Я понимал его состояние, вызванное первой боевой потерей, потому что сам испытывал те же чувства.
Неожиданно для себя я достал из кармана телефон и нашел в записной книжке имя «Lena». С этой девчонкой я познакомился на прошлой неделе и у нас еще ничего не было, я даже не позвонил ей ни разу, только сумел тогда, познакомившись в ночном клубе, выклянчить у нее номер.
«Я не успел тебе сказать… – быстро начал я набирать эсэмэску под грохот непрекращающейся танковой канонады, понимая, что это очень важно и что такого случая мне может больше не представиться никогда, – те простые слова, которые должен был сказать, как только тебя увидел… Понимаешь, мы все в этой жизни тянем, ждем чего-то, думая, что она будет длиться вечно, но иногда бывают моменты, когда ты вдруг осознаешь, что на самом деле жизнь скоротечна, и что в любой момент…»
– Миха, ты чего! – донесся до меня встревоженный голос Лехи как бы издалека, словно он находился за тысячу километров от меня, – Миха, мы ведь убили ихнего полицая. Сейчас нагрянут каратели!
«Короче, я тебя люблю», – решившись, закончил я и нажал кнопку «Отправить».
– Надо бы похоронить Сашку, – повторил я, но тут у Лехи запиликало в штанах и он полез в карман, рукой сделав мне знак помолчать.
– Эсэмэска пришла, – сказал он, вглядываясь в экран телефона, – это может быть батальонный комиссар. Может, какие-то распоряжения.
– С чего бы это ему отправлять эсэмэску тебе, если старший я, – недовольно заметил я, но тут Леха как-то необычно на меня посмотрел и я оборвал речь на полуслове.
– Давно это у тебя? – странным голосом спросил он и таким же странным взглядом уставился мне в глаза.
– Чего?
– Ну, давно ты меня любишь?
– Рядовой, что вы себе позволяете! – рявкнул я, и, вдруг сообразив, быстро залез в своем телефоне в раздел «отправленные сообщения».
– Тьфу ты, твою мать… – сконфуженно пробормотал я, обнаружив, что перепутал абонентов, потому что имя «Lena» соседствовало с именем «Leha» и разница была всего в одной букве. – Лех, ты это… не подумай чего такого… это я просто адресатов перепутал… Эй, ты чего молчишь?
Он напряженно смотрел мне за спину. Я обернулся и обомлел, увидев медленно выруливающую к нам из общего автомобильного потока спецмашину в виде огромного черного фургона с крутящейся антенной на крыше. Такие машины я видел в фильмах про Отечественную войну, они использовались для пеленгации раций диверсантов.
– Вырубай телефон, выбрасывай симку, тогда они нас потеряют! – мгновенно сообразив, в чем дело, заорал я и хотел было рвануть в сторону Центрального вокзала, но Леха удержал меня за рукав:
– Командир, шухер!
По бывшей улице Чака, ныне «Гитлерюгенд», отрезая нам путь к вокзалу, несся немецкий грузовик с полным кузовом автоматчиков. Видимо, их вызвали по рации из набитого аппаратурой фургона.
Скинув с себя оцепенение, мы развернулись, и на всех парах, расталкивая прохожих, помчались назад, не испытывая ни малейших угрызений совести. В конце концов, Сашку можно похоронить и потом, когда будет выполнено задание, сейчас же важно было в первую очередь сохранить себя…
Мы ехали в полупустом троллейбусе, на заднем сиденье, внимательно контролируя обстановку за бортом, чтобы не нарваться на засаду. Обоим было так хреново, что не хотелось разговаривать. Во-первых, мы потеряли друга, и никакие аргументы, что это война, что на войне погибают, не могли заставить нас смириться с гибелью Сашки. Во-вторых, мы устали так, что было только одно желание – добраться до дивана и отрубиться прямо так, не раздеваясь, потому что на это вряд ли остались силы.
О том, что мы еще должны, обманув немцев, проникнуть в сортир супермаркета «Максима» и передать нашим важный пакет, не хотелось даже думать.
– Где твой автомат? – неожиданно прорвался сквозь ватный заслон голос Лехи, и я понял, что задремал.
– Там бросил, возле «Макдональдса», когда Валдиса замочил… А где твой?
Леха посмотрел на меня осоловелым взглядом, моргнул.
– Не знаю… – растерянно сказал он.
– Под трибунал у меня пойдешь, – пообещал я. – Дай только до своих добраться, там я тебе устрою…
– Слышь.
Я открыл глаза и понял, что опять спал.
– Чего.
– Вон твой Валдис.
Я поднял голову и увидел, как забравшийся в троллейбус Валдис приложил карточку к считывающему аппарату. Двери закрылись и он сел на двойное место посередине салона, не посмотрев в нашу сторону. Одет он был в гражданское, в обычные штаны и рубашку, в которых я видел его днем, еще до прихода немцев.
