Алена вспомнила, что это она собиралась сидеть на краю земли, только не здесь, а на Северном полюсе, и заторопилась, чтобы у нее не украли осуществление мечты.
Чайка пролетела над самой головой. Ветер от крыльев взъерошил волосы. Алена остановилась. Ноги промокли, идти в сандалиях стало невозможно, стоять на острых камнях больно. Алена вспомнила ботинки незнакомки, они бы ей сейчас не помешали. Ветер назойливо вбуравливался в плечи, бил в грудь. Чайки орали все громче.
Надо позвать девчонку! Как ее имя? Они даже не познакомились.
— Эй! — крикнула неуверенно. — Возвращайся! Ты навернешься.
Девчонка махнула рукой. Отсюда уже не очень хорошо было видно: она идет или стоит. Кажется, все-таки идет — чайки голосят, стая над головой незнакомки множится. Как бы они ее не заклевали — птиц уже было столько, что они загораживали тонкую серую фигурку.
— Стой! — звала Алена. — Ты куда?
Жалобно подвякнул пуделек. Птицы одновременно замолчали и упали на камни.
Девчонка шла обратно. Смотрела под ноги. Спотыкалась. И все это среди полной тишины. Как будто уши заложило.
Зачем-то вспомнились чайные ложки, домовые, лешие в лесу. Там болото, а тут море. Значит, должен быть Кракен. Сейчас он выставит из воды щупальце и схватит. Подойдет еще русалка, внезапно вынырнувшая на камешки. Или гигантская волна.
— Сумасшедшая! — взвизгнула Алена, стирая из воображения ужасы. — Ты зачем туда пошла?
— Зато ты меня теперь не забудешь. — Девчонка снова растянула губы, демонстрируя хороший оскал.
— Чего ты уперлась в это «забудешь — не забудешь»?
— Так просто.
Девчонка спрыгнула с валуна — за рядом больших камней шел мелкий галечник. Пуделек тут же пристроился к ее ноге, стал заискивающе смотреть вверх, словно оправдывался, что вот, хозяйка, такая незадача получилась, охранял я тебя, охранял, а тут отвлекся, не справился с обстоятельствами.
— Тебя как зовут?
Она опередила с вопросом. И еще посмотрела так… пристально. В глазах колючки.
Алена неловко представилась и, не удержавшись, спросила:
— Ты местная? Хорошо говоришь по-русски.
— Местная. Я видела тебя на Ристимяги. Быстро ушла. Тебе не понравилось?
Ристимяги… Мяге что?
— Ну, Горе Крестов. Ты же там сегодня была?
Ах, ну да… Свадьба, шведы…
— А чего там долго делать? — Алена передернула плечами, прогоняя озноб от воспоминания — вот где она ни за что не хотела бы оказаться ночью. — Кресты и кресты. Нет больше ничего.
— Здесь много что есть. — Девчонка выразительно посмотрела на красную шапочку маяка. — Остров большой. Есть о чем вспомнить. Видишь, памятник? — ткнула пальцем в сторону. — Знаешь, как называется?
— Детям, погибшим… — забормотала Алена.
— «Колокол душ». Кто в него позвонит, тот оставит здесь свою душу.
Девчонка козой поскакала в сторону памятника.
— Стой! — крикнула Алена, заранее поднимая руки к ушам. Снова слышать этот звук…
«Боммм», — казалось, сам воздух задрожал.
А девчонка уже стояла рядом, смотрела задорно.
— Надолго здесь? — В ее лице появилась озабоченность, словно от ответа зависело, успеют они сделать все, что запланировали.
— Неделю, потом поедем в Хаапсалу. На полнолуние.
— Призрак Белой Девы[2]… — презрительно бросила девчонка. — Чушь! Обыкновенная игра света.
— Интересно же посмотреть.
Ответы девчонки были слишком категоричные. С чего она решила, что может командовать?
— Ничего интересного! Свет луны падает через окно на зеркало и отражается на другое окно — вот тебе и призрак. Форма окна похожа на стоящую женщину. Какой в этом фокус?
Алена во все глаза смотрела на новую знакомую. У нее были тонкие черты лица, бледная кожа и бесцветные глаза. От ветра кончик носа слегка покраснел. Волосы постоянно взлетали вокруг головы, как будто это были не отдельные прядки, а живые змеи. Губы шелушились и от того же ветра, вероятно, были слегка голубоваты. И ни одного украшения — ни на пальцах, ни на шее, ни в ушах. Дикая какая-то.
От осознания своего превосходства Алена выпрямилась, привычно подцепила длинную нитку бусиков и стала перебирать цветы.
— Ну и что? Мы все равно поедем, — глупо, по-детски ответила Алена.
— Езжайте! — с непонятной обидой отозвалась девчонка и пошла прочь. Мимо лабиринта, к маяку. Топала с таким напором, словно собиралась чесать так до другого конца острова. Собака путалась под ногами.
