– А? – вытаращился на нее Енси. – Сонка? Да Сонку от силы семнадцать, хоть они здоровый вымахал.
Мамуля смутилась.
– Разве я сказала Сонк? – быстро поправилась она. – Я имела в виду дедушку Сонка. Его тоже зовут Сонк.
Дедулю зовут вовсе не Сонк, он и сам не помнит своего настоящего имени. Как его только не называли в старину: пророком Илией, и по-всякому. Я даже не уверен, что в Атлантиде, откуда дедуля родом, вообще были в ходу имена. По-моему, там людей называли цифрами. Впрочем, неважно.
Старый Енси, значит, все шмыгал носом, стонал и охал, прикидывался, – мол, мы убили восьмерых его сыновей и теперь он один-одинешенек на свете. Правда, получасом раньше его это не трогало, я ему так и выложил. Но он заявил, что не понял тогда, о чем это я толкую, и приказал мне заткнуться.
– У меня семья могла быть еще больше, – сказал он. – Было еще двое ребят, Зебб и Робби, да я их как-то пристрелил. Косо на меня посмотрели. Но все равно, вы, Хогбены, не имели права убивать моих ребятишек.
– Мы не нарочно, – ответила мамуля. – Просто несчастный случай вышел. Мы будем рады хоть как-нибудь возместить вам ущерб.
– На это-то я и рассчитывал, – говорит старый Енси. – Вам уже не отвертеться после всего, что вы натворили. Даже если моих ребят убил малыш, как уверяет Сонк, а ведь он у вас враль. Тут в другом дело: я рассудил, что все вы, Хогбены, должны держать ответ. Но, пожалуй, мы будем квиты, если вы окажете мне одну услугу. Худой мир лучше доброй ссоры.
– Все что угодно, – сказала мамуля, – лишь бы это было в наших силах.
– Сущая безделица, – заявляет старый Енси. – Пусть меня на время превратят в целую толпу.
– Да ты что, Медеи наслушался? – вмешался папуля, спьяну не сообразив, что к чему. – Ты ей не верь. Это она с Пелеем злую шутку сыграла. Когда его зарубили, он так и остался мертвым: вовсе не помолодел, как она ему сулила.
– Чего? – Енси вынул из кармана старый журнал и сразу раскрыл его на красивой картинке. – Вот это самое. Сонк говорит, что вы так умеете. Да и все кругом знают, что вы, Хогбены, колдуны. Сонк сказал, вы как-то устроили такое одному голодранцу.
– Он, верно, о Кадме, – говорю.
Енси помахал журналом. Я заметил, что глаза у него стали масленые.
– Тут все видно, – сказал он с надеждой. – Человек входит в эту штуковину, а потом только знай выходит оттуда десятками, снова и снова. Колдовство. Уж я-то про вас, Хогбенов, все знаю. Может, вы и дурачили городских, но меня вам не одурачить. Все вы до одного колдуны.
– Какое там, – вставил папуля из своего угла. – Мы уже давно не колдуем.
– Колдуны, – упорствовал Енси. – Я слыхал всякие истории. Даже видал, как он, – и в дядю Леса пальцем тычет, – летает по воздуху. Если это не колдовство, то я уж ума не приложу, что тогда колдовство.
– Неужели? – спрашиваю. – Нет ничего проще. Это когда берут чуточку…
Но мамуля велела мне придержать язык.
– Сонк говорит, вы умеете, – продолжал Енси. – А я сидел и листал этот журнал, картинки смотрел. Пришла мне в голову хорошая мысль. Спору нет, всякий знает, что колдун может находиться в двух местах сразу. А может он находиться сразу в трех местах?
– Где два, там и три, – сказала мамуля. – Да только никаких колдунов нет. Точь-в-точь как эта самая хваленая наука. О которой кругом твердят. Все досужие люди из головы выдумывают. На самом деле так не бывает.
– Так вот, – заключил Енси, откладывая журнал, – где двое или трое, там и целое скопище. Кстати, сколько всего народу на земле?
– Два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять тысяч девятьсот шешнадцать, – говорю.
– Тогда…
– Стойте, – говорю, – теперь два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять тысяч девятьсот семнадцать. Славный ребеночек, оторва.
– Мальчик или девочка? – полюбопытствовала мамуля.
– Мальчик, – говорю.
– Так пусть я окажусь сразу в двух миллиардах и сколько-то там еще местах сразу. Мне бы хоть на полминутки. Я не жадный. Да и хватит этого.
– Хватит на что? – поинтересовалась мамуля.
Енси хитренько посмотрел на меня исподлобья.
– Есть у меня забота, – ответил он. – Хочу разыскать того малого. Только вот беда: не знаю, можно ли его теперь найти. Времени уж прошло порядком. Но мне это позарез нужно. Мне земля пухом не будет, если я не рассчитаюсь со всеми долгами, а я тридцать лет, как хожу у того малого в должниках. Надо снять с души грех.
– Это страсть как благородно с вашей стороны, сосед, – похвалила мамуля.
Енси шмыгнул носом и высморкался в рукав.
