Все засмеялись, а старик что-то сердито пробормотал себе под нос.
— Он тоже не мог поверить в призрак Нигейроса и утверждал, что готов встретиться с ним в любое удобное для того время, чтобы сразиться с ним на шпагах. Это была обычная шутка, — пояснила госпожа Кенидес. — А повторял он эту шутку так часто, что если вначале она приводила всех в ужас, то потом безнаказанность Тейнороса поставила появление Нигейроса под сомнение даже в глазах детей. Впрочем, дети очень любили слушать эту историю, сидя вечерами у очага. Тейнорос охотно её рассказывал, но сопровождал такими легкомысленными комментариями, что она вызывала у детей не ужас, а смех. Как горько ошибался этот безумный шутник! Кто знает, как бы обернулось дело, если бы он не оскорблял Нигейроса подобными рассказами? Но, видно, грозному призраку надоело прощать неразумных. И вот однажды ночью, после очередного веселья у очага, когда все в замке крепко спали, маленькому мальчику, внуку Тейнороса, пришло в голову пойти и посмотреть на портрет, о котором он столько слышал, но который никогда не видел, потому что он был заперт в одной из дальних комнат. Тейнорос, хотя и не верил в то, что Нигейрос может бродить по замку, но уважал волю своей бабушки, запретившей отпирать дверь и смотреть на портрет. Мальчик взял свечу, тихо прошёл по пустому, слабо освещённому коридору, спустился по тёмной лестнице и остановился перед запертой дверью. Он дрожал от холода и страха, но решимость его не исчезла. В замочную скважину ничего не было видно, ведь в комнате не горел свет, и мальчик растерялся. Он не подумал о запертой двери и теперь ему было стыдно своей недогадливости. К тому же, он так ясно представлял, как утром расскажет о ночном приключении сёстрам и братьям и как все будут им восхищаться и завидовать его храбрости, что отказываться от своего намерения не хотел. К счастью, а вернее, к несчастью, он заметил над дверью отдушину. Мальчик приволок высокую скамью, влез на неё, но этого оказалось недостаточно. Тогда он притащил большую пустую корзину из-под овощей, в которую дети любили прятаться, поставил её на скамью вверх дном, влез на неё и бросил свечу в отдушину. Что можно требовать от маленького ребёнка? Он думал, что свеча осветит портрет и погаснет. Как только свеча проскользнула в отверстие, мальчик соскочил на пол, чтобы посмотреть в замочную скважину, но её загораживало его громоздкое сооружение. Он слышал, как упала свеча и решил, что она погасла и его планам не удалось осуществиться. Теперь, чтобы никто не догадался о его запретной вылазке, ему надо было поставить принесённые вещи на место. В полной темноте он протащил скамью половину пути, но идти дальше побоялся, ведь это был, я повторяю, очень маленький мальчик. Корзину он оставил за дверью на лестницу, чтобы она не бросилась в глаза. А утром он бы всё привёл в порядок. Поднявшись по лестнице в свой коридор, он почувствовал, как возвращается к нему мужество, а вместе с мужеством — решимость. Он взял свечу из тех, что горели в коридоре, и снова спустился к запертой двери. Когда он приближался к ней, то ему показалось, что в щели пробивается слабый колеблющийся свет. Мальчик испугался, но всё же подошёл ближе. Ему представилось, что свеча, которую он бросил в отверстие, но погасла, а освещает комнату. Он приободрился и заглянул в замочную скважину. В комнате полыхал огонь. Мальчик, как завороженный, смотрел на языки пламени, пожиравшие ковёр и подбирающиеся к кровати у противоположной от двери стены, на которой, как он знал, спала его прапрабабушка, а до неё — сам страшный Нигейрос. Когда мягкая пушистая шкура, служившая покрывалом, вспыхнула и огонь взметнулся вверх, то осветилась вся стена возле кровати и Нигейрос предстал перед своим полумёртвым от страха праправнуком. Глаза его были устремлена на ребёнка с неслыханной жестокостью, губы скривились от еле сдерживаемого злобного смеха, пальцы перебирали струны гитары и на одном из них ярко сверкал великолепный бриллиант. Потом его чёрная фигура зашевелилась, словно готовая шагнуть вперёд, и мальчик закричал. Он побежал наверх, громко плача и зовя на помощь. Его остановили, окружили, успокаивали, засыпали вопросами. Ребёнок долго ничего не мог сказать и лишь повторял: "Чёрный кавалер! Чёрный кавалер!" Кстати, с тех пор Нигейроса и стали называть Чёрным кавалером. Пока от мальчика добивались вразумительного ответа, огонь распространился по замку, и всем стало ясно, какая опасность им угрожает. Семья спаслась, но спасти замок не удалось. Громадное здание полыхало.
