***
Все еще продолжая смеяться, Уэсли поднялся с бордюра и направился к синей высотке. Нет, в самом деле, это был хитрый ход со стороны Лабрисфорта - так использовать его стремление к превосходству. Хочешь быть первым во всем? Прекрасно! Будь величайшим злодеем, носителем вселенского зла. Это тоже немало значит, неправда ли? Считай себя монстром, не достойным существования. В твоем сердце живет самая черная тьма, которая заставляет тебя всюду видеть собственное подобие. Власть, основанная на силе? Это отражение твоего стремления быть сильнее других, и ничего больше. Диктатура? Ну естественно, ведь в душе ты хочешь держать всех, кто тебя окружает, под контролем. Здесь недалеко и до фанатизма. "Цель оправдывает средства" - это вполне твоя философия, вне всякого сомнения. Господства проще всего добиться с помощью оружия, или с помощью машин - неважно, что это приведет к катастрофе. А если станет совсем трудно - твоя задача будет одна: выжить. Выжить любой ценой - за счет других, тех, кто слабее. Твоя душа - сплошной кошмар, каждая твоя мысль - как мерзкая тварь, если бы они существовали реально, твои мысли, тебе первому стало бы дурно от встречи с ними. Твоя собственная душа - твоя тюрьма. Ты - демон с огнем вместо крови и вместо глаз. Ненавидь себя. Разрушь себя и уничтожь.
Ты, ты, твое, собственное, себя, себя...
Номер не пройдет.
Иногда признать существование своей "темной стороны" полезно. Мысль о том, что он, Уэсли, может поступать не лучше других лабрисфортских обитателей, помогла ему пройти искушение "праведным" гневом. Храм Времени разрушился - и освободил не только Грэга Пинго, но и самого Флэша - от его прошлого, от обиды на мать.
Но слишком навязчивые размышления о худшей половине себя самого - это обратная сторона тщеславия.
"Мне кое-что стало понятно про темноту - про темноту внутри и снаружи. Как ни крути, на роль великого злодея я не тяну. Вселенские масштабы явно не мои. Тьма, которая есть в моей душе, не сможет заслонить небо. Точно так же как свет, который есть во мне, не затмит солнечного света. Все это только секунда в вечности, песчинка в пустыне, легкое дуновение, вливающееся в ураганный ветер... Легкое, как взмах двух крошечных крыльев".
Миновав последний ряд машин на стоянке, Уэсли поднялся по ступеням, ведущим к большим зеркальным дверям. Стоило ему приблизиться, как двери с легким шуршанием разошлись в стороны. А когда Флэш переступил порог, почти беззвучно сомкнулись за его спиной.
Он оказался в просторном холле, наполненном людьми, некоторые из которых спешил, а некоторые не слишком торопливо шли куда-то по своим делам. Не успел толком оглядеться, как к нему подошла светловолосая девушка в униформе - белая блузка, черные юбка и жилет, туфли на умеренно высоком каблуке. Мило улыбнувшись, блондинка поприветствовала его:
- Здравствуйте, мистер Флэш. Пожалуйста, пойдемте со мной. Я провожу вас к леди Виктории.
Можно было бы задать блондинке один за другим сразу несколько очевидно напрашивающихся вопросов. Но Уэсли предпочел воздержаться, и вежливо кивнул:
- Хорошо, пойдемте, мисс, Норма.
Имя девушки он прочитал на бейдже, приколотом к нагрудному карману ее жилета.
Пока будем действовать по здешним правилам...
Интересно, кто такая эта леди Виктория? Она носит мрачный балахон и, выходя из дома по утрам, не забывает прихватить косу? Что, черт побери, означают слова Грэгори Пинго насчет этого мира?
Ладно, надо успокоиться. Быть внутренне таким же спокойным, как и внешне. Конечно, Грэг не имел в виду столь явных аналогий. Но почему-то был уверен, что если он, Уэсли, дойдет до одиннадцатой лабрисфортской параллели, то проиграет окончательно - проиграет в игре, где ставкой будет его жизнь. Провалит самое главное испытание.
Откуда у Грэга была такая уверенность? Он проиграл сам. Погиб в мире людей и попал в вечный плен в другом мире. Возможно, любой, кого коснулось влияние Лабрисфорта, заранее обречен. Наверное, дело в этом.
Наверное.
