Перед самым обедом случилось кое-что весьма любопытное. Покончив с обтиркой очередного агрегата, я отлучился за керосином, а когда возвращался, то обнаружил в углу цеха, возле точильного круга Олега Копытина. Ничего необычного в этом не было - при нужде каждый мог поправить на круге поломанный и затупленный инструмент. Я собрался пройти мимо, и даже принял немного в сторону – из-под круга снопом летели искры а в руках у меня, как-никак была полная жестянка керосина, - но тут Копытин обнаружил меня, засуетился и принялся засовывать что-то под спецовку. И - уронил; таинственный предмет со звоном ударился о цементный пол и отскочил прямо к моим ногам. Копытин дёрнулся, было, за своим имуществом, но встретился со мной взглядом – и застыл на месте.
Я наклонился и поднял. Это была финка – излюбленное оружие, что серьёзных блатных, что обычной шпаны. Узкий, не слишком длинный клинок «щучкой», вместо упора, под лезвием кольцо из жёлтой латуни, латунное же навершие в виде сапожка. Рукоятка наборная, но не из цветного оргстекла, а из кусков чёрного эбонита и бурого бакелита – здесь этот материал называют «карболит». Ничего не попишешь, плексиглас, в том числе и разноцветный, в СССР начнут производить только в середине тридцатых.
Я поднял взгляд на Копытина. Он так и стоял, не смея шевельнуться, и в глазах его читалась неуверенность, а то и откровенный страх.
- Заложишь? – голос его упал до шёпота. – Я не себе, просто попросили наточить…
Я повертел финку в руках. Лезвие ещё тёплое и носит следы абразива – действительно, точили... Впрочем, это может быть всего лишь последняя операция в так сказать, «технологическом цикле».
- Сдался ты мне… - я старался, чтобы это прозвучало по возможности пренебрежительно. – Да и западло стучать, не по понятиям это. Давай-ка лучше так сделаем…
Я взвесил нож на ладони.
- Почём драпчик? В смысле – за сколько собирался продавать? Только не ври больше, не поверю.
Копытин шмыгнул носом.
- За пятьдесят рублей сговорились.
- Недурственно. Ножен, конечно, нет?
Он помотал головой.
- Портяночники…
Я слабо ориентировался в текущих ценах, поскольку своих денег не имел, да и тратить их в коммуне было негде. По идее, за работу в цеху мне шла кое-какая зарплата, но пока ещё я не получил на руки ни копейки. Но я представлял, что килограмм хорошего мяса, баранины или говядины, стоил на базаре около червонца, полулитровая бутылка водки тянула, в зависимости от качества, от девяти до двенадцати рублей, а за кусок едкого, воняющего хлоркой мыла пришлось бы выложить чуть больше рубля.
- Ты, эта, отдай, пока не увидели… - начал Копытин, но договорить ему я не дал.
- Погоди ты, не кипешуй!
Я снова взвесил нож в ладони. Лезвие достаточно мощное, в обушке не меньше четырёх миллиметров, ручка удобная, ухватистая, и балансировка приличная - при случае нож можно и метнуть. А что работа грубовата, так мне его не на полку, в коллекцию…
- Видел мои часы, которые я вчера в спальне показывал? Так вот, я тебе отдам их за это перо. Корпус из серебра, механизм прежних времён, швейцарский, за них в любой часовой лавке не глядя семь червонцев дадут. Ну что, разойдёмся краями?
Я нисколько не кривил душой. Часы были чуть ли не единственным моим имуществом, унаследованным от «реципиента» - судя по гравировке на внутренней стороне крышки (действительно серебряной, тут я тоже не соврал) они раньше принадлежали Давыдову-старшему. Сам Лёха нипочём не расстался бы с такой памятной вещью – раз уж сумел сохранить её и во время бегства с КВЖД, и в детском доме, и потом, по дороге через всю страну, сюда, в коммуну. Но для меня-то часы не составляли никакой ценности, кроме сугубо денежной, а вот финка мне сразу приглянулась. Осталась ещё с хулиганской юности, проведённой в Москве семидесятых, привычка носить в кармане ножик – «пёрышко», как мы тогда говорили, подражая блатным. Нет, не подумайте чего, мне ни разу не приходилось пускать его в ход против людей, а вот в иных ситуациях хороший клинок может оказаться незаменимым… например, если всё же придётся удирать из коммуны.
