— Валентин Овечкин создавал артефакты «ловя реальность за руку», дожидаясь миллионного повторения слова. А оживающие фарфоровые статуэтки как создают?
— Не знаю, — ответил он. — Никогда особо не интересовался созданием волшебных вещей. Опасное это дело.
Захар Мамедович объяснил, что, оказывается существуют волшебные промзоны — магические рудники, шахты, плантации и тому подобное, места, где заготавливается магическое сырье, и куда просто так не попадешь. Была, говорит, у меня знакомая — старушка, божий одуванчик, свитера вязала под заказ. Оденешь такой свитерок и превращаешься в дикого гуся. Летишь, куда хочешь. Заграницу, без визы, без паспорта.
— Здорово!
— Угадайте, где она брала нитки для вязания?
— История от братьев Гримм! — блеснул я эрудицией. — Такие свитера вязала принцесса, а нитки делала из крапивы, выросшей на старых кладбищах.
— Совершенно верно, — подтвердил мою догадку Захар Мамедович.
И рассказал, что у старушки жил черный кот — Повелитель порталов. Котейка выплевывал комок шерсти и открывался портал в мир, где вечная ночь и бесконечное кладбище, поросшее бурой крапивой, высотой с человеческий рост.
Глава 7
Налоговый инспектор
«Знакомство» с артефактом-париком обострило бдительность моей секретарши и через неделю после происшествия на складе, она пришла и таинственным голосом сказала:
— А помните, три дня назад в бухгалтерии работал проверяющий из налоговой?
Я кивнул:
— Конечно. И?
— Мы не первый год знаем Геннадия Викторовича. А тут странное что-то…
По словам Клавдии Васильевны вел себя проверяющий так, будто впервые к нам пришёл: никого не помнил, никого не узнавал, даже главного бухгалтера, путался и в датах, и в цифрах, и в шифрах. Будто сам не понимал, что должен проверять. В бухгалтерии и десяти минут не высидел, чаёк попил, печенек натырил и сбежал. Зато с кружковцами целый час клеил макеты кораблей, а потом в театральную студию пошел на репетицию пьесы про пиратов. Раскритиковал её в пух и прах. Поспорил с руководителем кружка, что напишет за три дня лучшую пьесу всех времён и народов на пиратскую тему.
— И что? Написал?
— Да! Я специально для вас название переписала. Здесь не по-нашему. По-португальски.
Глянув на название, я сразу отправился ловить новоиспеченного автора флибустьерских приключений. Долго мне искать не пришлось — веселый и довольный он шел по коридору со стороны театральной студии.
— Геннадий Викторович, можно вас на минуточку? — остановил его я.
Налоговик попытался проскочить мимо меня, говоря на бегу о том, что с документацией у нас все в порядке и чего там, в музеях, вообще проверять?
— Я у вас по личному делу был. Извините, спешу.
— И вы меня, извините. И я по личному, — сказал я, загораживая ему дорогу. — По поводу «Cruzeiro do Sul». — Тут я решил пойти ва-банк. — Юнга вам пламенный привет передаёт.
Налоговик шарахнулся в сторону, но убежать не смог — ноги подкосились и, прижавшись спиной к стене, он стал потихоньку сползать вниз. Обычные люди в таких ситуациях бледнеют, но Геннадий Викторович покрылся экваториальным загаром, а на его левый глаз наползла черная повязка. В отчаянии, замахав руками, налоговик стряхнул повязку с лица. Она отползла, извиваясь, как уж. Я наступил на неё ногой. Повязка вспыхнула и рассыпалась тёмным пеплом.
— Вы кто? Маг? — дрожащим голосом спросил проверяющий.
— Я директор, — ответил я. — А вы кто? Артефактор?
— Артефактор? — Геннадий Викторович задумался. — Какое интересное слово. Наверное, да.
— Как вы выбрались из бутылки? — спросил я напрямую — И где остальные пираты?
Особенно интересовали те, кто болтался на рее. Мысль о том, что по моему городу бродят пираты-зомби, слегка пугала. Я каждый день просматривал милицейские сводки на сайте городских новостей, страшась прочитать какую-нибудь жуть.
— Ром есть?
— Коньяк. В кабинете.
— Не знаю, куда все делись, и кто открыл проход, — признался экс-пират, по пути в мой кабинет. — Я вылез из бутылки и побежал домой. Я ведь на соседней улице живу.
— Как вы попали на «Cruzeiro do Sul»?
