Inferus, Imperator omnipotens… [57] и все в таком роде, но это было не очень возвышенно и не очень красиво – как бывает невозвышенно и некрасиво все, что затевается из желания принизить прекраснейший первообраз ремесленнической копией. Как будто я существую только для того, чтобы принизить Христа. Да, Христос – Сын Того, о Ком я не могу вспоминать без слез любви. Но Сын, правду говоря, неудачный, неспособный к действию, к штурму и натиску, к призыву победить или умереть. Когда-нибудь это представление о Нем возобладает, я уверен. Но сейчас производит гнетущее впечатление обращенный ко мне призыв черной мессы сослать Его в бездну, где бы Он страдал в нескончаемых муках. Верите ли, я не могу понять, откуда в людях такая жестокость! В чем Его вина? За что Его осуждать? За слабость характера? Но позвольте, это разве повод для того, чтобы ввергать Его в бездну страданий? Жестокосердие, друг мой, жестокосердие. Клянусь, у меня рука не поднимется заточить Его вместе с убийцами, насильниками и клятвопреступниками! А месса… Меня едва не стошнило. Вышла девушка в облачении монахини, у всех на глазах уселась на горшок, помочилась, в ее мочу окунули кропило и стали окроплять все четыре стороны света. Видели бы вы, как это все происходит! Гадость. Нет, нет, нет, вскричал он с пылом, неожиданным для столь солидного господина. Я протестую физиологически и эстетически! Несколько шагов они прошли в молчании, пока наконец Люцифер не хлопнул себя по лбу и с обаятельной улыбкой не сказал, сдается мне, мы что-то упустили. Столь редко встречаешь понимающего собеседника, что я готов говорить обо всем. Вы говорили об имени, напомнил Марк. Люцифер вздохнул. Что значит молодость! Молодые силы, молодые впечатления, молодая память… Где это все? Увы мне, увы. Что же касается моего имени, то я всего-навсего хотел осведомиться, может быть, и вам оно дается, ну, скажем, с некоторым усилием? Нам здесь известно, сколь суеверны бывают даже просвещенные люди. Помнится мне, Пушкин, выехавший из Михайловского в Петербург, велел повернуть назад, поскольку дорогу перебежал заяц. Если желаете, я предложу другое имя. Нет, нет, не Сатана, не Дьявол, ни в коем случае! Воображаю, усмехнулся он, как дрожит ваше сердце и колеблется ум, когда вы произносите эти имена. И напрасно. У вас есть прелестная поговорка: не так страшен черт, как его малюют. Чистейшая правда! Все дело в испуганном воображении, мой друг, и больше ни в чем. Ну-с, что бы вам предложить для сердечной простоты нашего общения? Много имен есть на свете, мой друг; их как звезд на небе, и я теряюсь, какое вам предложить. Однако, поскольку вы русский, ограничимся именами, приятными вашему слуху. Возьмем имя собственное, ставшее для вашей страны именем нарицательным. Иван. Как? Марк кивнул. Отлично! – воскликнул Люцифер. Но поскольку я несколько старше вас, лет этак примерно на пять тысяч с лишним, то мне полагается отчество. Пусть будет Иванович. Иван Иванович. Годится? Марк засмеялся. Вы большой выдумщик, Иван… Иванович. Люцифер вздохнул. Приходится. Трудно быть Богом, но Сатаной, я вас уверяю, еще трудней.
Они вышли к улице, вернее, к широкой полосе окаменевшего под знойным небом и местами заезженного до блеска суглинка. С нескрываемым любопытством Марк озирался вокруг и приходил в изумление от этой улицы и спрашивал: как же так? – на что его спутник, тонко усмехаясь, отвечал, что в противном случае это был бы не ад, a gemiitliches Deutschland [58]; видел красный автобус, древний даблдекер, раскачивающийся, как пароход при сильном волнении, и с громким стоном ныряющий в выбоины и ямы. Два его этажа битком были набиты пассажирами; кабина водителя пустовала, и Марк опять допытывался, куда едут ваши – он задумался и нашел слово – подопечные и почему их так много? И без водителя… В ответ он услышал, автобус сам знает, куда ему ехать, а количество пассажиров может быть любым, поскольку пространство Ада не знает ограничений. Но зачем им куда-то ехать? – вопрошал Марк, временами взглядывая на себя со стороны и в который раз думая, не спит ли он. Да мало ли, отвечал его спутник и вожатый. Вы, господин Марк, наверняка читали о напитках с определенными свойствами, которые мы предлагаем людям. Положим, некто вгорячах восклицает, ах, как бы я хотел забыть мою жизнь, словно ее не было вовсе! Мечтаю начать с чистого листа. Пожалуйста, тут же нашептывает ему кто-нибудь из наших. Вот тебе верное средство. Минимум одна таблетка, максимум три. И он как новорожденный. Или кто-то стонет от неразделенной любви. Да будет тебе, утешают его. Сегодня не любит, завтра полюбит. Три капли в стакан с водой – и она по гроб жизни твоя! Дерзай, Ромео. Три капли, запомни! Или, к примеру, жена скрежещет зубами от ненависти к супругу. Можно развестись, но только она остается ни с чем. Хоть бы под трамвай попал, мечтает она, или бандиты в подворотне избили бы до смерти, или – не знаю, что «или», но глаза бы мои на него не глядели. Посланец наш тут как тут. Мадам, не отчаивайтесь. Из этого пузыречка пару капель – и супруг ваш переселится в лучший мир от инфаркта миокарда. Ни один патологоанатом не подкопается. Вы свободны, богаты и независимы. Обратите внимание, мой друг, не мы возбуждаем в человеке разнообразные, подчас самые дикие, самые ужасные желания; мы всего лишь способствуем их исполнению. И расширяете свою сеть, отметил Марк. Голубчик, отозвался Люцифер, услуга должна быть взаимной. Все это понимают. Но эти капельки, таблеточки, микстурки надо изготовить, надо вырастить травку, надо ее собрать, засушить, затем растереть, добавить кое-что – это, друг мой, большая работа. А новые крылья для наших посланцев взамен прежних, истрепанных и потерявших вид? А новые маски, изображающие все виды человеческих переживаний? Страдающий человек склонен довериться такому же страдальцу, способному глубже понять его состояние. И, наконец, новые пенисы для наших инкубов взамен поизносившихся от усердных трудов. Их тоже надо изготовить, а это, мой друг, совсем, совсем не просто. Кстати. Если хотите, мы можем подобрать для вас один или два – на память о пребывании в наших заповедных краях. У вас какой размер? Да не ведите себя как красна девица. В семейной жизни – а вы к ней готовитесь, не так ли? – приветствуется разно… Спасибо, резко перебил его Марк. Не надо. Экий вы стеснительный, рассмеялся Люцифер. А вот совсем недавно профессору Гаврикову мы презентовали один. У профессора молодая жена, а
