- Он что, действительно не говорит?
- Да почему... говорит. Но чаще предпочитает молчать.
Флэш решил сменить тему. Чрезмерное любопытство может оказаться ему не на пользу. Доверять тут нет основания никому. Даже Фортадо - хотя он и кажется вполне доброжелательным.
К тому же, стоит подумать о насущном.
- Ральф, можно здесь достать какие-нибудь вещи? Зубную щетку, например?
- Достать можно все: от ниток с иголкой до героина. Все, кроме оружия. Джо со своей заточкой не в счет. Само собой, можно и щетку. Вопрос в том, сколько ты заплатишь тем из наших боссов, которые занимаются торговыми делишками.
- А как с деньгами обстоит дело? - продолжал расспрашивать Флэш.
- Ты ничего не пронес с собой? Можешь не опасаться - я не отношусь к шестеркам ни Джо, ни Берни.
- У меня ничего нет, на самом деле. Если честно, с трудом представляю, как такое можно провернуть.
- Есть способы. Напомни потом, расскажу тебе один... Сейчас, правда, уже без толку, но - так, от нечего делать.
- А как-нибудь заработать здесь можно?
- Да. Некоторые варианты тебе вряд ли подойдут...
- А другие?
- Другие - это от случая к случаю. И случаи эти зависят тоже от боссов. Иногда они какую-нибудь работу заказывают. Некоторые потом действительно платят.
- Что за работа?
- Да разное. Вот Филу один раз приспичило четки заиметь, обязательно ручной работы. Он одному парню дал кучу деревянных заготовок и наждачку, и велел бусины для этих четок вытачивать. Чтобы одинаковые и ровные. Тот долго корпел, но сделал. Заниматься-то тут все равно особо нечем, времени вагон. Фил ему заплатил. Вот так. Может, и тебе со временем что-нибудь такое подвернется. А пока - обходись...
***
Сказать, что тесная холодная камера сводила с ума, было бы преувеличением. Позволить себе так раскиснуть на третий же день нахождения в тюрьме - слишком большая слабость. Но все же обстановка сильно угнетала, поэтому Флэш старался отвлечься, как мог. Хотя круг возможных занятий в Лабрисфорте был весьма невелик. Разговор с Фортадо, правда, дал много пищи для размышлений. Уэсли систематизировал в уме все полученные о тюрьме на острове сведения, фиксировал в памяти даже мелкие, незначительные факты. Дорого он дал бы сейчас за блокнот и ручку! Но рассчитывать приходилось лишь на собственные мозги.
Лабрисфортская тюрьма (II)
В следующие два дня Уэсли продолжал изучать лабрисфортскую жизнь. Разговаривал не только с Фортадо, но и с некоторыми другими арестантами. Все они, за исключением двух главных громил, Джо и Берни Оллза, и их ближайших шестерок, отнеслись к Флэшу безразлично, без особенной враждебности. Быть может, потому, что у них был шанс убедиться: по отношению к Флэшу этой самой враждебности лучше не проявлять.
Большинство обитателей Лабрисфортской тюрьмы не любили разводить разговоры. Но встречались и исключения. Например, болтовню одного парня просто невозможно было остановить. Звали его Реджинальд Питер Филдингтон - сам он всегда называл себя именно так, без всяких сокращений. К такому имени тянуло добавить приставку "сэр". Как ни странно, во внешности его обладателя действительно проглядывало что-то аристократическое - не смотря на серую тюремную робу и на то, что он был наркоманом, подсевшим на иглу задолго до того, как попал в Лабрисфорт.
Однажды Уэсли спросил Филдингтона, сколько времени тот уже провел в тюрьме - и тут же пожалел об этом. Реджинальд Питер, казалось, только и дожидался, когда с ним заговорят. Его точно прорвало: он извергал тонны слов в секунду - причем к вопросу Уэсли они имели мало отношения, и вообще были не особо связаны между собой по смыслу. Если бы Уэсли и захотел, не запомнил и одной десятой части из сказанного. По сравнению с Филдингтоном даже Норман Псих мог бы показаться рассудительным.
Когда "речь" наконец была завершена, и Реджинальд Питер заметил, что Флэш все еще стоит рядом - он был явно удивлен таким долготерпение слушателя.
С этим же человеком была связана история о пронесенных в Лабрисфорт немалых деньгах, которую Фортадо все-таки рассказал Уэсли. Дело обстояло так. За день до суда в изолятор к Филдингтону пришла его подружка. Она знала, что если Питер загремит в тюрьму, без денег ему там долго не протянуть, поэтому на ту встречу принесла с собой небольшой сверточек из крупных купюр, туго скатанных рулоном и герметично обернутых пленкой и скотчем. Внутри свертка была продета тонкая прочная нитка. Девушка очень натурально изобразила истерику, умоляя позволить ей на прощание обнять любимого. Охрана сжалилась над несчастной. Во время этих объятий девица ловко засунула свой прощальный подарок Филдингтону в задний карман штанов.
