако сегодняшнее беспокойное утро почему-то вынесло из подсознания полузабытую фразу. И не напрасно.
Сегодня полковника ожидал неожиданный шок. Портрет прекрасной Мариоары исчез. Это казалось невозможным. Невероятным!
Поговаривали, что в портрете поселился призрак замученной в подвалах КГБ ревнивцем-мужем благородной дворянки. Обиженный фантом развлекался наблюдениями за работой сигуранцы и даже, как утверждали злые языки, в случае государственной необходимости, не только докладывал по инстанциям, но и расправлялся с неугодными.
— Не трожьте святое! — возмущался Бром, услышав нелепые сплетни.
Однако нельзя отрицать — на некоторых сотрудников МУГУ взгляд красавицы оказывал явное гипнотическое воздействие. Больше того, порой реакция колебалась от сыворотки правды до сильнейшего наркотического «прихода».
Подверженность «художественному эффекту» скрыть было невозможно. От слабаков старались избавиться. Реакция руководства была понятна — кому нужен сотрудник, который при высоком начальстве вдруг ни с того ни с сего начинает нести чистую правду? Восприимчивых к взгляду портрета контрразведчиков рано или поздно под различными предлогами переводили в другие службы и ведомства.
На проходимца Маню портрет не действовал, очевидно, по причине полной бездушности.
Аурел же был просто безнадежно влюблен. Это казалось неимоверной глупостью в молодости, и было просто нелепо сейчас — в его теперешнем солидном возрасте. Но порой Брому казалось, что бессмертная красавица ему благоволит, тронутая непреходящим чувством поклонника: ее чаще боялись. Что ж, если старая легенда о ревнивом муже не лгала, Мариоаре здорово не хватало мужского обожания.
При первом взгляде красавица напомнила ему один из самых счастливых дней далекого детства, когда Аурел вместе с неугомонным одноклассником Витькой Косничану, поругавшись в десятом классе с биологичкой, решили прогулять уроки и на весь день впервые в жизни махнули в Одессу. Блестящая идея, как обычно, принадлежала другу, реализация — и все последовавшие за ней «шишки», — как всегда, пришлись на долю Аурела.
Успев на шестичасовой дизель, друзья через три часа уже были на месте. Город поначалу совсем не понравился — по сравнению с зеленым, светлым Кишиневом, Одесса показалась серой и пыльной. Но потом, после недолгой прогулки, мальчишки вышли к морю. Их околдовал порт. Несколько часов они провели, глядя на огромные корабли, звавшие в неведомые края. Потом попробовали рыбные расстегаи.
— Гадость, но необычная! — образно выразился Витька. Потом кишиневцы познакомились с компанией разбитных одесских девчонок и, конечно, опоздали на вечернюю электричку. С трудом купив билеты на последний автобус, в ожидании рейса друзья болтались по привозу с последней — ауреловой — пятеркой в кармане.
Переполненный впечатлениями, сонный, усталый Аурел не обращал внимания на окружающее: перед глазами его плыли огромные белые корабли. Прекрасные белые птицы — такими они ему казались, — лебеди, плывущие по небу, как по воде.
Неугомонный друг нес какую-то чушь о девчонках, но Бром не прислушивался: девчонки в его жизни уже появились, и он не сомневался, что и в будущем их тоже будет предостаточно. А вот море, это да! Задумавшись, Аурел неожиданно почувствовал, как его потянули за рукав, и удивился, увидев старую цыганку, просившую «позолотить ручку».
Морщинистая и темнокожая, старуха была похожа на состарившуюся дочь Монтесумы. Ей не хватало только головного убора из орлиных перьев, чтобы быть точной копией ацтекского жреца из какого-нибудь исторического фильма. Орлиный профиль и явственные усы придавали некоторую суровую мужественность старушечьему лицу.
Вопреки Витькиным ожиданиям, гадалка равнодушно взглянула на протянутую руку.
— Пропащий ты! Пропадешь! И не один раз. А с другом тебе повезло! — коротко бросила она разочарованному мальчишке.
Зато в Аурела старая цыганка вцепилась, как коршун, долго всматривалась в линии на ладони, потом внимательно изучала лицо, зачем-то поднимала глаза к небу. Предсказание прозвучало таинственно:
— В этом мире тебе ничего не грозит! — убежденно сказала старуха. — Дальняя дорога тебя ждет! Очень дальняя… Большим человеком станешь, спаситель! — добавила она с уважением. И, бросив последний взгляд на раскрытую ладонь, покачала головой: — Погубит тебя красавица, берегись! — и пошла прочь, даже не посмотрев на протянутую Бромом пятирублевую бумажку.
