Видимо, здесь, в районе Затишья, все вырастало внезапно.
Неизученная особенность местности. А может, оптическая иллюзия.
Графский дом разочаровал: слишком правильный, как картинка. Ровно выкрашенные стены, побеленные окна. Он-то надеялся на руины, по которым можно полазить всласть, поискать клады, подразнить привидения!
Впрочем, в усадьбе уже стемнело: алый круг солнца скрылся за елками небольшого леска по соседству. Странно, когда проезжали круг, сумерки только сгущались. А тут плотный вечер, и воздух в поместье сделался влажным, гораздо теплее, чем в городке Затишье. Майкл успел пожалеть, что взял свитер и надел толстовку под куртку.
— Здесь пораньше весна начинается, — пояснил задиристый Петька, а Влад важно кивнул, подтверждая факт. — Веник, иди за рыбой, а мы палатки поставим.
Венька упрашивать себя не заставил, подхватил из котомки коробку с крючками, выхватил из куста припрятанное удилище — длинную палку с сучками — и весело поскакал в овражек, видимо, к знаменитым прудам. Помощь с палатками парням не требовалась, их троих хватало с избытком, только мешали друг другу, хихикали и спотыкались о колышки. Майкл помаялся от безделья и пошел вслед за Венькой в овраг.
— Котелок прихвати! — крикнул вслед Фан. — А то этот балбес снова забыл!
Майкл огляделся, нашел котелок и включил в телефоне фонарик.
Путь в овраге был темным и скользким, Майкл извозился, пока одолел. Как тут Венька прошел без света, не растеряв все крючки до единого? Или, в дополнение к свисту, видел в кромешной тьме? Овраг закончился, и Майкл охнул.
Пруд горел дивным светом. Над поместьем успела взойти луна, вырвалась из когтистых лап леса и светила, переливалась, отражалась фонарем от воды. Венька сидел на берегу, смотрел за поплавком в лунном круге. Оглянулся на шумного Майкла, поерзал и принялся насвистывать. Тоненько, нежно, будто комар, потом с ытреском стрекозиных крыльев. И опять комариным зудящим писком. Водная тишь вскипела от рыбы. Запрыгала над поверхностью мелочь, серебристая плотва и окуньки, полосатые, ненасытные. Забеспокоилась в глубине рыбина покрупнее, привлеченная шебутной мелюзгой. Майкл опомниться не успел, а на берег полетела добыча: карась в огненной чешуе, дивная золотая рыбка. Еще один и еще, крупные, в полторы ладони, под конец попалась хищная щука, и Венька решил: достаточно.
Майкл снимал рыбку с крючка, складывал в котелок, прижимал найденным камнем, чтоб не выпрыгнула, не заскользила к воде, работая плавниками. И все ждал, что добыча заговорит, предложит исполнить любые желания. Но подлая рыба молчала.
— Вот и ушица к ночным посиделкам, — потер руки неромантичный Веник. — Щуку почистим, карасей так заправим, неохота с ними возиться. После котам отдадим.
Чистил он рыбу шустро и ловко, так, что блестки летели в разные стороны, потроха с поклонами вернул в пруд, и за них началась настоящая драка.
Котелок потащили вместе, в трудных местах передавая друг другу. Венька шутил, что Майкл пыхтит, как настоящий медведь. Майкл почему-то не обижался, хотя заграничное имя придумал, чтобы в школе перестали дразнить косолапым.
На поляне уже стояли палатки, в недрах трехместной возился Фан, раскладывая спальники и разную мелочь.
— Мы решили, — пояснил интеллигентный Влад, — раз вы сдружились, ночуйте вдвоем. А мы как-нибудь уместимся в этих тесных хоромах!
— Злыдни и нечисть! — подытожил Венька, оглядев низкую палатку-скат, явно рассчитанную на одного. — Я им рыбы наловил, а они…
— О! — тотчас высунулся из домика Фан. — Рыбка! Золотистая рыбка! У меня тут картошечка и лучок, морковка, пучок петрушки.
— Владей! — великодушно дозволил Венька и потащил свой спальник из кучи. — Михей, ты смотри: если что, я у костра заночую.
— В тесноте да не в обиде, — откликнулся Майкл. Он жалел, что сам не подумал о крыше, наверняка у тетки в сарае отыскался бы тент или плащ-палатка.
— Они не вредничают, просто боятся, — доверительным шепотом сообщил Митрофан, — что Веник будет свистеть во сне. Он когда свистит, комары слетаются.
