— Не та тропа! — крикнул Веник, когда стало ясно, что едут долго и никак не доберутся до Круга. — Путает нелегкая, чтоб ее! Чур меня, чур, пропусти обратно!
Майкл взмок, накручивая педали и проклиная корзину для ягод, в которую скинули часть барахла. Из брезентовой упаковки вырвался край палатки Веника и парусил на ветру. Наконец, показался бетонный круг, его проскочили на полной скорости и разом попали в густую ночь, так низко висели лиловые тучи, перекрывая остатки света.
Где-то сзади сверкнула молния, все вокруг озарило кровавым сполохом. Сразу же ливнем стегнуло спину, словно злобные небеса лупили в землю многохвостой плетью.
— В Тишинку бьют, твари, в самую реку! — выругался мокрый Влад, пряча свои окуляры. — Веник, я дорогу к Дому не вижу, вода смывает картинку.
— Дом-на-сваях? — догадался Майкл. — Вон же он, справа, окнами светит!
Все четверо, мерзлые и уставшие, посмотрели на Майкла, как на дурного.
— До Дома еще километра два, — начал Петька и вдруг осекся.
Остальные тоже увидели Дом и помчались под ливнем из последних сил.
Уже у ворот Майкл обернулся.
Молнии всё лупили в реку, но вдалеке, на горизонте, вдруг ударила молния наоборот, с земли в лиловые небеса, и еще одна, и еще.
А потом ворота раскрылись, впуская долгожданных гостей, и опасная гроза осталась в прошлом, ветер стих, ливень иссяк. Над Майклом светили родные звезды, складываясь в созвездия, и он сразу нашел Большую Медведицу, дружелюбно подмигнувшую с высоты.
5. Кунсткамера
— Что так долго? — проворчал охранник. — Шляетесь ночью незнамо где, честным людям поспать не даете!
— Извините, Олег Георгыч, — натянул покаянную личину Венька. В сочетании с его побитой рожей личина смотрелась как-то не очень.
— Нас на Круге задержало, тропы сбились, — пришел на выручку вежливый Влад, вытирая очки мягкой тряпочкой. Даже мокрый насквозь и в чужой футболке с призывом разрушать мир насилья, Влад был образцовым юношей, любовью всех бабушек в мире.
— Ну лады, — смягчился охранник. — Дуйте тогда на сугрев. В актовом зале перекантуетесь, после спустится кто из жильцов. Валяйте, Добрыня пропустит.
От охранника разило спиртовой настойкой, да так сильно, что Майкл закашлялся.
— Ну а что ты хотел? — хихикнул Веник. — Это ж Горыныч, огнедышащий змей!
Майкл оглянулся на сторожа. То ли пары алкоголя подействовали, то ли от усталости сбоило зрение, только он увидел в белесом тумане, как растроилась голова Горыныча, окруженная языками пламени. Венька втянул его по спине, чтобы не отставал от коллектива, Майкл моргнул, и все стало, как прежде: пожилой алкаш запирал ворота, изрыгая из пасти спиртной перегар.
— А Добрыня — это кто? Богатырь?
— Вообще-то он учитель физры, так что не обзывайся. Влепит двойку под конец года, прыгай тогда через козла до помутнения разума. Что дозволено Горынычу, знаешь ли… Физрук прозвище очень не любит.
— Почему? Хорошее прозвище!
— Так и Медведь — нормальное, да? Если не комплексовать.
Майкл не нашелся, что возразить.
Дом-на-сваях продолжал удивлять. Когда ехали мимо в машине, казалось, это просто нескладный дом, по периметру обнесенный оградой. А теперь они шли и шли от решетки, а парковая зона все не кончалась. Здесь были дорожки из шлифованной плитки, выложенной узорами. Здесь росли яблони и черемуха, клеились почками тополя. Белели в полумраке березки. Вдалеке журчал то ли фонтан, то ли подземный источник.
Дом в искривленном пространстве казался маленьким и далеким. Игрушечной постройкой из конструктора лего, собранной неумелым ребенком.
— Ох, сегодня расстояния крутит, — вздохнул Влад, надевая очки. — Лучше на великах ехать, парни. Километра два нарастили, дотянули Дом почти до бетонки!
Они оседлали стальных коней, как патетично назвал велики Петька, крутанули педали раз, другой, и внезапно оказались у самого Дома, рядом со стальными опорами.
— Ну, Кунсткамера, елки-палки! — не удержался Майкл.
