Димка сел. Огляделся по сторонам. Уставился в испуганные лица незнакомых ребят. Скользнул взором в сторону восседавшего на пне старца. Последний протягивал руку.
— Кто вы? — спросил Димка, поднимаясь. — Что тут происходит?
Старик улыбнулся.
— Просто ты познал истину. Твоё сознание испугалось видения. Потому на время отключилось. Теперь ты можешь представить, какого приходится взрослым, что пожелали взглянуть за грань… Сознание покидает их навечно, потому что не в силах снести увиденного… тем более, постичь и принять.
Димка поморщился.
В голове, такое ощущение, перекатывались шарики от подшипника. В висках пульсировало, во лбу щёлкало, затылок просто ломило.
Память постепенно возвращалась.
— Димка, что ты видел? — спрашивала худенькая девочка в бейсболке, обнимая красно–зелёного воздушного змея.
Димка пожал плечами — он не знает, что видел. Но помнит, как зовут эту симпатичную девочку, что сидит с ним в классе за одной партой.
— Женя?.. — слова сами слетели с губ.
Стоп! Остальные тоже сидят в их классе… Димка по очереди обвёл взором мальчика с голубыми глазами, что стоит чуть впереди, и другого, чуть позади, с очками на носу и с книжкой в руках.
— Чита?..
Мальчик в очках тут же кивнул.
— Вроде опомнился, — сухо сказал голубоглазый.
— Славка?..
— Точно опомнился, — кивнул Чита. — Где ты был?
Димка, в очередной раз, пожал плечами.
— Он был за гранью, — сказал старик. — Он видел то, как должно было быть… и как уже не будет никогда. И в этом только моя вина. Прости меня, Димка. За всё прости. А за то, что я не позволил вам с братом воссиять, с меня спросят там, — кивок в небеса, — на Страшном суде.
— Михаил?.. — Димка вспомнил всё. Жуткую ночь. Плачущую маму. Крики поутру. Страшный берег. Спятившего отца и мёртвого брата. Жизнь под мамины слёзы. Переезд. Новую школу, новых друзей, новых врагов… Пустырь. Странный поезд, что не имеет остановок. Тупик. Солнце и ветер. Воздушного змея. Монаха, что пытался спасти брата. Хладнокровную истину, которая заплела в себя века и народы, души и судьбы, праведных и грешных. Жизнь и смерть.
«А над всем этим парит вырвавшийся из заточения Мрак. Мрак, что поёт свою финальную песню… и жаждет реванша, так как в случае успеха, ему будет дарована Вечность. Право вершить судьбы людей. Право убивать или исцелять. Право нести веру или страшный суд. А это уже функционал бога. Функционал Всевышнего».
— А что если оно победит? — спросил Димка, ни к кому не обращаясь.
— Что победит? — не понял Славка.
— Зло.
— Так оно уже победило, — заметил рассудительный Чита. — Разве забыл, к чему мы пришли в наших спорах?
— Нет, не забыл, — отмахнулся Димка. Он обернулся к Михаилу. — Но кто же выступит против Мрака?
Монах пожал плечами.
— Думаю, очередной архангел, угодный Творцу.
— И что случится, если этот архангел не выстоит в схватке?
Михаил долго молчал. Потом обвёл притихших ребят томным взором и сказал:
— Тогда с небес спуститься хаос.
— А это ещё чего? — спросил Славка.
— Это такая штука, — принялся объяснять Чита, — которая настаёт в любой замкнутой системе при максимальной энтропии.
Славка скрестил руки на груди. Вся его поза говорила: мол, издеваешься, что ли?..
Чита кивнул.
— Энтропия — это нарастание беспорядка. Тесно связана со Вторым законом термодинамики.
— Всё верно, — кивнул Михаил. — Чем меньше порядка, тем более дискретизированным выглядит человеческая сообщность во вселенских масштабах. Таким нет места в разумной части Вселенной. Только там, за гранью, в стане ужасных чудовищ.
— Вы же говорили, что ада нет… — проронила испуганная Женя.
Михаил качнул головой.
— Я сказал, что поменяются условия бытия. А ад — реален, как и всё вокруг. В условиях максимальной энтропии нарушаются общепринятые законы, время становится относительным, а пространство бесконечным. Печати рушатся, так как больше нет сознания, которое они были призваны сдерживать. По гибнущей планете слоняются орды сумасшедших. Они рвут плоть друг друга, вырывают собственные языки, колют глаза. В них больше нет ничего святого. Их души погасли. Остались лишь животные инстинкты: голод, пошлость и отсутствие жалости.
Женя прикрыла уши ладонями. В глазах девочки читался безграничный ужас.
