Девушка чуть ниже среднего роста, с приятными чертами лица, крупным открытым лбом и чересчур печальным взглядом. Ее длинные золотистые волосы собраны сзади в большой узел и покрыты симбиозом колпака и платка, лицо прикрывает легкая темная вуаль. Это Луиджина Бонатти, с ней мне предстоит делить одно тело на двоих, к счастью, довольно неплохое.
Я с любопытством рассматриваю свое новое тело. Нельзя сказать, что Луиджина хрупкого сложения, скорее наоборот, однако она не тяжеловесная и очень подвижная. Не писаная красавица, но лицо привлекает молодостью и здоровым цветом, особенно когда оживляется улыбкой, в которой открываются великолепные белоснежные зубы. Глаза большие и очень выразительные. У нее небольшой прямой носик и легкая припухлость губ.
Из прочитанного файла-задания мне известно, что ее супруг, Джованни Бонатти, погиб, и это обязывает ее носить вдовью вуаль. Бедняжка! Из трех лет супружеской жизни она прожила вместе с мужем едва ли полный год, остальное время он провел за пределами Форли. Сначала он служил Венецианской республике, затем ее врагу, миланскому герцогу. Перейдя под знамя папского войска, он сблизился с графом Джироламо Риарио. Когда тот лишился должности гонфалоньера и удалился в свое поместье, Джованни вновь отправился искать счастье в Венецианскую республику, где нашел свою смерть, оставив вдову почти без средств, так как богатства своей службой он не заработал. В наследство ей достался дом в городе, где первый этаж она сдает внаем — там размещается сапожная мастерская. Луиджина должна постоянно находиться при графине, будучи ее фрейлиной, поэтому большую часть времени проводит в графском дворце, где у нее есть личные покои.
Я медленно приближаюсь к девушке. Она ничего не подозревает, смотрит в зеркало, которое перед ней услужливо держит служанка. Я очень волнуюсь, так как это мой первый опыт вхождения в чужое тело. Закрадывается тревожная мысль: «Вдруг не получится?»
Заслоняю собой зеркало, как может заслонить его эфемерное, невидимое тело, и ловлю ее взгляд. Вижу, что у нее расширились зрачки, словно она меня заметила, но это невозможно!
Свет меркнет, я ощущаю обволакивающее тепло. Слышится негромкое жужжание, будто вокруг меня роится туча августовских мух, потом начинаю различать отдельные слова и понимаю: это мысли девушки. Это необычно, интересно, но, как ни напрягаюсь, не могу из услышанного составить даже одну имеющую смысл фразу. Только отдельные слова, а в целом какая-то абракадабра. Если не сосредотачиваться на этих звуках, они мне не мешают, лишь создают звуковой фон.
Мрак рассеялся, и я вижу окружающий мир глазами девушки, вернее, то, на что направлен ее взгляд. Мы с ней едины! Две души в одном теле. Странное чувство — видеть, когда вроде бы мои руки и все тело живут сами по себе. Но это не мое тело, я всего лишь присутствую в нем как наблюдательница.
Служанка, закончив одевать девушку, вышла из комнаты. Чувствую, что девушку что-то беспокоит, уж не мое ли присутствие в ней? Вряд ли. Привыкаю к ощущениям человека, смотрящего кино.
Чудно познавать окружающий мир через чужое тело, имея возможность в любое мгновение изгнать чужое «я», заменив своим. Концентрируюсь, «заслоняю» ее «я», и теперь я единственный властелин этого тела! Оно подвластно мне так же, как собственное: кружусь на месте, подпрыгиваю, приседаю, но колоколообразное длинное платье и тесный корсет — не лучшая одежда для подобных упражнений. Двигаюсь по комнате, и мои страхи, что буду испытывать неудобства в чужом теле, уходят прочь. Мы едины, тело и я! Мои движения плавны и грациозны, а ведь мне присуща порывистость и даже некоторая резкость. Выходит, частица Луиджины всегда присутствует в этом теле, хотя им управляю я. На лице расплывается самодовольная улыбка, радуюсь, что все прошло так гладко. Концентрируюсь и возвращаю тело Луиджине.
Она испуганно вскрикнула и отпрянула от зеркала: заметила незнакомое выражение на своем лице. Луиджина что-то почувствовала, когда я была в ее теле, и испугалась, хотя продолжалось все это лишь несколько мгновений.
Первый опыт прошел успешно, но это не значит, что я смогу при необходимости заменить Луиджину. Я многого не знаю об этом мире с его тысячами писаных и неписаных законов и правил, которые известны лишь родившемуся здесь, впитавшему это с молоком матери. Почему-то мне жаль Луиджину, хотя я не сделаю ей ничего плохого и мое присутствие в ее теле будет непродолжительным и, по возможности, незаметным.
