IV
Как ни странно, после посещения церкви мне полегчало. Леонидовна светилась от радости: в кои-то веки ей удалось помочь ближнему, то есть мне. Её уверенность, что совершённый в храме обряд поможет упокоить деда, передалась и мне, и я заметно повеселела. На кухне закипал чайник, в доме было тепло и уютно; я удобно устроилась в кресле и поужинала плиткой шоколада, а потом отправилась спать в самом умиротворённом и радостном расположении духа.
В эту ночь страшные сны меня не тревожили; умаявшись накануне, я отключилась сразу же, как только коснулась головой подушки. Под утро мне приснилась война: на город наступали немцы, но всё происходило на редкость тихо и мирно, – не то что в прошлую ночь. Ярко светило солнце; меня взяли в плен, и старый лысый фашист в блестящем чёрном мундире принёс мне к завтраку тарелку мелко нарезанных ананасов. Ананасы эти он якобы купил на рынке специально для меня… Я раздумывала, что он хочет этим сказать, – наверняка пленных можно было бы покормить и чем-нибудь попроще, – но тут зазвонил будильник, возвестив, что пора собираться на работу. Сновиденные фашисты до поры до времени забылись: меня ждали более важные дела…
Приземистое одноэтажное здание, огороженное бетонным забором, длинное, как коровья кишка, и облезлое, как дворовый кот, именовалось гордым словом "офис", – но я про себя называла его просто "работа", время от времени добавляя эпитет "проклятая". Это здание отнимало у меня лучшие часы жизни, – светлые, солнечные, – оставляя мне какой-то огрызок: летом – долгие вечера и закаты, а зимой – мерзкое тёмное время с угольно-чёрным небом над головой, когда не светит солнце…
– Ну что, как дела? Неужели не ходит больше?.. – полюбопытствовала Алинка – моя сотрудница, когда я, наконец, добралась до офиса. Мы работаем вместе уже три года; её стол стоит рядом с моим, и благодаря этому обстоятельству она знает много странных историй из моей жизни. Впрочем, все остальные сотрудники тоже знают…
– Не ходит, представь себе. Я сначала тоже не верила. А поставили свечку – и вот… – я развела руками.
– Надо же… вот это да.
Глаза Алинки, жирно подведённые чёрным карандашом, округлились; она явно была удивлена, что такой незамысловатый обряд подействовал. Алинка позиционировала себя как специалист по обрядам; несмотря на юный возраст, она давно увлекалась магией и всем давала понять, что это увлечение – надолго и всерьёз. У неё были странные глаза: такие чёрные, что не видно, где заканчивается зрачок и начинается радужка; каждому заглянувшему в них казалось, что он смотрит в бездонную пропасть. Одевалась Алинка тоже в чёрное; женщины из офиса поговаривали, что она состоит в некой тайной деструктивной секте, но я знала, что это всё враньё. Как ни странно, волосы у Алинки были светлые, – но она регулярно исправляла этот изъян, прибегая к помощи чёрной краски.
– Ну, отлично. Значит, ты нашла то, что нужно… для тебя… хотя постой…
– Что? – спросила я, чуть встревожившись.
– Давно дед к тебе не ходит?
– С того самого дня, как провели обряд. То есть со вчерашнего. Всю ночь проспала спокойно, как младенец. Даже кошмары не снились… только война и фашисты… вот.
– Мало этого, – авторитетно заявила Алинка. – Ты неделю подожди. Или месяц. А вдруг он опять придёт?..
Как ни хотелось мне поверить в счастливое избавление от мертвеца, – радость моя длилась недолго. Слова Алинки оказались пророческими. Дед вернулся через три ночи, – даже раньше, чем она предсказывала. Ключ привычно повернулся в замке, и я услышала знакомый скрежет. Вернулся с кладбища…
На этот раз отдыхать в кровати он не стал, а сразу направился в кухню: наверное, был очень голоден. Я не стала выходить из комнаты, и холодильник он опустошил довольно быстро, – а потом, увидев у меня свет, направился к закрытой двери и стал дёргать дверную ручку. Заслышав шаги на лестнице, я предусмотрительно вставила под ручку двери палку, – обломок старой швабры; но разве такие мелочи остановят того, кто сумел открыть крышку собственного гроба? Палка от швабры с треском сломалась и упала вниз, развалившись на две части. Путь был свободен; дед вошёл в комнату, держа в вытянутой руке нож…
– Двери позакрывала?! – голос у него был скрипучий и низкий; в комнате сразу запахло сыростью и могильной землёй…
…Остриё ножа кольнуло меня в плечо. Моя рубашка окрасилась кровью. Оттолкнув мертвеца, я выхватила у него нож и стала кромсать его гниющее тело, – уже в который раз… Труп разваливался на глазах. Покончив с ним, я разложила останки по пакетам и плотно завязала каждый из них, чтобы просочившаяся оттуда кровь случайно меня не выдала. На этот раз я решила отнести пакеты на помойку.