— А портрет? — спросил Медас.
— Его нашли среди вынесенных вещей. Непонятно, кто мог открыть дверь и войти в комнату.
— Дверь могла выгореть, или её могли вышибить, — предположил Гонкур.
— Эта комната загорелась первой и должна быть вся в огне, — внушительно сказала госпожа Кенидес.
— Оставим предположения, — прервал их старик Вандесарос. — Нас там не было, и мы не знаем, вся ли комната была охвачена огнём или оставались углы, куда пламя ещё не дошло.
— Оставим, — с неожиданной лёгкостью согласилась госпожа Кенидес. — Я даже могу допустить, что это жители деревни, прибежавшие на помощь, вынесли и портрет, и гитару, и шляпу, хоть последняя — совсем бесполезная в данном случае вещь, потому что подобные шляпы не носили уже несколько десятилетий.
— В спешке люди хватают всё, что попадается под руку, — вставил молчавший до этого Каремас.
Гонкур не мог понять, как юноша относится к легенде, а поговорить с ним ему не удавалось, но почему-то у него создалось впечатление, что Каремас колеблется, верить ему в семейное проклятие или раз и навсегда оставить его без внимания. Мнение Мигелины, как ему казалось, в немалой степени зависело от мнения брата.
— Или шляпу с гитарой вытащили с другими вещами в каком-нибудь сундуке, — сразу подхватила Мигелина, как бы подтверждая наблюдение Гонкура.
— Я не спорю. — госпожа Кенидес улыбнулась с таким благодушием, что молодой археолог насторожился. — Но не всё объясняется так просто, — продолжала она. — Ребёнок увидел портрет, а точнее самого Нигейроса, сошедшего с портрета, а это не поддаётся объяснению.
— Почему же он увидел не портрет, а самого Нигейроса? — спросил Гонкур.
— Потому что он был живой. Он шевелился и играл на гитаре.
— Во всём виноват огонь, — объяснил Медас. — Колебался горячий воздух, а мальчику казалось, что это шевелится изображение на портрете. Если вы зажжёте свечу и посмотрите поверх огня, то увидите колебание воздуха.
— Раз в комнате был такой жар, то почему краска на портрете не потрескалась и не покорёжилась? — спросила госпожа Кенидес.
— Я не знаю, на каком расстоянии от огня висел портрет, — нерешительно ответил Медас. — И состав красок мне неизвестен.
— Ладно, я принимаю ваши объяснения, — с подозрительной снисходительностью сказала старая дама.
Она обвела всех высокомерным взглядом и с еле скрываемым торжеством спросила:
— А кто мне может объяснить, каким образом мальчик мог увидеть портрет, если только это был портрет, около дивана, если, как я вам говорила, он висел в углу у двери напротив дивана?
Наступило тяжёлое молчание.
— Почему же мне никто не отвечает? — спросила госпожа Кенидес.
Старик Вандесарос пожал плечами.
— Нельзя же верить каждому слову старинной легенды, сестра, — пришёл он на выручку молодым людям. — Мальчику могло и показаться.
Госпожа Кенидес не удостоила вниманием такое неуклюжее объяснение, и вновь наступила тишина.
— Если этот факт имел место, то он, действительно, пока не поддаётся объяснению, — согласился Гонкур, в глубине души согласный со своим другом. — А что было дальше?
— Семья переселилась в деревню, выстроила себе дом…
— Этот? — спросил археолог, готовый поймать госпожу Кенидес на неточности, чтобы этим подтвердить версию старика.
— Нет, не этот, — спокойно ответила старая дама, настолько далёкая от уловок и подвохов, что Гонкуру стало стыдно своего намерения. — Был выстроен деревянный дом. Временно. Предполагалось, что в нём проживут года три-четыре, пока не будет готов большой каменный дом, но… — госпожа Кенидес улыбнулась, — … семья прожила в нём более двадцати лет. Потом все разъехались, дом опустел, долго стоял заколоченный, ветшал, пока не развалился. На его месте вернувшиеся потомки и выстроили дом, где мы сейчас находимся.
— А что случилось с Тейноросом? — поинтересовался Медас.
— Его нашли в саду. Он лежал на дорожке лицом вниз с кинжалом в спине.
— Кто же его убил?! — поразился Медас.
— Неизвестно. Следствие не дало никаких результатов… Кстати, его смерть была пятой. Незадолго до него умерли ещё четыре человека.
Все задумались.
— Я упоминаю лишь о потомках Нигейроса и Мигелины, — уточнила госпожа Кенидес.
