и теплой руки к моей щеке.
Лучащийся заботой взор Амины нашел мои глаза:
— Трапеза готова, мой господин.
— БисмиЛлях! Да благословит Аллах пищу сию! — прочел я положенный дуа.
Стол был уставлен изысканными кушаньями, ранее мною не виданными. Грозди зеленых и синих ягод свисали из круглого блюда на высокой ножке. Круглые оранжевые плоды излучали приторный аромат, когда девушки очищали их от кожуры. Тонко нарезанные головки козьего сыра в сочетании с орехами и тягучей сладкой жидкостью, которую девушки назвали медом, были просто изумительны. Виноградное вино прекрасно дополняло трапезу, расслабляя тело и веселя душу.
Поблагодарив Аллаха за пищу, я откинулся на подушки — сытый и довольный. Девушки вдруг разом уставились на меня, затем переглянулись и Айна, сладко потянувшись, поднялась и по-кошачьи, качая бедрами, неспешно направилась к центру шатра. Одновременно с этим раздались звенящие звуки рика, который вдруг оказался в руках Амины. Девушка стала ритмично стучать в бубен. Тело Айны живо откликнулось на мелодию, и девушка начала танец.
Грациозные плавные движения ее гибкого тела, едва прикрытого полупрозрачной шалью, вызывали во мне доселе незнакомые чувства. Меня резко бросило в жар, сердце забилось чаще, а внизу живота возникло напряжение. Ритм бубна постепенно ускорялся и тело Айны, казалось, связанное с инструментом незримыми узами, тут же подстраивалось. Игриво двинув обнаженным плечом, Айна бросила на меня взгляд. Мне почудилось, будто из-под ее длинных густых ресниц вырвалась молния и поразила меня в самое сердце. Кровь сильнее прилила к голове и низу живота, щеки полыхали, дыхание сперло. Я привстал с подушек и уставился на девушку немигающим взором, боясь пропустить хоть малейшее движение, ловя каждый ее вздох и взгляд. Рик выбивал уже какой-то безумный ритм, Айна кружилась подобно пустынному вихрю — лишь мелькали всполохи ее темных волос и розовой шали.
В следующий миг этот ураган налетел на меня и уронил на подушки. Айна прижалась ко мне своим гибким горячим телом и стала осыпать мое лицо и шею поцелуями. Вдруг девушка отстранилась, сползла с меня и пристроилась справа, лукаво улыбнувшись. Что-то коснулось моей левой щеки. Я повернул голову и поймал взгляд Амины — холодный, величественный и манящий одновременно. Девушка приблизилась и мягко коснулась губами моего лба. В отличие от горячих дурманящих разум губ Айны, от ее поцелуя веяло свежестью и прохладой. «Лед и пламя», — мелькнула мысль, прежде чем эти божественные гурии целиком заполонили мой разум и тело, вознеся меня на вершины блаженства и неземных наслаждений.
Одному Аллаху известно, сколько дней — а может быть, лет? — провел я в райском саду, вкушая все сладости бытия, о которых только может мечтать человек. Я ощущал себя птицей в руках Господа Миров, которой не нужно заботиться ни о дне насущном, ни тем паче будущем. Телесные и душевные муки были мне неведомы в этом благословенном месте. Прошлая жизнь со всеми ее тяготами и страданиями, радостями и свершениями постепенно стала меркнуть, растворяясь подобно утреннему туману в первых лучах солнца. Я даже стал забывать себя... Единственное, что имело значение: я есть!
Провалы в памяти, когда я вдруг ловил себя на том, что не помню, как оказался в том или ином месте, либо заставал себя за действиями, которых не планировал совершать, участились. Но и они не трогали меня... Ровно до тех пор, пока однажды, пребывая в очередном забытьи, я не встретился с муаллимом. Его взгляд, как и прежде, лучился добротой и мудростью. А еще он словно прорвал плотину в моей душе и прошлое хлынуло все сметающим потоком, увлекая меня за собой.
— Уч-ч-читель... — горячие слезы потекли по щекам, — Н-но как?
— Аллах милостив, мой мальчик, — Абу Бакр отер соленую влагу с моего лица. — А ты здорово возмужал!
Я глядел на муаллима, не в силах поверить в это чудесное пришествие и даже боялся лишний раз вдохнуть — вдруг наваждение рассеется?
— У нас мало времени, Нурислам, — взгляд и тон учителя резко переменились. — Слушай внимательно и запоминай.
Никогда прежде я не видел муаллима таким — зловеще серьезным. Я кивнул, поежившись от его пронизывающего взгляда.
— Аллах по великой милости своей дал тебе вкусить райских плодов, чтобы не только разумом, но и телом ты знал, что ждет благочестивого мусульманина за порогом смерти.
— Но... разве я не...
— Не перебивай! — грозно прервал меня Абу Бакр, так что у меня волосы на затылке зашевелились. И тут же продолжил совсем спокойно. — Дарующий вскоре призовет тебя обратно в мир, чтобы продолжил ты служить Ему. И даст тебе проводника, который научит и направит, дабы не сбился ты с пути истинного и порадовал Господина нашего. Всемилостивый открыл мне его имя: Хасан ибн Аббас. Повтори, чтобы я убедился, что ты верно запомнил, — муаллим требовательно посмотрел на меня.
— Хасан ибн Аббас, — неуверенно проблеял я.
— Так ты ценишь милость Аллаха?! Четче и громче!
— Хасан ибн Аббас! — от назойливости муаллима я начал закипать.
— Еще раз!
— Хасан ибн Аббас!!! — в сердцах выпалил я, сжав кулаки и зачем-то закрыв глаза.
А когда открыл их, с удивлением обнаружил себя сидящим на ватном матрасе. Рядом валялось покрывало из верблюжьей шерсти. Я стал осматриваться в надежде понять, где же я оказался. Тщетно. Грубые стены, покрытые смесью глины с соломой, одно крохотное окно, сквозь которое пробивались солнечные лучи и плотный темно-синий полог, закрывающий вход — все это я видел впервые в жизни. Рядом с лежанкой стоял ибрик[8] и глубокая емкость для омовения, глиняная кружка и еще несколько закрытых сосудов неизвестного мне назначения.
Только я надумал подняться и выйти на улицу, как полог решительной рукой был отодвинут, и в комнату вошел мужчина. Я ахнул, признав в нем торговца с рынка, который подарил мне аба.
— Ты звал меня, Нурислам? — он оскалился словно хищник, отчего по моей спине пробежал холодок.
— Й-йя...
— Ты кричал мое имя, словно муэдзин во время намаза, — расхохотался мужчина. — Неужели не помнишь?
Образ муаллима и его требовательный голос, призывающий меня повторить имя проводника, яркой вспышкой озарили сознание.
— Так ты...
— Хасан ибн Аббас, — опередил меня торговец. — Отныне я твой наставник и покровитель, — мужчина внимательно глядел на меня немигающим взором. — Ты готов послужить Аллаху?
***
Надрывающийся голос с дребезжащими интонациями вернул меня из воспоминаний обратно в шумный, галдящий