– Мусор выбрасываешь? – приветствовала меня Леонидовна, вставшая ни свет ни заря.
– Если бы мусор…
– Что? Опять?!.. – она всплеснула руками.
– Опять, – кивнула я. – Всё ходит и ходит. Не помогло.
– Ох, грехи наши тяжкие… И что мне с тобой делать?..
– Ничего. Он всё равно будет ходить. Придётся терпеть…
– Да ты, никак, плачешь?! Подожди… да не реви ты, как дитё малое, – стыд, да и только… Ну, хочешь, я батюшку позову, – освятить квартиру? Место это нехорошее, нечистое. Ты вот не знаешь, а старые люди помнят: когда наш дом строили, старое кладбище с землёй сравняли, – оттого и ходят тут всякие… – Леонидовна боязливо покосилась куда-то влево, на мешки со строительным мусором, выброшенные несознательным соседом в неположенном месте.
– Так это когда было, Леонидовна? – возразила я. – Пятьдесят лет назад? Мой дед намного позже умер.
– Да какая разница? А освятить квартиру не повредит. Глядишь, и он ходить перестанет…
– Это же, наверное, денег стоит, – заметила я. – Даром никто освящать не будет.
– И то правда, – кивнула Леонидовна. – У нашего священника в семье восемь ртов… всех кормить нужно. Да ты не бойся, он дорого не возьмёт, – я похлопочу. Ну, а если не хочешь, или денег у тебя нет, – что ж, хозяин – барин, извини, что предложила…
– Да есть у меня деньги, – нахмурилась я. – На отпуск собирала.
– Ну, вот и славно… А может, лучше тебе в отпуск уехать? Там-то он тебя не достанет.
– Так отпуск у меня когда ещё будет… Летом. А до лета ещё дожить нужно. А как жить, если он ко мне ходит?! Дед… С ножом на меня бросается, зарезать хочет… если и не зарежет – я до лета сама повешусь… от жизни такой. Спасибо вам за всё, Леонидовна, пусть священник приходит, я заплачу.
– Ну как? Он вернулся? – с нетерпением спросила Алинка, едва завидев меня на пороге офиса. В последние дни она каждый раз встречала меня этим вопросом.
– Вернулся, – обречённо вздохнула я. – Три ночи не приходил, – и вот опять…
– Вот видишь! Я же говорила! – подытожила она. – И что ты думаешь делать дальше?
– Завтра утром ко мне придёт священник, – квартиру освящать.
– А если не поможет?
– Леонидовна говорит, должно помочь. А если не поможет, – я, наверное, сама удавлюсь. Ночью такое было… вернулся прямиком с кладбища, холодильник опустошил. Палку от швабры сломал, а потом на меня с ножом… Плечо порезал до крови. Пришлось его убить, – ну, как всегда.
Алинка кивнула.
– Может, ты что-нибудь посоветуешь? Не зря же тебя ведьмой считают…
Несколько секунд Алинка задумчиво смотрела в потолок, наматывая на палец прядь идеально чёрных, недавно окрашенных волос, – она делала так всякий раз, когда думала над какой-нибудь сложной задачей.
– Слушай, – наконец очнулась она, – вот ты говоришь, что он у тебя холодильник опустошает. А почему?
– Ну, не знаю. Голодный, наверное. Мёртвые, вроде бы, есть не должны… Странно это.
– А ты его кормить не пробовала?.. Вдруг он только за тем и приходит? Поест и отстанет от тебя тогда…
– Специально кормить не пробовала. Он же и так у меня всё сжирает, что в доме есть.
– Знаешь, что нужно сделать? В следующий раз, когда придёт, приготовь для него тарелочку пшена.
– Пшена? – удивилась я. – Он же не курица. Зачем оно ему? Или ты хочешь, чтобы я ему пшённую кашу сварила?
– Нет, кашу не надо, – сказала Алинка. – Просто насыпь пшено в тарелку и оставь её где-нибудь в углу. Увидишь, что будет.
Изрядная доля скептицизма не давала мне поверить в действенность такого рецепта, но совет Алинки заинтриговал меня, и я решила последовать рекомендации: не подействует, – так хоть посмотрю, что выйдет из этого безобразия.
– И вот что ещё, – продолжала Алинка. – Кошку в дом ты ни разу не приносила?
– Было дело, – печально вздохнула я. – Приносила и даже оставляла на ночь. Так дед бедного Барсика чуть не убил. С ножом на него накинулся… тот еле жив остался. Теперь обходит мою квартиру десятой дорогой. Напугали беднягу чуть не до смерти…
