Поднявшись на цыпочки, Люмин обеими руками обхватила лицо Чайльда, отчего его глаза расширились, а он сам залился краской, казалось, до кончиков волос.
— Ты молчал, потому что боялся разрушить нашу дружбу?
— О, — отозвался Чайльд с нервным смешком. — Ну… Сначала я боялся. А когда хотел уже все сказать, Фишль с Беннетом расстались, и я… Я не хотел для нас такой же судьбы.
— А что ты думаешь теперь?
Чуть усмехнувшись, Чайльд внезапно подхватил Люмин на руки. От неожиданности она ойкнула, а потом залилась смехом, таким веселым и искренним, что губы Чайльда тоже тронула улыбка. Он убрал упавшую на ее лицо прядь, и щеки Люмин зарумянились — зимний мороз не имел к этому никакого отношения.
— Аякс, твои родители смотрят!
— Пускай смотрят, — отозвался он. — Они, знаешь ли, те еще шипперы.
Люмин рассмеялась.
— Скажи это еще раз, — попросил Чайльд. Люмин вопросительно вздернула брови. — Мое имя.
Она лукаво сощурилась.
— А что мне за это будет?
— Мм… Замороженная пицца Беннета. Пойдет?
В этот момент из окна высунулась счастливая Тоня. Замерзнув, она решила вернуться в дом, чтобы развести огонь в гостиной, и тут заметила под кактусом знакомую разноцветную гору.
— Ребята, ребята! Подарки вернулись!
Заслышав ее слова, Люмин усмехнулась.
— Кажется, тебе повезло.
В ее глазах заплясали веселые блики, и она, приблизив к Чайльду свое лицо, тихо шепнула:
— Аякс.
Услышав, с каким трепетом она произносит его настоящее имя, Чайльд еще сильнее залился краской, а затем, отбросив сомнения, мягко коснулся ее губ. Люмин не отстранилась. Обхватив его рукой за шею, она ответила на поцелуй, и Антон с Тевкром, завидев это из окна, чуть не пробили головами потолок.
Не выпуская Люмин из рук, Чайльд понес ее в дом, и за ними потянулись и все остальные.
Вскоре они устроились на втором этаже, в комнате Чайльда: в виду нехватки двери в гостиной было холодно, а заниматься ремонтом в рождественскую ночь никому не хотелось. Мама Чайльда принесла кружки с горячим шоколадом и пиццу, которую за десять минут разморозила в духовке.
Ребята уселись на пледе. Перед тем, как опуститься рядом с Люмин, Чайльд положил под маленькую настольную елку фигурку бумажного дракона.
Рождественская полночь была упущена, но никто не обратил на это внимание. Проектор Коллеи показывал на стене праздничные фильмы, а ребята никак не могли наговориться, прерываясь только ради пиццы и горячего шоколада. Когда отец Чайльда поднял кружку, все замолкли, чтобы выслушать его тост.
— За драконов Бумажной горы, — предложил он.
— И за чародеев, — улыбнувшись, добавила мама.
— И за друзей, — завершил тост Чайльд.
Тоня, Тевкр и Антон рассмеялись, заявив, что это самый нелепый рождественский тост из всех, какие они только слышали, и все остальные, подхватив их веселье, чокнулись кружками с горячим шоколадом.
— С Рождеством!
А во дворе стояла тишина.
Золотые огоньки уже растворились в синих небесах, и гора стала такой, как прежде — будто и не было на ней ни драконов, ни чародеев.
Кружась, снег крупными хлопьями опускался на ветви древней ели.
Наступило Рождество.
