Как выяснилось, не обо всем. Подойдя к своему дому, она увидела гитару возле стены. Это был красивый инструмент с серебряными струнами. Когда она их коснулась, раздался чистый, мелодичный звук, напомнивший ей — как, вне всякого сомнения, и предполагалось — голос Офелии, когда та пела. Золотые колки были выполнены в форме совиных голов, а дека была инкрустирована перламутровыми розочками. Более кричащей безделушки они еще не дарили.
— Ну что ж, — вслух сказала Фрэн. — Наверное, вы не в обиде, что я ей кое-что рассказала. — Почувствовав облегчение, она громко рассмеялась.
— Это кому же и что ты рассказала? — раздался чей-то голос.
Фрэн схватила гитару и выставила ее перед собой, словно оружие.
— Папа?
— Положи на место, — сказал все тот же голос. Из-за розовых кустов показался какой-то человек. — Я не твой чертов папаша! Но мне бы очень хотелось знать, где он.
— Райан Шумейкер, — узнала его Фрэн. Она положила гитару на землю. К первому мужчине подошел второй. — И Кайл Рэйни.
— Здорово, Фрэн, — приветствовал ее Кайл. — Мы ищем твоего папаню, как Райан и сказал.
— Если позвонит, я ему передам, что вы его искали, — ответила Фрэн.
Райан закурил сигарету, глядя на Фрэн поверх огонька.
— Мы хотели поговорить с твоим папашей, но, думаю, ты вполне могла бы его заменить и помочь нам.
— Вот уж вряд ли, — сказала Фрэн. — Но давай, говори, в чем дело.
— Твой папаша должен был вчера ночью завезти нам той сладкой штуки, — сказал Кайл. — Да только вот пока он к нам ехал, видать, слишком много об этом думал, а думать твоему папочке вообще вредно. Он решил, будто Иисус хочет, чтобы он вылил все до последней капли, и именно этим он и занимался всю дорогу под гору. Не будь он таким везучим, что-нибудь бы вспыхнуло неподалеку, но, видно, Иисус пока не жаждет встречаться с ним лично.
— И мало того, — прибавил Райан, — когда он доехал до магазина, Иисус пожелал, чтобы он влез в фургон и разбил весь алкоголь Энди. К тому времени, как мы поняли, что происходит, там почти ничего не осталось, кроме двух бутылок ликера и упаковки из шести бутылок крюшона.
— Одна из них тоже разбилась, — уточнил Кайл. — А потом он смылся, прежде чем мы успели с ним поговорить.
— Что ж, я вам сочувствую, но не могу взять в толк, какое отношение это имеет ко мне? — сказала Фрэн.
— А вот какое: мы тут пораскинули мозгами и решили, что твой папаша запросто мог бы обеспечить нам доступ к некоторым из лучших домов в округе. Я слышал, люди, что приезжают сюда на лето, не прочь покутить.
— То есть, — сказала Фрэн, — если я вас правильно поняла, вы рассчитываете, что отец возместит вам ущерб, став при этом соучастником кражи?
— Он мог бы выплатить компенсацию бедняге Энди, — заметил Райан. — Привезти еще этой сладкой выпивки.
— Ну на этот счет ему надо будет посоветоваться с Иисусом, — сказала Фрэн. — Думаю, ваше второе предложение осуществимо, но вам, скорее всего, придется подождать, пока они с Иисусом не устанут друг от друга.
— Дело вот в чем, — сказал Райан. — Я, видишь ли, человек не особо терпеливый. Может, твоего папаши сейчас тут и нету, но ты-то здесь. И думаю, ты могла бы провести нас в пару домов.
— Или указать, где папаша хранит личные запасы, — добавил Кайл.
— А если я не стану делать ни того, ни другого? — спросила Фрэн, скрестив руки на груди.
— А вот это интересный поворот, Фрэн, — сказал Кайл. — В последние несколько дней у Райана настроение хуже некуда. Вчера вечером в баре он укусил шерифа в руку. Потому мы и не подъехали раньше.
Фрэн сделала шаг назад.
— Подождите, ладно? Я вам кое-что расскажу, если пообещаете не говорить папе. О’кей? Вверх по дороге есть один старый дом, о котором никто, кроме нас с папой, не знает. В нем никто не живет, и папа держит там перегонный куб. Там вообще много всего. Я вас туда отведу. Только не говорите отцу, что я это сделала.
— Конечно, не скажем, солнышко, — заверил ее Кайл. — Зачем же нам вносить разлад в вашу семью? Мы просто хотим получить свое.
И вот Фрэн снова отправилась вверх по склону горы по той же дороге. Перебираясь через канаву, она промочила ноги, но старалась держаться впереди, подальше от Кайла и Райана, насколько это было возможно.
Когда они добрались до дома, Кайл удивленно присвистнул.