— Какая красавица? — только и успел спросить пораженный Бром.
— Живая и неживая, — непонятно ответила старуха, не обернувшись.
— Везет же некоторым! — с чувством сказал обиженный приятель. В первый раз в жизни Аурел услышал в его голосе настоящую зависть.
Витьку смело можно было назвать неунывающим вечным мечтателем, но и он позавидовал обещанию большого будущего. — Здорово! — Косничану долго не мог успокоиться, но, после возвращения, никогда о гадалке не вспоминал.
В отличие от вечно увлекавшегося всякой астрологической ерундой друга, Аурел, скептик и циник, ни во что сверхъестественное не верил, но лестное предсказание запомнил. Оно определило всю его дальнейшую жизнь, хотя многое так и осталось непонятным. Дальняя дорога? Насколько дальняя? Большим человеком? Насколько большим? Спаситель? Кого и от чего? А красавица, живая и неживая, как это может быть? Можно ли было так назвать безжизненный портрет?
Но только Мариоару Аурел мог безоговорочно назвать красавицей.
Брому всегда нравились холодные, властные и, главное, молчаливые блондинки. Может быть потому, что страстные навязчивые темноволосые подружки слишком уж рьяно охотились на него в молодости.
И бывшая супруга, Киприана покорила Брома мифическим сходством с обожаемым портретом. При первой встрече Аурелу понравилось, как она, учительница румынского языка, властно окрикивала старшеклассников, выведенных на экскурсию в этнографический музей. И Киприана была действительно красивой, высокой, яркой, с огромными зелено — голубыми глазами, нежной кожей и крупным чувственным ртом.
Счастье было недолгим: блондинкой жена оказалась крашеной, а ее бесконечные окрики надоели Аурелу спустя несколько недель. Зато Киприана родила ему сына.
И Бром терпел ее бесконечную болтовню и упреки — ради ребенка. Затем последовал вульгарный адюльтер. После череды скандалов и поспешного развода, пожертвовав квартирой и щедрыми алиментами сыну, плоду злосчастного союза, Бром вернулся к привычному образу жизни: легкие недолгие и необременительные интрижки и поклонение недоступному идеалу.
Полковник был абсолютно уверен, что своей более чем успешной карьерой, несмотря на происки влиятельных недоброжелателей, он, в значительной мере, обязан расположению польщенной его влюбленностью красавицы, которая, как ни странно, внезапно стала героиней ночных кошмаров.
Во сне белокурая богиня, трепетавшая в объятиях полковника, страстно отвечая на поцелуи, внезапно превращалась в огромную самку богомола. Аурел замирал от ужаса, а чудовище, заморозив партнера взглядом ледяных глаз, откусывало ему голову и жадно пожирало остывающее тело. Реальность ощущений зашкаливала — Бром даже слышал, как хрустят его шейные позвонки и чувствовал боль в основании шеи, не исчезавшую порой и после пробуждения.
В последнее время подобные сны посещали Брома все чаще: с земной орбиты, войдя с объектом в телепатический резонанс, ККМ -1 настойчиво продолжал посылать Аурелу кошмары в виде предупреждения.
Однако, несмотря ни на что, в Мариоаре полковник не сомневался — сны казались ему воплем возмущенного подсознания. Женщины всегда его предавали. А потом являлись в ночных кошмарах, прикидываясь невинными жертвами, устраивали истерики и предъявляли необоснованные претензии. От дамы с портрета Аурел такого не ожидал.
Мариоара казалась бесстрастной и неуязвимой. Любые попытки убрать картину со стены генеральского кабинета и заменить морским пейзажем обычно заканчивались неудачей. Через несколько секунд портрет просто вновь возникал на прежнем месте.
Но вот сегодня картина исчезла. Бром растерянно огляделся и заметил аккуратно обернутый темной бумагой пакет, тщательно обмотанный бечевой, с нелепой табличкой «На реставрации», спрятанный в угол под кресло секретарши справа от генеральского стола. Неужели Мариоара уступила сопернице? Как это могло произойти, по чьей вине? Но Бром, кажется, знал виновника, виновницу. Полковник в деталях вспомнил вчерашний сон.
Глава седьмая
Страшные сны
«Расскажи мне свои сны, и я скажу, кто ты»