Так думал Уэсли, шагая вслед за девушкой в униформе по направлению к лифтам. Интерьер холла был неброский, но в нем чувствовалась почти неуловимый оттенок роскоши. Настоящей роскоши - без вычурности и кричащих деталей. Цветовая гамма, в которой оформлены стены и пол, приятна для глаз, отделка продумана до мелочей. Узоры на паркетном полу, расположение турникетов, разделяющих течение толпы на не мешающие один другому потоки, два ряда боковых дверей, светильники на высоком потолке, растения в простых, но изысканных вазах - все это создавало впечатление целостности, завершенности, единства. И ничто не нарушало бы гармонии, если бы не обилие зеркал. Даже не просто обилие, а явно чрезмерное количество. Это была единственна деталь, говорившая, что вкус тех, кто занимался декором этого помещения, небезупречен.
Каждого, кто проходил через холл, на всем пути сопровождали многократные отражения, движущиеся вместе с ним из одного зеркала в другое. Зеркала непомерно расширяли и без того немаленькое пространство, а так как людей в холле было много, возникала зрительная иллюзия гигантского столпотворения.
- Пожалуйста, сюда, мистер Флэш.
Они дошли до лифтов. Блондинка нажала кнопку вызова. Когда двери открылись, пропустила Флэша вперед и выбрала этаж. Какой именно - он заметить не успел.
В лифте тоже были зеркала. Уэсли думал - где эффект зрительно расширенного пространства не нравится ему больше: в только что покинутом огромном холле или здесь, в маленькой лифтовой кабине? И решил, что в обоих случаях он неприятен одинаково.
Весь путь из холла до нужного этажа они так и проделали вдвоем, их лифт никто не остановил. Когда двери открылись, блондинка снова пригласила Уэсли следовать за ней - как будто бы он мог потеряться по дороге. Как будто бы здесь ему было, где теряться.
Они проследовали по длинному коридору, в котором оказалось совсем не так людно, как в холле внизу. Несколько раз из боковых дверей выходили и тут же скрывались в других дверях люди, похожие на слуг. Одеты они были по-разному. Но одежду каждого из них почему-то тянуло назвать униформой - как и костюм блондинки. И вели себя они так, как должна себя вести хорошо обученная прислуга - расторопные, спешащие выполнять свою работу, не отвлекающиеся на посторонние дела. Горничная в переднике, с полотенцам в руках, шла вытирать пыль. Лакей в безупречном костюме торопился принести кому-то поднос, на котором стояли бокалы и бутылка темного стекла.
Шаги в коридоре звучали приглушенно из-за толстого мягкого ковра, которым был застлан пол. А на стенах и тут висели зеркала, бесконечные зеркала, на фоне которых терялось все остальное - хотя были здесь и картины, и необычной формы светильники, и большие напольные вазы.
Уэсли и его спутница дошли до конца коридора. Все боковые двери остались позади. Более чем ясно, что нужная им дверь - последняя, центральная. Но все равно блондинка не преминула еще раз направить Флэша:
- Проходите сюда, пожалуйста. Леди Виктория вас ждет.
Сказав это, провожатая исчезла, словно ее никогда и не было. Растворилась в недрах огромного здания, подобно всей остальной здешней прислуге. А Уэсли не оставалось ничего кроме как повернуть полированную ручку и открыть массивную дверь, ведущую в кабинет таинственной леди Виктории.
В кабинете не было зеркал. Это было первое, что бросилось в глаза Уэсли - и он с удивлением понял, что это принесло ему настоящее облегчение. Зеркал не было - но были огромные окна, не окна даже, а прозрачные стеклянные стены. И за ними - небо. Пространство не умножалось искусственно, повторяясь бесчисленное множество раз в самом себе, а было открытым, свободным, каким-то воздушным.
Сам кабинет оказался большим и почти не занятым мебелью. Длинный стол, стоявший ровно посередине, представлял собой основную деталь обстановки. И во главе этого стола, как раз напротив двери, в кресле с высокой спинкой сидела хозяйка кабинета - а может быть, хозяйка всего этого здания.
- Здравствуй, Уэсли. - Леди Виктория поднялась навстречу гостю. - Я ведь могу называть тебя так, правда?
Флэш ничего не ответил. Кажется, его согласие не особо и требовалось.
- Присаживайся. - Леди Виктория кивнула на кресло по правую руку от ее собственного. - Путь сюда был неблизкий, думаю, ты устал. Впрочем, можешь расположиться и с большим удобством. В конце концов, встреча у нас неофициальная.
Кроме стола, здесь имелся большой кожаный диван, занимавший угол кабинета. На вид он казался очень удобным, но почему-то при одном взгляде на него Уэсли сделалось неприятно. Вспомнились чуть пружинящие под ногами мягковатые ступени не то полумертвой не то полуживой лестницы, по которым он приходил в каждую лабрисфортскую параллель и уходил из нее.
- Нет, спасибо, - отказался он и уселся в кресло.