Уже под конец дня, когда мы всей гурьбой торопились на ужин, я улучил момент я спросил Марка: неужели пацаны ходят по коммуне с ножами в карманах?
Он усмехнулся и ответил, что да, случается, но только у новичков, да и то, самых глупых. Бывает, что делают на продажу или на обмен – но и это нечасто. Если попадёшься с подобной «контрабандой», то не избежать выволочки в рапорте, да и перед общим собранием придётся отдуваться.
Я не стал признаваться – не хотелось выглядеть в глазах друга тем самым глупым новичком. Марк, конечно может оставаться при своём мнении, тем более, что после трагической гибели отца у него к ножам особое отношение. Я заметил, что он вообще старается не брать ножи в руки - даже столовые, делая исключение только для маленького перочинного, с перламутровой ручкой. Но... как там говорил Чёрный Абдулла? «Кинжал хорош, для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется в нужное время…»
После обеда коммунары из всех отрядов бегали, как ошпаренные, таская на заветную поляну кто горбыль, кто армейские шатры, свёрнутые в длинные тяжёлые брезентовые колбасы, кто разобранные железные кровати из кладовки – отдельно рамы с панцирной сеткой, отдельно спинки, декорированные облезлыми прутьями и никелированными когда-то шишечками. Работа кипела, и пришлось нам уже во второй раз отменить тренировку с девушками.
После таких хозработ руки и ноги ныли, умоляя об отдыхе, и мы с Марком устроились на диванчике в «вечернем клубе». Я предавался обычному занятию – пролистывал газетные подшивки (сегодня это была центральная пресса, «Правда» и газета «Труд»); Марк же листал нетолстую книжку в новеньком картонном переплёте. Картинка на нём меня заинтересовала - гигантские рупоры, извергающие потоки лучей, вокруг по изогнутым решётчатым эстакадам пробегают вереницы скрюченных человечков. Надписи на обложке гласили: «В. Орловский, «Машина ужаса».
- Это у тебя что? Можно глянуть?
Марк поднял на меня глаза.
- Конечно, держи. Да я уже дочитал, так, по второму разу просматриваю, от нечего делать…
Я быстро пролистал книжку. Жёлтая скверная бумага, бледный текст, такие же бледные чёрно-белые иллюстрации. На них – размахивающие руками люди, приборы со множеством катодных ламп, огромные танки на манер британских «ромбов», несущийся по улицам города открытый автомобиль.
И снова – раструбы, испускающие потоки лучей, в которых корчатся крошечные чёрные фигурки.
…где тут выходные данные? Ага, вот: «Москва, изд-во «Прибой», 1925 г.» И, Чуть выше – зловещий бледно-лиловый штамп.
…ох, как интересно…
- Это что, фантастика?
- Да, немного похоже на «Гиперболоид инженера Гарина» писателя Толстого – хотя не так увлекательно, конечно.
- Так ты и Толстого читал?
Марк радостно улыбнулся. Тема явно доставляла ему удовольствие.
- Ну конечно! И «Гиперболоид», и «Аэлиту» - это про полёт на Марс. Замечательный писатель! Я вообще люблю фантастику и много ещё чего перечитал. Беляева, к примеру, очень люблю – «Человек-амфибия», «Остров погибших кораблей». Я и заграничную перечитал – Жюля Верна, Герберта Уэллса, «Войну Миров». Но наша, советская фантастика мне гораздо больше нравится! там всё такое… будто на самом деле было, или вскорости будет на самом деле!
Я постучал пальцем по обложке с таинственными раструбами.
- А эта книжка, к примеру - про что она?
- О, тут занятная история. Понимаешь, американский изобретатель и архимиллионер по имени Элликот создаёт машину, способную выплёскивать в эфир особые эманации, вызывающие у людей страх. С её помощью он и другие капиталисты захватить власть над миром. Представляешь – включают такую установку, и целая армия разбегается, охваченная ужасом! В городах паника, люди бросают работу, мечутся туда-сюда… заходи и бери голыми руками!