— Если тебе надо в Кярдлу, то скоро приедет моя мама, — сделала несколько шагов следом Алена. — Она тебя отвезет.
Почему Алена все это говорит? Почему вообще отчитывается перед незнакомкой?
Девчонка резко остановилась, секунду постояла, о чем-то думая, и пошла обратно.
— Я живу не в Кярдлу. Я живу около Ристимяги. Там у нас… — Она окинула взглядом макушки далеких сосен, как будто вспоминала слово. — У нас дом. Мыза. Надо пройти через Горку, и в лесу увидишь… — Она снова запнулась. Но теперь уже смотрела в ноги. — Я приглашаю тебя в гости.
Говорила девчонка с непонятным напором. Не приглашала — требовала.
— Эдик предупреждал, что там болото, — пролепетала Алена.
— Врет твой Эдик.
Повисла пауза. Надо было что-то сказать, как-то поддержать разговор, возразить, в конце концов. Но Алена молчала. Странно как-то все получалось.
— Придешь? — Девчонка приблизилась, чуть не затоптав своего пуделька. — Посидим, поболтаем, будет что вспомнить.
— Не знаю… Как мама… Я уже была на этой Горе…
Девчонка ждала нужного ей ответа. Смотрела исподлобья. Взгляд тяжелый, нехороший.
— Меня зовут Эбба, — произнесла она наконец. — Я буду ждать.
И снова это прозвучало как приказ.
— Я… постараюсь. Только зачем тебе?.. Чтобы я пришла?..
Еще никто никогда Алену так не звал в гости. Было и интересно, и боязно. Странная она, эта Эбба.
Улыбка! Опять! И этот взгляд. Шевельнулся на камнях пуделек.
— Это Ули. Он первый тебя увидел. И он тоже будет ждать. А в гости ходят, чтобы потом было что вспомнить.
Пуделек вяло помел хвостом. Возможно, и будет. Возможно, и ждать.
— Я постараюсь, — неубедительно поддакнула Алена, начиная искать причины, чтобы никуда не пойти.
— Придешь — не пожалеешь, — с угрозой добавила Эбба.
— Конечно, конечно. — Алена попятилась. Этот взгляд. Эта странная улыбка. Этот ветер, что все трепал и трепал светлые волосы.
Взвизгнув шинами, на парковку въехала серая машина Эдика.
Он вернулся? За ней?
— А ты оставь нам что-нибудь… — крикнула Эбба, не давая Алене уйти. — На память.
А может, это и не Эдик. Мало ли на острове серых машин? И если не местных, то приезжих — паром четыре раза ходит на Большую землю и обратно…
Эбба просто стояла и просто смотрела. Ветер рвал волосы, бросал ей в лицо, но она не убирала их, хотя сквозь такую завесу смотреть наверняка было неудобно.
— Что оставить? Зачем?
Она ответила быстро. Словно ждала этого вопроса:
— Мне будет приятно тебя вспомнить. Даже если ты не придешь.
— Приду я, чего ты…
Алена снова перебрала цветочки на бусиках. Взгляд Эббы сполз с ее лица на руки. Алена сбросила пару звеньев, понимая, что Эбба смотрит не просто так. Она выбрала.
— Ну… я не знаю.
— Что-нибудь!
У Алены, как назло, ничего не было. Только браслет с мадридскими быками, бусики и колечко с бирюзой.
— Такое подойдет? — Она протянула руку, показывая быков. Ах, как было жалко с ними расставаться. Они еще цеплялись за рукав кофты. Сами не хотели уходить. А вдруг? — Но тогда ты тоже должна будешь мне что-то подарить! — нашелся спасительный выход. — Чтобы было по-честному!
У девчонки ничего не было! Она не сможет отдариться. Быки останутся у Алены.
Замочек раскрылся. Быки прощально звякнули.
Ухмыляясь, Эбба рассматривала цепочку, повесив ее на указательный палец.
— Хороший подарок…
Она пошла мимо, словно браслет тянул ее прочь от моря, от маяка, от новой знакомой.
— А ты мне что дашь? — заволновалась Алена. Ведь уйдет! Ведь унесет!
Эбба словно в себя пришла. Резко обернулась. Глаза бегали в растерянности.
— Держи! — Она запустила руку в карман кофты. Показалось, что ничего не достала, ладонь пуста. — На память.
Не пуста. Между пальцами перекладинки креста из тонких веточек. Серединка перевязана былинкой.
На секунду Алена обиделась — неравный получился обмен. Мелькнула идея отобрать, вернуть обратно. Но как? Кинуться и вырвать? А повод? Малейший повод… Его не было.
Знакомый сигнал, знакомая рыжая шевелюра в окне. Эдик машет рукой — это все-таки он.
— А ты на машине или пешком?
За спиной шумело море, гудел ветер, ударяясь о стены маяка. Кричали чайки. Шуршал гравий.
— Где же ты?
Эббы не было. Пуделек исчез.