— Ничего себе! Нехилые руины…
— Это еще что! Сейчас увидишь, что там внутри, — сказала Фрэн. Она подвела их к черному входу и открыла двери. — Вы уж простите, тут темно. Электричество часто выходит из строя. Папа обычно приносит с собой фонарик. Хотите, я за ним сбегаю?
— У нас есть спички, — сказал Райан. — Оставайся здесь.
— Куб стоит в комнате справа. Смотрите, куда наступаете. У папы там целый лабиринт из старых газет и всякого барахла.
— Темно, будто в аду в полночь, — буркнул Кайл, пробираясь на ощупь по коридору. — Кажись, я у двери. По запаху — как раз то, что нужно. В общем, буду идти на запах. Тут же нет никаких ловушек, правда?
— Нет, сэр, — сказала Фрэн. — Иначе отец давно бы уже сам в них угодил.
— Тогда уж можно и осмотреться, — решил Райан. Единственным источником света служил горящий кончик его сигареты.
— Да, сэр, — сказала Фрэн.
— А сортира среди этого бардака нет?
— Третья дверь налево на втором этаже, — сказала Фрэн. — Ее трудно не заметить.
Она дождалась, пока он поднимется по лестнице, и снова выскользнула на улицу через черный вход, прислушиваясь, как Кайл неуклюже продвигается на середину комнаты Королевы. Интересно, что Королева подумает о Кайле? За Офелию она ни капли не волновалась. Офелия была приглашенной гостьей. Да и летние люди никогда не давали в обиду тех, кто о них заботится.
Когда она вышла, один из летних людей сидел на качелях на крыльце и затачивал острым ножом кончик палки.
— Добрый вечер, — сказала Фрэн, кивая.
Человек даже не взглянул на нее. Он был красив до рези в глазах — но не смотреть было невозможно. Вот так они тебя и ловят, подумала Фрэн. Как фонарем в глаза дикому зверю… Наконец она заставила себя отвернуться и сбежала вниз по ступенькам с такой скоростью, словно за ней гнался сам дьявол. На мгновение она все же остановилась и оглянулась. Он все еще сидел на крыльце и с улыбкой затачивал эту несчастную палку.
* * *
Добравшись до Нью-Йорка, Фрэн продала гитару. На то, что осталось от отцовских двухсот долларов, купила билет на «Грейхаунд» и пару бургеров на автовокзале. Гитара принесла еще шесть сотен, на них она приобрела билет до Парижа, где познакомилась с парнем из Ливана, который жил на старой фабрике. Однажды, вернувшись со своей нелегальной работы в отеле, она увидела, как он роется в ее рюкзаке. В руке он держал обезьянье яйцо. Он завел его и поставил танцевать на грязном полу. Вдвоем они смотрели на него, пока не кончился завод.
— Tres jolie[3], — сказал он.
Прошло несколько дней после Рождества. В волосах у нее таял снег. На фабрике не было ни отопления, ни проточной воды. Ее уже несколько дней мучил кашель. Она сидела рядом со своим парнем, и когда тот снова начинал заводить яйцо, протягивала руку, чтобы его остановить.
Она не помнила, как, собираясь в дорогу, положила его в сумку. Скорее всего, она этого и не делала. Возможно, у них были и зимние дома, а не только летние. Она готова была поспорить, что они могли о себе позаботиться.
Через несколько дней ливанец сбежал — видимо, в поисках местечка потеплее. Обезьянье яйцо он прихватил с собой. После этого на память о доме у Фрэн осталась только палатка, которую она хранила сложенной, как грязный носовой платок, у себя в кошельке.
Прошло уже два года, и Фрэн, убирая комнаты в пансионе, то и дело закрывает дверь, ставит палатку и забирается внутрь. Она смотрит в окно на две яблони, живую и мертвую, и говорит себе, что однажды, совсем скоро, настанет день, когда она вернется домой.
Когда произошла эта история с секс-видео и с Фаун все пошло наперекосяк, демон-любовник[4] поступил так, как всегда поступал в таких случаях. Отправился к Мэгги — плакаться в жилетку. Девушки вроде Фаун как появлялись в его жизни, так и исчезали, а Мэгги будет с ним всегда. Он и Мэгги… Она, как талисман, который хранишь в кармане. Который нельзя потерять.
Два монстра могут поцеловаться в кино. Один старый друг может прийти к другому старому другу и быть уверенным, что его здесь ждут. И вот демон-любовник взял машину напрокат. После часа пути ему приходит в голову открыть окно арендованного автомобиля и вышвырнуть мобильник. Ни с кем, кроме Мэгги, он говорить не хочет.
(1991) Это сразу после фильма, и после того как они сошлись, и после того как начали осознавать, на какую сделку согласились. Оба вдруг стали очень знаменитыми.