– Тяжкая будет работа, – сказал он. – Уж очень долго я ее откладывал на потом. Я-то собирался при случае отправить восьмерых моих ребят на поиски того малого, так что, сами понимаете, я вконец расстроился, когда эти никудышники вдруг сгинули ни с того ни с сего. Как мне теперь искать того малого?
Мамуля с озабоченным видом пододвинула Енси кувшин.
– Ух, ты! – сказал он, хлебнув здоровенную порцию. – На вкус – прямо адов огонь. Ух, ты! – налил себе по новой, перевел дух и хмуро глянул на мамулю.
– Если человек хочет спилить дерево, а сосед сломал его пилу, то сосед, я полагаю, должен отдать ему взамен свою. Разве не так?
– Конечно, так, – согласилась мамуля. – Только у нас нет восьми сыновей, которых можно было бы отдать взамен.
– У вас есть кое что получше, – сказал Енси. – Злая черная магия, вот что у вас есть. Я не говорю ни да, ни нет. Дело ваше. Но, по-моему, раз уж вы убили этих бездельников и теперь мои планы летят кувырком, вы должны хоть как-то мне помочь. Пусть я только найду того малого и рассчитаюсь с ним, больше мне ничего не надо. Так вот, разве не святая правда, что вы можете размножить меня, превратить в целую толпу моих двойников?
– Да, наверно, правда, – подтвердила мамуля.
– А разве не правда, что вы можете устроить, чтобы каждый из этих прохвостов двигался так быстро, что увидел бы всех людей во всем мире?
– Это пустяк, – говорю.
– Уж тогда бы, – сказал Енси, – я бы запросто разыскал того малого и выдал бы ему все, что причитается. – Он шмыгнул носом. – Я честный человек. Не хочу помирать, пока не расплачусь с долгами. Черт меня побери, если я согласен гореть в преисподней, как вы, грешники.
– Да полно, – сморщилась мамуля. – Пожалуй, сосед, мы вас выручим, – если вы это так близко к сердцу принимаете. Да, сэр, мы все сделаем так, как вам хочется.
Енси заметно приободрился.
– Ей-богу? – спросил он. Честное слово? Поклянитесь.
Мамуля как-то странно на него посмотрела, но Енси снова вытащил платок, так что нервы у нее не выдержали и она дала торжественную клятву. Енси повеселел.
– А долго надо произносить заклинание? – спрашивает.
– Никаких заклинаний, – говорю. – Я же объяснял, нужен только металлолом да умывальник. Это недолго.
– Я скоро вернусь. – Енси хихикнул и выбежал, хохоча уже во всю глотку. Во дворе он захотел пнуть ногой цыпленка, промазал и захохотал пуще прежнего. Видно, хорошо у него стало на душе.
– Иди же, смастери ему машинку, пусть стоит наготове, – сказала мамуля. – Пошевеливайся.
– Ладно, мамуля, – говорю, а сам застыл на месте, думаю. Мамуля взяла в руки метлу.
– Знаешь, мамуля…
– Ну?
– Нет, ничего. – Я увернулся от метлы и ушел, а сам все старался разобраться, что же меня грызет. Что-то грызло, а что, я никак не мог понять. Душа не лежала мастерить машинку, хотя ничего зазорного в ней не было.
Я, однако, отошел за сарай и занялся делом. Минут десять потратил – правда, не очень спешил. Потом вернулся домой с машинкой и сказал «готово». Папуля велел мне заткнуться.
Что ж, я уселся и стал разглядывать машинку, а на душе у меня кошки скребли. Загвоздка была в Енси. Наконец я заметил, что он позабыл свой журнал, и начал читать рассказ под картинкой – думал, может, пойму что-нибудь. Как бы не так.
В рассказе описывались какие-то чудные горцы, они будто бы умели летать. Это-то не фокус, непонятно было, всерьез ли писатель все говорит или шутит. По-моему, люди и так смешные, незачем выводить их еще смешнее, чем в жизни.
Кроме того, к серьезным вещам надо относиться серьезно. По словам прохвессора, очень многие верят в эту самую науку и принимают ее всерьез. У него-то всегда глаза разгораются, стоит ему завести речь о науке. Одно хорошо было в рассказе: там не упоминались девчонки. От девчонок мне становится как-то не по себе.
Толку от моих мыслей все равно не было, поэтому я спустился в подвал поиграть с малышом. Цистерна ему становится тесна. Он мне обрадовался. Замигал всеми четырьмя глазками по очереди. Хорошенький такой.
Но что-то в том журнале я вычитал, и теперь оно не давало мне покоя. По телу у меня мурашки бегали, как давным-давно в Лондоне, перед пожаром. Тогда еще многие вымерли от страшной болезни.
Тут я вспомнил, как дедуля рассказывал, что его точно так же кинуло в дрожь, перед тем как Атлантиду затопило. Правда, дедуля умеет предвидеть будущее, хоть в этом нет ничего хорошего, потому что оно то и дело меняется. Я еще не умею предвидеть. Для этого надо вырасти. Но я нутром чуял что-то неладное, пусть даже ничего пока не случилось.
