Когда ставки были сделаны, крупье выкрикнул по-китайски нечто равносильное монте-карловскому «rien ne va plus» и стал считать кучку камешков, отсчитывая по четыре. В остатке оказалось три, и все ставившие на 3 — выиграли суммы равные ставке. Крупье быстро заработали лопатками, — Будимирский взял соверен, но проиграл два, поставив на 4, когда у крупье оказалось в остатке 1. Если число камешков делится на четыре без остатка — крупье делится общим выигрышем с игроками, ставившими на 4.
Иза безучастно относилась к игре, но ее помощь понадобилась, когда Будимирский прошел в другую залу познакомиться с «Пак-кап-пиу». Когда он подошел к столу, ему дали пачку бумажек, на которых были напечатаны первые восемьдесят букв из заключающихся в школьном учебнике китайской грамоты. В это время банкомет продавал по доллару карты, которыми можно покрыть любые 10 букв из напечатанных. Купил и Будимирский. После «rien ne va plus» банкомет из закрытого блюда достал наугад 20 дощечек, на которых, на каждой по одной, изображены были буквы из числа первых 80. Игроки быстро сосчитывали сколько из покрытых ими букв соответствовало буквам на дощечках. Менее шести букв тожественных — игрок проигрывает, при шести — выигрывает доллар, при семи — два, при восьми — десять, при девяти — сто и при десяти — 500 долларов… Само собою, что последние случаи бывают чрезвычайно редко.
Сделав две ставки и выиграв два и десять долларов, причем проверить буквы, незнакомые Будимирскому, должна была Иза, Будимирский решил сделать общий осмотр игорного дома, а затем вернуться к «Пак-кап-пиу», которая при счастье дает наибольший выигрыш. Впрочем, ни «Ао-боя», ни других карточных игр китайцев наш авантюрист понять не мог, а игры в домино, палки и кости, которые велись на маленьких столах, не могли его заинтересовать их мизерностью. Только в одном углу его заинтересовала группа китайцев, окружившая старика и с напряженным вниманием следившая за тем, как он чистил апельсин… «Это еще что?» подумал Будимирский и понял, когда китаец-старик, очистив и разделив на доли плод, сосчитал все находившиеся в нем зернышки. Поднялся крик, и китайцы, составлявшие группу, стали обмениваться деньгами, — это был замысловатый чет и нечет…
«Вот где азарт» думал Будимирский, пробираясь между столиками и группами игроков в зал с «Пак-кап-пиу».
Пока Будимирский с Изой осматривали «Gambling House», Хако выбежал на улицу, завернул в темный переулок, убедился, что по соседству никого нет, и остановился у одинокого фонаря, тускло мерцавшего в темноте.
«Надо пустить в ход "ниппонское" средство, — никакое другое теперь не годится», — шептал он, доставая из кармана маленький стеклянный флакон с светлою жидкостью. Он положил его на камень, разбил каблуком и мелко растолок осколки стекла в пролившийся яд. Носком отделив крошечную кучку почти в порошок измельченного мокрого стекла, он накрыл эту кучку углом носового платка, осторожно завернул угол, а затем и весь платок комком, вернулся в «Gambling House» как раз в ту минуту, как Будимирский и Иза входили в дом «Пак-кап-пиу».
Будимирский стал рядом с Изой и, купив карты, передал ей. Накрыв буквы, она облокотилась руками на сукно стола и внимательно следила за манипуляциями банкомета, в то время, как Хако, стоя рядом с ней, положил руки на стол и переговаривался с Будимирским за спиной Изы. В правой руке Хако был комок его платка. Продолжая говорить с авантюристом, он незаметно одной рукой развернул платок и поднес его к носу, ловко высыпав на сукно мелкую стеклянную пыль, омоченную в яде… Будимирский проиграл. Завязалась новая талия, и Иза, накрыв карты, вновь положила руки на стол, оперлась и… вскрикнула.
— Что с тобой? — спросил ее Будимирский.
— Укололась, — ответила она, осматривая стол и правую руку, на ладони которой показалась микроскопическая капля крови. Хако наклонился к столу.
— Несколько порошинок стекла, — спокойно заметил он и платком смахнул их, не ожидая того действия, которое произведут на Изу эти пустые слова.
«Свершилось!» пронеслось в ее голове, — она, долго жившая в Японии, знала, что такое «ниппонское средство» и, вспомнив о нем, похолодела вся…
Дрожащей рукой она отвела в сторону Будимирского и шепотом произнесла:
— Японец отравил меня… не выпускай его из виду, иначе я погибну… Не делай вида такого… смейся, как я… он по-немецки не понимает, а я объясню тебе все, что случилось и что нужно делать… Улыбайся же… яд этот действует не скоро, и мы успеем все сделать… Немедля зови его ужинать в «Boa-Vista»… силой веди его, если он не захочет…
Всегда прекрасный актер, Будимирский почувствовал даже своим огрубевшим сердцем, что Иза переживает фатальный час, и сыграл свою роль превосходно.