— Это и есть хаос — конец всего живого.
— А дальше что? — спросил Чита, игнорируя косой взгляд Славки.
— Дальше происходит сингулярность, — ответил Михаил. — Именно, что происходит, потому что в ней не действует ни один закон физики. По истечении определённого времени — его обзывают Планковским, — происходит взрыв. Так пресекается зло. А из строительного материала, высвободившегося после взрыва, возводится новая жизнь: звёзды, планеты, миры… люди.
— А как же души плохих людей? — спросил Димка.
— Они становятся чёрными ангелами, коим предписано стоять на службе у сатаны. Как правило, это пропащие души. Хорошие же попадают на Суд. И им даруют ещё один шанс. Всевышний щедр. Жаль, что люди просто не в силах осознать этого. А Он терпит, хотя может в любую секунду прихлопнуть навязчивую муху, даже не задумываясь о последствиях содеянного.
Димка кивнул.
— Так у Мрака есть шанс? — в лоб спросил он.
Михаил вздохнул.
— Шанс есть во всём, как и у всех. Вопрос лишь в том, как ты сам распорядишься новоявленным случаем. Но, думаю, зло проиграет. Особенно если учесть факт того, что на планете вновь начали появляться искры.
Димка задумался.
— Но что же тогда стало с душой моего брата? — спросил он дрожащим голосом. — Куда она попала?
Михаил опустил голову.
— Боюсь, на долю души искры всё чаще выпадает самое тяжкое испытание на известной нам части грани. Она становится чёрной звездой. Монстром, что должен убивать миры.
Димка почувствовал, как в груди что–то оборвалось.
— И ничего нельзя изменить? Совсем–совсем?..
Михаил медлил.
— Неизвестно, что там, внутри, за горизонтом. Если бы только попасть туда и открыть для себя ещё одну истину, тогда да, возможно бы появились шансы. Но так далеко ещё никто не заглядывал.
Димка скривил голову.
— Этот корабль, монастырь, он может туда долететь?
Михаил чуть заметно вздрогнул.
— Сперва нужно узнать, к чему именно лететь.
— Я знаю, — сказал Димка. — Я полечу к брату. Что для этого нужно?
— Нужна кровь ребёнка, — молвил Чита. — Я ведь прав?
Михаил ничего не ответил. Лишь только кивнул.
На следующее утро, в воскресенье, Димка проснулся от непрерывного звонка в дверь. По прихожей пробежались мамины шаги. Замерли у двери. Щёлкнул, открываясь, замок.
«Что–то не так… — пронеслись в Димкиной голове первые тревожные мысли. — Что–то случилось».
Словно подтверждая данность, в комнату заглянул всклокоченный Чита. В его руках не было книжки, и Димка приготовился к самому худшему.
Чита сказал с порога:
— Огонёк пропал.
— Как пропал? — вдавил из себя Димка, понимая, что не в силах просто так снести услышанного. — Давно?
— Не знаю точно. Но он дома не ночевал…
Чита протиснулся в комнату. Попытался закрыть за собой дверь, но Димкина мама не позволила.
— Что это у вас за секреты такие в воскресное утро, молодые люди? — спросила она, тормозя дверь носком туфли.
Чита испуганно глянул на Димку: мол, выручай!
Мама ждала — по всему, не уйдёт, пока не услышит правды.
Димка закусил губу.
— Огонёк заболел… На «скорой» увезли. Надо бы проведать…
— Какой ещё огонёк? — не поняла мама. — Не морочь мне голову! Говори толком, что произошло.
Чита склонил голову на бок.
— Огонёк — он одноклассник. Серёжка Савельев. Огонёк, это так, прозвище просто.
— Ясно, — кивнула мама. По выражению её лица невозможно было определить верит она в услышанное или же нет. — И что с ним?
— Ангина, — не задумываясь, брякнул Димка.
Чита поморщился.
— А тебе почём знать? — тут же прижучила мама. — По–моему, твой друг не успел и рта раскрыть. А сам ты спал всю ночь как сурок, словно тебя ничто не беспокоит…
Димка в отчаянии посмотрел на Читу.
— Я… Он… Просто Огоньку ещё в пятницу плохо стало. Его даже с уроков отпустили!
— Я ещё вчера его проведать вечером заходил, — монотонно проговорил Чита — именно так пытаются соотнести ложь за правду. — Вроде бы нормально всё было. А сегодня с утра Славка позвонил — другой одноклассник, — сказал, что того… обострение случилось.
— Обострение чего? — не выдержала мама. — Хитрости? Этот диагноз скорее вам ставить нужно. Устроили тут представление, любой цирк позавидует!
— Почему позавидует? — спросил, одеваясь, Димка.