Венька посмотрел с интересом:
— Как назвал? А мне нравится, пацаны! Классное словцо: Кунсткамера!
— А, тебе чем чуднее, тем круче, — почему-то обиделся Фан. — Дом — он живой, он ласку любит. Посмотрите, какой красавец!
— Да ладно, хорошее назвище, Фан. Кунсткамера, — Влад причмокнул, будто пробовал словечко на вкус. — Интересный ты зверь, Михей. Видишь, как надо, буквой владеешь! Посмотрим, как тебя примет Дом.
— Сколько вас ждать, добры молодцы? — гаркнули откуда-то из-под дома.
— Расстояния глючат, дядь-Никит!
В центральной свае загорелся свет, и она обернулась вдруг лифтом, широким, зеркальным, совершенно безлюдным. Они поместились в нем запросто, все пятеро вместе с велосипедами, и еще куча места осталась, хоть дивизию заводи.
Венька ткнул в одинокую кнопку, и их плавно подняло на первый этаж.
Встретивший их в вестибюле мужик не был богатырем. Среднего роста, сложения, с серым неярким лицом. Выделялась разве тельняшка. И синий берет за поясом. А еще пустая бутылка в руке.
«ВДВ! — догадался Майкл. — Десантник. Еще один пьющий воин в отставке. Интересно, чему он учит детей? Кирпичи ногой разбивать?»
За что десантника прозвали Добрыней, пояснил всезнающий Венька. Пацаны шептались, мол, сильный, добрый. Да еще и с Горынычем дружит! Жизнь оказалась куда прозаичнее: звали охранника Никитой Добровым.
Добрыня заставил честную компанию оставить велики в холле и торжественно повел в актовый зал. Как понял Майкл, в жилые квартиры поднимал посетителей другой лифт, а здесь, в длинном темном пространстве, украшенном коврами и хрустальными люстрами, проводились конференции и собрания: ради них спроектировали лектории, студии, кинотеатр и большую столовую. В актовом зале стоял рояль, украшая собой солидную сцену, ослепительно белый аристократ. Стены покрывала мозаика: былинно-сказочные мотивы, а еще багряные звезды и надписи КПСС. В этом был эстетический сюр, потрясное смешение жанров: царь-Кощей над сундуками и рядом сияющие серп и молот. Парой дней раньше Майкл полез бы на сцену, фотографировать со вспышкой и без, применяя различные фильтры, добиваясь сказочного антуража. И придумывал броские заголовки. А теперь лишь присел в первый ряд, радуясь сухости и теплу. Кресла были обиты бархатом сочного ягодного оттенка, на полу — дубовый паркет. Роскошь Совка, доступная избранным.
Венька сел рядом, ткнул локтем в бок:
— Думаешь, там смальта и стеклышки? — указал подбородком на звезды в мозаике. — Нет, братан, у нас, как в Кремле. Там корунды из заповедной шахты. И вообще, привыкай. Здесь везде символика.
— Коммунистическая?
— Ох, чудак ты, Михей.
— Ничего не сломайте, наследники, — пригрозил бутылкой Добрыня, потом спохватился, припрятал за спину. — Пережидайте грозу в тепле. Когда Старики освободятся, с вами поговорят.
Он ушел, позвякивая ключами.
Влад тотчас метнулся на сцену, сел за рояль, тронул клавиши.
— Не замогильное, Владик! — жалобно попросил Фан, без особой, впрочем, надежды.
Влад улыбнулся, обнажая зубы.
Петька сразу махнул рукой, вынул из рюкзака спальник и расстелил на паркете:
— Завтра контрольная, — буркнул сонно. — А я не выспался ни фига. Эти двое пинались всю ночь!
— Сам подскочил ни свет ни заря, — огрызнулся Влад, терзая рояль. Получалось красиво, душевно и невероятно тоскливо.
Фан сдвинул два ряда кресел, накинул сверху тент от палатки и тоже устроился отдыхать, забравшись с ногами в домик.
— Наши спальники в корзине остались, — приглушил голос Майкл, как на концерте. — Вень, наверное, вымокли все.
— Раскулачим Петуха, — оживился Венька. — Или укроемся алыми флагами, я знаю, их скинули за кулисы!
Скрипнула дверь, вернулся Добрыня.
— Ну, кто из вас самый крепкий? Там у меня матрас. И одеяла с подушками. Тащите сюда, не стесняйтесь. А я в столовку схожу за едой. Гордей распорядился.