До поры до времени тот припрятал деньги в своей камере, а после суда, перед тем как покинуть изолятор, каким-то одному ему известным способом умудрился затолкать сверток себе в глотку, а нитку привязал к зубу. В нутро к нему, ясное дело, никто не заглядывал, и в Лабрисфорте Филдингтон преспокойно вытащил свое богатство из желудка. Конечно, в этом был риск - ведь, если бы нитка оборвалась, в тюрьме на острове никто не стал бы оперативным путем извлекать из пищеварительного тракта заключенного посторонний предмет, и Филдингтон загнулся бы в мучениях.
Громила Джо Питера не тронул. Продажа наркоты была источником его доходов, он выступал посредником между заключенными и приторговывающими надзирателями. Поэтому терять лишнего потребителя дури для него было нежелательно.
Тому, что со временем эта история стала не просто всеобщим достоянием, а одной из здешних легенд, Уэсли не удивился: при патологической болтливости Филдингтона иначе и быть не могло.
Другой личностью, привлекшей внимание Уэсли, был тот самый Мьют. Поначалу Флэш не мог уяснить, почему этот человек вызывает к себе такое чувство - брезгливый интерес, смешанный с отвращением и даже каким-то иррациональным страхом. Так тянет снизить скорость и обернуться, когда проезжаешь мимо места автокатастрофы на дороге. Немного понятнее все сделалось после того, как он стал свидетелем разговора между Мьютом и небезызвестным уже Реджинальдом Питером. Кому еще, кроме как полоумному Филдингтону, могло прийти в голову разговаривать с Мьютом, которого даже Джо и Берни предпочитали обходить стороной... Хотя, как ни странно, именно в тот раз Питер говорил абсолютно связно, и - по его, филдингтонским, меркам - находился во вполне здравом уме.
Мьют сидел на своем излюбленном месте - около ограды, в самом углу, отдельно от всех. Естественно, лыбился, думая о чем-то одному лишь ему известном. Филдингтон брел по двору и жевал черствый кусок хлеба, припрятанный со вчерашнего ужина. Проходя мимо Мьюта, он остановился и явно собрался заговорить. Уэсли заметил это и, делая вид, что занят чем-то своим, приблизился на такое расстояние, с которого можно было слышать слова.
Прожевав и проглотив то, что было у него во рту, Филдингтон сказал Мьюту:
- Слушай, про тебя столько всякого рассказывают... Врут небось, а?
- Что ты имеешь в виду, Пит?
Флэш впервые услышал голос Мьюта - вкрадчивый, почти ласковый.
- Ну как - что... - Филдингтон ухмыльнулся. - Сам знаешь...
- Нет. Откуда мне знать?
Глаза Мьюта, до того прищуренные, внезапно распахнулись и уставились на Питера.
- Ну... - Питер сделал пространный жест рукой, - говорят, ты людей просто так убиваешь... ни с того ни с сего.
- Конечно, врут. Я никогда никого не убивал без причины.
- А как же тогда вся эта болтовня про детей? - Филдингтон уже противоречил сам себе - ведь в начале разговора он высказал сомнение в правдивости слухов.
- Дети... - Мьют слегка покачал головой. - Все видят в них только детей. Но надо уметь смотреть и чуть подальше своего носа, да, Пит?
Филдингтон, не понимая, к чему клонит собеседник, пожал плечами.
- Я видел их сущность, - продолжал Мьют. - Мне достаточно посмотреть человеку в глаза, чтобы увидеть его сущность, Пит. Бывает, что сильные несут в себе тьму. А бывает - слабые... Трусливые, легковерные. Но особенно - гордые. Те, кто рвутся стать богами, богами на земле. А это неправильно, Пит. Совсем неправильно. Их надо останавливать, пока они не натворили бед.
- Значит, ты один видишь эту, как ее - сущность? Ты один, и больше никто?
- Да, ты все правильно понял. Я искал их, выслеживал. Не всегда это были дети. Я уничтожал их всех, как сорняки... А потом - в огонь. Против них может помочь только огонь, только огонь, Пит. Иначе... иначе они не уходят.
- Но ты же сжигал не только убитых?
- Не только... От живых так можно отделаться сразу и наверняка. Но, знаешь, это меня и подвело. Те десять детей стали последними, от кого я избавил мир. Это все их крики. Если бы они так не вопили, я услышал бы, как полицейские ломятся в двери, и ушел бы вовремя. Но с теми десятью я все-таки покончил. Правда, это мало, Пит, очень мало.