— Ну-с, довольно этой дурацкой игры, — и глупо и поздно. Поедемте, Хако, поужинать вместе.
— Вы очень любезны, сэр, но мне нужно к полуночи быть в Гон-Конге, а теперь… уже четверть одиннадцатого, — ответил Хако.
— Пустяки! — возразил Будимирский. — Вы мне нужны… я имею вам передать нечто важное по тому делу, которому мы оба отдали себя и по которому вы… даже не имеете права ослушаться меня… Я вас задержу не надолго…
Хако сильно побледнел под своей желтой маской. «Недолго, — думал он. — Яд начнет действовать не ранее, как часа через два-полтора, я, может быть, успею удрать от этого… Хотя какие же основания подозревать меня и в чем?»
— Сэр, — ответил он вслух, — подчиняюсь вам, во имя долга и отложу пока свое личное цело.
— Едем, — обратился Будимирский к Изе, которая во время их разговора, вырвав незаметно из своего карнэ листик бумаги, написала на нем несколько слов и сжала бумажку в руке.
— Я готова, едемте, — улыбаясь ответила она и быстро прибавила Будимирскому: — ты с ним поедешь, — не выпускай его.
Впрочем приказ этот был излишен. Хако был свято предан делу и по приказу Будимирского, обладателя талисмана, человека, которому Ситрева доверила всю судьбу дела, он бросился бы в огонь и в воду. Он молча сел с Будимирским, по его приглашению, в колясочку, хотя ему показалось странным, что Иза одна поехала сзади их.
— Дай им уехать вперед немного, — сказала она рикши-малайцу и, когда он сдержал немного свой бег, прибавила: — хочешь заработать крону?6
— О, милостивая госпожа, зачем ты шутишь? — воскликнул малаец.
— Я не шучу. Возьми вот эту бумажку… Теперь ты обгонишь тех во всю силу твоих легких, высадишь меня у подъезда «Boa-Vista» и помчишься, что есть духу, к главной пристани, где найдешь паровой катер без имени и с рулевым в красной феске. Передашь ему эту записку, а сам останешься сторожить катер. Ну, скорее!
Дженрикши помчался как стрела… Иза слышала свист, вырывавшийся из легких малайца. Через две минуты они обогнали дженрикши Будимирского, а еще через 5 минут Иза выскочила у иллюминованного подъезда шикарного ресторана, а малаец помчался на пристань.
«Раньше 10 минут их ждать нельзя, я успею» подумала Иза и, поднявшись в первый этаж, спросила лакея, где хозяин ресторана.
— У себя на половине, — ответил лакей-китаец.
— Проводите меня к нему, — приказала Иза и добавила, видя нерешительность китайца, — я знакома с ним и имею к нему важное дело.
Китаец поклонился ей и, пройдя через анфиладу в 4–5 комнат и галерею, ударил в гонг у маленькой двери во флигель, соединенный галереей с главным зданием, объяснил, что нужно открывшей ему прислуге, и удалился.
— Что вам угодно, синьора? — спросил Изу вышедший к ней в галерею высокого роста брюнет с оливкового цвета лицом, открытым и симпатичным взглядом.
— Дон-Хозе, вы меня, конечно, не узнали… Я Иза ди-Торро, дочь друга вашего детства, которого вы так любили…
— Иза ди-Торро?! Santa-Maria! Та милая, чудная малютка, которую… Скорее, скорее, пожалуйте сюда. Carrambo! Что за радость! Ко мне, ко мне, милости просим, — заторопился действительно взволнованный и обрадованный хозяин ресторана.
— Нет, нет, дорогой Дон-Хозе, другой раз! Теперь у меня едва ли минута есть для беседы. Выслушайте меня здесь и, во имя вашей дружбы к моему покойному отцу, исполните мою просьбу. Я переживаю страшную драму… Меня только что отравили ядом, противоядие которого европейские доктора не знают… отравил один японец… из него хотя бы пыткой нужно исторгнуть название противоядия… Сейчас мой друг привезет его сюда… Дайте нам в виде кабинета такое помещение, откуда никто не может ничего услышать и… не удивляйтесь крикам, если вы их услышите. За ними вслед придет мой рулевой с катера, мой молочный брат… вы узнаете его по красной феске… Поместите его у двери кабинета, чтобы он мог войти по первому моему зову… Ради Бога, вы сделаете это?
— Все, все, что прикажет мне дочь друга, которому я всем обязан… Я нашел бы вам многое сказать, но вы говорите, что теперь поздно… вам лучше знать… Сюда, сюда пожалуйте.
