Первый шаг на землю кладбища прямо через кладку когда-то давно рухнувшей мраморной арки сделал человек в черных одеждах. Он осторожно поманил за собой рукой второго и пошел вдоль каменной ограды, оставив прямой путь по такой же каменной дорожке к ступеням наверх к колоннаде перед склепом.
На древних руинах царила безмятежность. Вековые вязы и дубы покачивались со всех сторон от гуляющего здесь по их кронам ветра. Листья шумели, переливались, шептали. Но путники сторонились выйти на открытое пространство, они шли вдоль каменной кладки по краю захоронений. Эта ограда, обильно пробитая корнями, была единственной преградой на пути беспросветной чащи с тех самых пор, как здесь появилось кладбище. С трех сторон окружая пространство погребенных, она служила надежной защитой, простоявшей здесь сотни, а может быть и тысячи лет. С последней четвертой стороны, там впереди, высился склеп, отверстый проход уходил вниз в глубины мрака. Два ряда массивных колонн, справа и слева, постепенно выступали из золотого марева тумана. Они стояли на ровном возвышении из плит. А за ними были такие же гладкие высокие стены, закрывшие заднюю сторону кладбища от леса. Они оформляли место захоронений в правильный прямоугольник. И даже деревья Темнолесья боялись на него заходить и предпочли обойти его стороной.
Один из людей внимательно всмотрелся в центр древнего кладбища. Там, среди покосившихся надгробий, посреди захоронений проплыли в тумане два раскрытых мраморных саркофага. Одна крышка с рыцарем, отваленная в сторону, развалилась на три части. А другая была слишком крепка и лежала здесь же, подле мраморного ложа. Два саркофага, два отверстых гроба по числу гостей.
Сделав еще шаг, я сбил капли росы с последних травинок и вступил на белые ступени. Сделав несколько шагов по шероховатой поверхности, я дотронулся рукой к мокрому мрамору боковой стены склепа. Она была гладкой, словно ее отполировали вчера, влажная изморось собиралась прямо на ней и текла вниз небольшим ручьем по желобу. Мой спутник не спешил, озираясь по сторонам, он выбирал дорогу среди развалившихся надгробий. "Думаю, это правильное решение обойти вдоль всей этой длинной белой стены. Надо же, похоже мрамор имеет вкрапления нефрита", — присмотрелся я к камню. Впереди из тумана снова выплыли два ряда колонн. Наконец, мой спутник нагнал меня, и мы выдвинулись вперед, не поднимая шума.
Титан Йодкейм близился к закату. Хоть я и сказал разбудить по утру, никто из местных не решился меня поднять ни свет, ни заря. Особенно после моего "приветствия стражников" им претило получить арбалетный болт или, что похуже, себе по лбу. Отлично выспавшись среди листьев салата, я с удовольствием отправил один из завяленных на моем поте листков себе в рот: "Мммм… Вот этот вкус я никогда не забуду." После был разговор с заместителем старейшины, молодцем, что лыбился вчера передо мной. Он сжимал и разжимал руки, чувствуя некую неуверенность, общаясь со мной. Я посмотрел на его разбитые кулаки: "Неужели он подрался со своим близнецом из-за золота в такой глуши?" Заместитель сказал, что от всех вчерашних переживаний глава поселения приболел и просил его выбрать мне проводника.
Борна, мой провожатый, последовал моему примеру, когда я замер возле склепа. Неровное и тревожное дыхание лесоруба обращалось в пар при каждом выдохе. Его палица выскальзывала из вспотевших рук, и он перехватил ее покрепче. Он так накрутил себя, что, обратившись к нему, я заставил его вздрогнуть.
— Может быть, назад пойдешь, мало ли что там внутри ходит? — Я искоса бросил взгляд на него, оставив позади первую пару колонн и не спуская взгляда с прохода. Он выглядел так, словно я снова изобрел для него речь. И она излилась из него полноводной рекой.
— Нет-нет, милсдарь! Сжальтесь! Я же один по лесу не ходок! Съедят меня, с вами хоть как-то поспокойнее, — Унимая дрожь в коленках запричитал мужик. "Если он так и дальше будет себя накручивать, то добром наше дело точно не кончится", — подумал я, — "Нужно его как-то отвлечь".
— Реликвия у тебя? — Небрежно бросил я через плечо вопрос, осторожно ступая по мраморным плитам, удивительно плотно подогнанным друг к другу.
— Да-да, она здесь — Борна опустил руку на сверток, лежащий поверх его заплечного мешка.