Всего четыре дня я нахожусь в теле Луиджины Бонатти, а уже вполне освоилась и познакомилась с окружением. Пока не видела только Джакомо Фео, фаворита графини. Мне известно, что он с отрядом воинов опустошает предместья Чезены, проще говоря, занимается грабежом, чтобы пополнить казну графини. Здесь это в порядке вещей, но в данном случае грабеж прикрывается благородной целью: местью правителю Чезены за то, что тот поддержал бунтовщиков, убивших супруга графини. Не имеет значения то, что старый правитель умер и правит Чезеной его сын, юный Пандольфо.
Графиня Катарина, рыжеволосая красавица, мало похожа на свой портрет работы Лоренцо Креди, вернее, художнику удалось фотографически передать ее внешность, но не властный характер и огонь во взгляде. На картине у рафинированной женщины-аристократки — отрешенный взгляд в себя, ее невозможно представить воительницей-амазонкой, каковой на самом деле являлась Катарина. Она знала, чего хотела, и делала все возможное, чтобы это получить.
Владения графини — это мини-государство со своим двором, министрами, чиновниками, послами, судьями, армией. У Катарины весь день расписан, и в нем нет места пустому времяпровождению. После смерти мужа титул графа перешел к ее старшему сыну, Оттавиано, которому сейчас семнадцать лет, и Катарина, до того как он станет совершеннолетним, будет его опекуном. Но, судя по тому, с какой неуемной энергией она управляет графством, она вряд ли отдаст бразды правления сыну.
Оттавиано не свойственны твердость и целеустремленность матери, зато хватает апломба и гонористости, и эти качества поощряются и раздуваются его окружением. Особенно в этом усердствует его телохранитель, верзила Гетти, все время что-то нашептывающий юному графу. За неделю до моего появления Оттавиано словесно оскорбил Джакомо Фео, а тот, не долго думая, отодрал его за уши, как нашкодившего мальчишку. Гетти обнажил меч, и лишь присутствие графини удержало их от кровопролитной схватки. Она пожурила и Оттавиано, и Джакомо, и заставила их помириться, а Гетти сделала строгое предупреждение: не ему, мелкому дворянчику, обнажать меч против барона. Этот титул совсем недавно пожаловал Джакомо Фео французский король Карл VIII, получив взамен графиню Катарину в качестве союзницы.
Армия у нее небольшая, но руководят ею опытные офицеры, и войско может в кратчайшие сроки возрасти в несколько раз за счет ополчения, призванного из подвластных Катарине Форли и Имолы. Графиня не делится властью ни с кем из нанятых ею кондотьеров, решения принимают она сама и Джакомо Фео. По ее первому требованию подданные обязаны отправить в армию всех мужчин в возрасте от двадцати до сорока лет, снабдив их на время войны пиками и кирасами. Катарина то и дело демонстрирует, что она не слабая женщина, нуждающаяся в помощи, а воинственная амазонка, которая не прочь увеличить свои владения за счет соседей. Близлежащее города Римини, Чезена и Фаэнци неуютно себя чувствуют, опасаясь, что она обратит свои взоры на них.
Луиджина Бонатти, фрейлина в свите графини Катарины, каждое утро отправляется к ней на работу, если можно так сказать. Я бы назвала это по-другому: она аниматор, развлекающий графиню и помогающий ей растрачивать избыток энергии. Во дворце трудится целый штат слуг, а дамы щебечут с утра до вечера, обсуждая всевозможные темы: вышивку, модные наряды, модных кавалеров и, конечно же, уход за своей внешностью, на чем графиня помешана. Она записывает всевозможные рецепты, хотя и не отбеливает по моде волосы и лицо. Графиня собирает рецепты по омоложению и записывает их в книгу в кожаной обложке, наряду с описанием всевозможных ядов, информацию о которых она получает от темных личностей, периодически появляющихся в ее окружении, но, как правило, ненадолго. Ее можно понять: косметология в Средневековье находится в зачаточном состоянии, вместо пудры используют муку или свинцовые белила, а на губы наносят сомнительные мази из баночек, состав которых лучше не знать, но в результате губы приобретают алый цвет, как будто обагрились кровью. В Италии это допустимо, тогда как в Испании за это могут обвинить в колдовстве и отдать под суд инквизиции. Духовенство учит, что красота женщины должна быть естественной, а украшающие средства — от дьявола.
Несмотря на это, графиня Катарина и дамы из ее окружения украшают себя вовсю. Сейчас у них в почете помада, естественно, из баночки, сделанная на основе бычьей спермы. По их мнению, ее запах должен сводить кавалеров с ума. Луиджина к этой помаде относится прохладно, так что мне не удалось испытать ее чудодейственную силу, зато она помешана на духах. Их привозят из Франции ведрами, так как дамы ими буквально умываются. Кроме того, в ходу всевозможные благовония и очистительные мази, которыми умащивают тело чаще, чем обмывают водой.