— А нашествия рыбы они не боятся? — тоже шепотом уточнил Майкл, и Фан расхохотался в голос.
У него был удивительный смех, и сам Фан от него менялся: от прищуренных глаз разбегались в стороны смешинки-лучики, царапали лоб, сеточкой ложились на скулы, и розовощекий крепыш оборачивался маленьким старичком, того гляди, борода прорастет! Майклу очень понравился Фан, деловитый и домовитый, отзывчивый и чудаковатый. Рядом с таким и в поле — дом.
Как относиться к Владу и Петьке, Майкл пока не решил. Успеется. Впереди целый месяц. Он поймал себя на том, что забыл про блог: не фоткает на телефон, не придумывает заголовки. Не беспокоится, как там суд, как следствие, что грозит активистам. Он будто очутился в параллельном мире, уехал на каникулы в сказку. А задорный свист Соловья-разбойника выдул из головы все ненужное. И остался костер, уха в котелке и голоса новых товарищей.
Те деловито размечали пирог. Венька требовал делить поровну, Петька бился за Майклову долю, мол, тот все равно уже ел. Победил, разумеется, Венька.
— Завтра проверим плот. И в доме пошаримся, вдруг, что новое.
— Я как-то был в летнем лагере, там каждую ночь страшилки рассказывали.
Местные дружно привстали и повернули вихрастые головы в сторону заповедника.
— Девушку видел? С той стороны? Вот где страшилка, не к ночи сказано!
— Братцы, вы что, страх потеряли? Кто гнилушку при полной луне помянет…
Майкл с изумлением смотрел на местных. Злыдни и нечисть, навь. А боялись беловолосой, помеченной Тихим Лесом.
— Да ну, в самом деле! — хихикнул Петька. — Совсем новичка запугаете. Во-первых, здесь пять священных прудов. И истоки реки Тишинки. Во-вторых, по заповеднику можно пройти и не запачкаться гнилью.
— Ну, конечно, зимой — гуляй, не хочу!
— Говорят, — поделился Влад, — с красной гнилью можно бороться. Если найти алоцвет: его соком излечишь прогнившую душу.
Котелок мыть не стали. Остатки ухи вместе с карасями слили в пакет, как пояснили Майклу, котам. В котелке поменьше заварили чай, запахло полынью и мятой, и терпким смородиновым листом.
— Сгонять бы в поместье за яблонькой, вот с нее аромат!
— Вот с утра и сгоняй, пока Павел не видит. Он тебя за цветы сожрет…
Переругивались лениво, дремно, разглядывая далекие звезды. Майкл смотрел на чужие созвездия, но упорствовал, что видит Медведицу.
— Ну еще бы! — хихикнул Веник. И скомандовал группе отбой.
Двоим в палатке было впритык, лишний раз не шелохнуться. Майкл был крупноват для ската. Крутились, вертелись, пихались локтями.
— Мой косяк, — повинился Венька. — Про велик ты мне напомнил, а про палатку все позабыли. Мы-то давно решили: во всех вылазках парни втроем, а я в однушке, как барин. Им спокойней и мне. Так что, если невмоготу, я правда у костра заночую.
— Нет, — удержал его Майкл, — это я не подумал о крыше. Поэтому лучше уж я у костра. Но вообще-то, можно пристроиться, главное, разойтись плечами.
— Тетрис, блин, — хихикнул Венька. — Смотри, сложим ряд и исчезнем.
В итоге решили схитрить на спальниках. Толстый зимний, взятый для Майкла, постелили на дно палатки, а Венькиным укрылись, как одеялом. Стало немного свободнее.
— Сейчас спрашивать неуместно? — шепнул Майкл в льняную макушку Веника, когда угомонились, притерлись и перестали возиться.
— Да кто ж его разберет, — сонно откликнулся Венька. — Тебе долгую историю или короткую?
— Мне бы про алоцвет.
— Это сказка, братан. Всем хочется верить в цветочек аленький. Но никто не видел, как он цветет. А если и видел, уже не расскажет, — Веник зевнул, попытался лечь на бок. — Ну, есть легенда еще времен графа, что алоцвет раз в году прорастает в самом сердце Тихого Леса. Не просто так, нужна жертва. Семя всхожее кровью полить. А дразнить кровью Тихий Лес — все равно, что вляпаться в гниль.
— Откуда взялась красная гниль? Что вообще происходит в Затишье? И кто ты такой, свистун Венедикт?