— Постарайся не отставать, — шепнул я ему, подходя все ближе и плавно пригибаясь, — И еще кое-что. Зажги огонь. Факел с собой, надеюсь, есть?
— Да-да, вот, сейчас, погоди, зажгу, — Он остановился, чтобы достать необходимое из мешка, и я тоже замер, ожидая. Дважды чиркнув кремнем, он зажег какую-то едкую ткань трясущимися руками. Затем встал и другой рукой покрепче перехватил свою дубину, а затем даже заулыбался.
— Мондражка-то так и берет, — Облегченно выдохнул он.
Я знал это чувство. Огонь всегда добавляет уверенности и решимости, если ничто уже не помогает. "Огонь это просто и понятно, он всегда под рукой. И если охотник прибегает к его помощи, то может быть и я смогу что-то сделать", — подбодрит себя такой человек. Сколько раз мне приходилось использовать этот трюк еще с послушниками Ордена во время испытаний. Ну, а если не было огня под рукой, тогда я давал им в руки нож, и они сразу ободрялись, даже если совсем не умели им пользоваться.
— Хорошо, — я извлек из своей сумки зеленый светящийся кристалл в небольшой клетке и с подвесной ручкой. Говорят, тогда, когда еще первые поселенцы прибыли на остров Янтаресвет Великий, узники ходили под Полог Неведомого с такими изумрудными кристаллами. Тогда давным-давно, на заре первой эпохи, как я уже сказал, их носили заключенные, чтобы разгонять тьму полога. А теперь их носим мы, охотники, чтобы отпугивать им зараженные порождения древней ночи. Эти кристаллы похожи на короткий поводок, сделанный лишь для того, чтобы осужденные не могли на долго отлучиться от экспедиции. Кристалл высасывает жизненные силы его обладателя. Вот и сейчас я ощутил подобие ветра, пронизывающего меня и уносящего внутрь разгоревшегося с новой силой кристалла мои жизненные соки. Кожа на пальцах станет постепенно дряблой, как после бани, затем начнет остывать, а если промедлить, он вытянет все без остатка. С запозданием раздались знакомые потусторонние нестройные голоса. Они стенали, шептались, вздыхали. Говорят, что это стоны душ тех, чьи жизни этот кристалл уже сожрал.
И все обагрилось красной кровью Титана Йодкейма. Колонны терялись в сумраке, густота тумана подступала справа и слева багряным маревом. Позади было кладбище, огромные каменные надгробья. Справа и слева высились колонны из покрасневшего белого мрамора, они отражали свет, заливая все вокруг алой пеленой. Дымка впереди, кровавой шалью, застилала синий тенистый проход во тьму неизвестного прошлого. Шаги шептались между колон гулким эхом, исчезая в гробнице. А еще был стук сердца, неожиданно громкий, для столь позднего часа.
Борна позади меня наступил на ветку. Она захрустела, рассыпаясь в прах. Я слегка повернул голову в его сторону, тот развел руками. Впереди раздался хриплый и резкий рык, и серия хрипов принюхивающегося к добыче хищника. Он проревел, уже более отчетливо охраняя свою территорию. У меня было несколько предположений, кто может быть внутри. Осталось только подтвердить или опровергнуть их.
Я осторожно присел и посмотрел на пол. На нем были отметины от когтей. "Хищник был огромен. Еще не так давно он заволок к себе в логово какую-то крупную добычу…" — я положил на язык запекшуюся капельку крови, отчётливо видимую на камне, — "Молодого оленя, судя по всему." Я провел рукой и осмотрел её, — "Хм. Слой пыли стерт, словно его промели веником." Ни одно существо не подходило по описанию.
Клеть с кристаллом опустилась на пол, и он почти сразу погас. Если верить слухам, есть и другой кристалл, светлый, что способен разгонять тьму, не беря плату в виде жизненной силы. Им же украшают свои гнезда громовые птицы — рухи. Он же стоит на древних маяках в каждом большом городе. В честь него названа Столица — Янтаресвет Великий. Ему достаточно света Титана Йодкейма, чтобы разогнать мрак. А еще его называют кровью Сонма Светлых. Спросишь почему я не использую его? Нам запрещено им владеть. Он недоступен охотникам, потому что они сражались с особенным заражением, царящим по ту сторону гор, и за пять лет впитали в себя опасную его концентрацию. Потому им запрещено владеть им. После службы каждого из охотников отпускают в земли живых, чтобы там с помощью своего опыта сражаться с более слабыми порождениями осерения. За все время, что я здесь, среди живых, я ни разу его не видел.