Мы пришли в мой кабинет, достали бутылку коньяка, разлили по стопочкам, и Геннадий Викторович рассказал свою историю…
Двадцать лет назад, когда молодой Гена Кораблев ещё учился на первом курсе юрфака, он, назло отцу, проколол ухо и стал носить сережку. Учебу Геннадий люто ненавидел, считал себя творческой личностью и втайне надеялся, что из института его за серьгу, да за пару дебошей в общежитии отчислят.
— Генка, ты же знаешь, кто носит серьги в ушах? — спросил его как-то папа. — Или геи или пираты. Я сейчас выгляну в окно, и не дай бог, там не стоит твой корабль.
У папы Гены Кораблева была тяжелая рука — не зря он работал военным прокурором, а папа его папы имел наградные часы с дарственной надписью от самого Феликса Эдмундовича. Папа подошел к окну, демонстративно отдернул занавеску и застыл с открытым ртом, потом повернулся к сыну и спросил:
— Твой?
Гена тоже выглянул в окно. Среди покрытых инеем деревьев стоял, покачиваясь на невидимых волнах, пиратский фрегат. Зимний ветер надувал черные паруса, черный флаг с белыми звездами развевался выше антенн, стоящих на крышах девятиэтажек, а якорь, вонзившийся в землю посреди детской песочницы, поблескивал в лучах утренней зари, как золотой. Матросы в тельняшках и в джинсовых шортах, набросив на плечи шерстяные клетчатые пледы, курили трубки, и пили ром из деревянных кружек.
— Это твой? — осипшим голосом повторил Кораблев-старший.
— Мой! — дерзко ответил Геннадий, хотя удивлен, конечно, был не меньше отца.
И как только Гена Кораблев признал «Cruzeiro do Sul» своим, он тут же ощутил под ногами качающуюся палубу и стал членом команды.
На фрегате, носившем португальское название «Южный крест», не было ни капитана, ни боцмана, ни даже кока, а заправлял всем юнга в дырявых джинсовых шортах, вечно грызущий зеленое яблоко. Именно он решал, куда поплывет фрегат.
Пиратский корабль мог летать, как дирижабль, мог плыть по земле, как по воде, мог уменьшиться и плыть по ручью, как бумажный кораблик, а мог вырасти до размера горы и топить суперсовременные военные крейсеры, стреляя ядрами из чугунных пушек. Но, самое главное — «Cruzeiro do Sul» свободно перемещался между прошлым и будущим и в таких рейдах набирал себе команду.
Команда занималась тем, что… ничего не делала. Паруса поднимались и убирались сами, сам крутился руль, палуба сама мылась, склянки сами отбивались. Трюмы были забиты запасами еды, рома, вина и табака, не было необходимости даже готовить пищу. В столовой всегда был накрыт стол, где в хрустальных вазочках лежали свежие экзотические фрукты, а на золотом подносе — жареный поросенок с яблоком в зубах. В супнице из красного китайского фарфора, украшенной драконами и цветами лотоса дымился черепаховый суп, а в серебряных чашечках никогда не таяло мороженое — пломбир, шоколадное, ванильное, клубничное, банановое.
— А зачем тогда нужна команда? — спросил я у бывшего пирата и пошутил: — Чтобы юнга не скучал?
Точного ответа на этот вопрос Геннадий не знал. Скорее всего, в команду набирали природных магов — людей, обладающих скрытыми способностями, но не всех подряд, а тех, кто категорически был недоволен своей жизнью в обычном мире и готов был отказаться от всего, не моргнув глазом. Юнга использовал магические силы команды для придания «Cruzeiro do Sul» волшебных свойств. Просто находиться на фрегате — больше ничего от новоиспеченных матросов и не требовалось. Участие в набегах, абордажах и тому подобных делах — по желанию и по самочувствию.
— А юнга — он кто?
— Ходячее проклятие, — Геннадия Викторовича даже передернуло от воспоминаний.
Юнга все время грыз зеленое яблоко, и старожилы корабля утверждали, что пока он его ест, людям не виден его истинный облик. В трюмах фрегата, помимо бочек с порохом и всякой снедью, стояли сундуки с пиастрами и дублонами. Каждый пират мог взять денег оттуда, сколько сможет унести и уйти с корабля в любом порту на все четыре стороны. Юнга никого насильно не держал, но желающие покинуть «Cruzeiro do Sul» находились не часто.