– Пойди, спроси у него червонец, – предложил Леха.
– Лень вставать, – подумав, сказал я. – Да и все равно у него нет.
– Слышь…
– Чего.
– Я и форму где-то потерял, – сказал Леха.
Я опустил голову и обнаружил, что я в своих джинсах и майке с «Кока-Колой».
– Я тоже, – признался я.
– А где наш пакет? – спросил Леха.
Я молча пошарил возле себя на свободном сиденье и нащупал увесистый бумажный пакет, который не глядя сунул Лехе. Печатей и росписи батальонного комиссара на нем почему-то уже не было.
Леха залез рукой внутрь и извлек бутылку водки и гамбургеры в замасленной пергаментной бумаге.
– Ого, неплохо… Помнишь, что мы должны сделать с пакетом в случае чего? По-моему, пора. Давай, за победу.
– Давай…
После пары глотков меня, кажется, стало наконец отпускать.
– Что это вообще было? – спросил Леха. – Накрыло нас, короче, не по-детски.
– А что за таблетки подсунул нам Сашка? – подумав, спросил я.
– От головы, вроде… Ну, которые для бабушки купил, – после паузы сказал Леха. – А может, перепутал, и дал от ревматизма.
– Ебаная бабушка, – вяло сказал я.
Остановку мы проехали молча.
– Слышь… – сказал Леха.
– Чего.
– Нехорошо так говорить… Бабушка-то тут при чем.
– Ну да, типа того…
– А я-то куда еду? – вдруг спохватился Леха. – Не ночевать же мне у тебя.
Я вдруг вспомнил о той эсэмэске и на всякий случай незаметно отодвинулся от него подальше.
– Возьму у матери денег, дам тебе на такси, – пообещал я.
Леха, тоже вспомнив что-то, достал телефон, потыкал в кнопки.
– Твою мать… – с раздражением сказал он и многозначительно посмотрел на меня. – Какой идиот придумал выкинуть симки?
Я отвернулся, делая вид, что меня это не касается.
Мы выпили еще по глотку.
– Немцы… – сказал я, заметив, что прямо по курсу стоят контролеры в своих позорных безрукавках. Уже стемнело и от них отсвечивало, как от инопланетных зеленых мудаков.
Из динамиков раздался голос водителя, сообщающего, что сейчас войдут контролеры и что пассажирам следует подготовить проездные карточки для проверки.
– Пиздец нам, – сказал Леха.
– Да и хрен с ним, – вяло сказал я. – Не расстреляют же.
Мы опять глотнули водки и в бутылке осталось совсем чуть-чуть.
– На выход, – сказал здоровенный мужик с раскормленной ряхой, и мы с Лехой, помедлив, принялись с кряхтением подниматься.
– Бежим! – неожиданно заорал Леха, выйдя из троллейбуса, и первым дернул в темноту, подальше от света фонарей.
Не успев ничего сообразить, я автоматически рванул за ним.
– Получайте, фашисты, гранату! – на ходу проорал Леха и, не оборачиваясь, по навесной траектории швырнул бутылку через голову, на доносящийся сзади грузный топот трех пар ног.
– Русские не сдаются! – голосом Сухорукова заорал я под звон разбившейся об асфальт бутылки.
Не меньше минуты мы стояли, согнувшись, в каких-то кустах, и пытались отдышаться.
– Надо бросать курить… – наконец сумел выдохнуть Леха. И разогнулся.
Я тоже разогнулся и вдруг подумал, что он прав. Нехорошо так про бабушку. Она-то в чем перед нами провинилась.
– Лех, слышь…
– Ну.
– Ебаный ревматизм.
– Ты куда-то спешишь? – спросила Хелен
Она сидела, прислонившись спиной к высокой спинке кровати, поэтому до пояса тело обнажилось, а нижняя часть, от лобка, была прикрыта тонким одеялом.
Несколько секунд я соображал, что ответить, затем сказал:
– Меня вызвали в военкомат.
Хелен отпила маленький глоток принесенного мной коктейля и прикрыла глаза. Я, поколебавшись, присел рядом, на шелковую простыню. Приложившись губами к прохладному стеклу бокала, я скосил глаза и принялся разглядывать складку, образовавшуюся в районе ее талии. Складка была небольшой и по сути даже не являлась жировой – просто кожная складка на животе, одна среди более мелких, но мне необходимо было к чему-то придраться. Связь с Хелен длилась уже три месяца, а для меня это большой срок. Пора было подыскивать другую девицу; разумеется, тоже модель. Она будет такой же высокой, тонкой и ухоженной, как Хелен, но она будет другой.
