Аурелия тотчас узрела весь подтекст вопроса канцлера. Ибо, что с того, что захватили землю, если в керосе продолжает сильнее всего отпечатываться морфа оккупантов? Королевство Пергам не неприметная земля вроде Неургии, что может хоть до бесконечности балансировать на границах больших антосов.
Несколькими часами ранее, на холодном рассвете, когда они ехали по улицам города, Аурелия всматривалась в пергамцев, приветствовавших, казалось, победителей и размахивающих цветами Селевкидитов. Еще с большим энтузиазмом недавно приветствовали их амиданцы на Площади Атталидов — и все с шестью пальцами на руках. А если столько видно в их теле, сколько же осталось от Чернокнижника в разуме пергамцев? Нужно выдавить из народа Форму оккупанта. Но как же это сделать, если Хрустальный Флореум останется пустым, а в керосе земли продолжат сталкиваться короны Семипалого и Чернокнижника?
Конечно, можно добровольно отдать себя в антос одного из них, а поскольку Вдовец не входит в игру…
Но существовала и еще одна возможность.
Никто не рождается стратегосом, никто не рождается виктором или тираном — и не все кратистосы рождаются кратистосами.
— Кириос, — прошептала Аурелия, склонившись над плечом эстлоса Бербелека, — это заговор Семипалого и Чернокнижника, хотят связать тебя с Пергамом, чтобы ты уже не —
Стратегос глянул на нее — и девушка замолчала.
Кивнул канцлеру.
— Через несколько дней я вернусь в Амиду и лично оговорю эту проблему с Марием. В любом случае, он может быть уверен, что его королевство недолго уже пребудет под морфой оккупантов. А теперь прости меня, здесь есть несколько дел, требующих срочного решения. Аурелия, за мной.
И вышел быстрым шагом в атриум в дальней части дворца.
— Забываешься! — рявкнул он на риттера, остановившись там под водяной пальмой. — Не затем я взял тебя на Землю, чтобы ты давала мне политические советы!
Она сжала кулаки — аж взвыли в своем беге раздувшиеся вихревицы, — сжала кулаки и не отступила перед гневом стратегоса.
— А зачем ты меня взял, эстлос? Чтобы стояла подле тебя и своим молчаливым равнодушием санкционировала от имени Госпожи каждое решение — чтобы они думали, что Госпожа их санкционирует? Не буду этого делать! Если намереваешься ее предать —
Иероним Бербелек рассмеялся.
Аурелия воспламенилась.
— Господин! Молю!
Легкомысленно взмахнув рукою, стратегос присел на мраморный бортик, окружавший имплувиум. В бассейне плавали мелкие красные рыбки; некоторое время он задумчиво следил за их пляской.
— Успокойся, — проворчал стратегос. — С чего тебе вообще пришло в голову это предательство?
— Думаешь, я этого не вижу? Уже все видят! Ты Стратегос Луны, о Луне тебе и следует беспокоиться. Разве Герохарис тебе не сообщал? Даже я знаю из сплетен на «Подзвездной»: адинатосы снова пытались высадиться на Обратной Стороне. Госпожа дала тебе золото, Госпожа дала тебе войско, Госпожа дала тебе силу, чтобы ты убил арретесового кратистоса. А ты что делаешь?
— А что я делаю? — Он приподнял бровь. Левой рукой плескался в имплувиуме.
— Чернокнижник — понимаю, ты должен как-то их соединить, склонить к Иллее, направить против Искривления. Но ты уже даже не думаешь всерьез об ударе по Уралу, верно? А что уж говорить об эфирной войне! Просто используешь —
— О! А можно узнать, откуда такой вывод?
— Яна меня просветила, — с сарказмом фыркнула Аурелия. — Всякий человек, кто достаточно силен, чтобы убить кратистоса, особенно адинатосового, одновременно достаточно силен, чтобы получить себе на Земле место, сравнимое с кратистосовым.
— Это правда.
— Так во имя чего ему от этого отказываться? А теперь Марий присылает канцлера и открыто просит тебя стать протектором Четвертого Пергама. Да ты, по сути, уже и стал им, без твоего Хоррора он не протянет и месяца. Ты и вправду думал, что кого-то обманет это представление в Амиде? Принеся Марию клятву, ты его короновал! Кириос!
Стратегос поднял взгляд. В переходе за колоннадой атриума толклось множество дворцовых дулосов; под взглядом Бербелека они поспешно отступили. Эстлос указал мокрой рукой на надпись, выкованную на арке над входом в парадную часть дворца: ‘Ηθοζ αυθρώπω δαιµων.
— Характер человека — его судьба. Интересно, отчего наш бывший наместник позволил сохранить здесь эту мудрость Гераклита. В его случае — она весьма точна. Как думаешь, Аурелия, так ли это на самом деле? Характер человека — его судьба?
Аурелия отчетливо чувствовала, как стратегос втягивает ее в форму пустой, дружеской болтовни. И не могла ничего поделать; как же отвечать криком на такие слова? Это была бы уже неразумная истерика.
— Не знаю, — пробормотала она.
— У тебя доброе сердце, сильный характер. Чего ты боишься? Поступай, как прикажет твоя природа.
Сквозь открытый комплювиум он взглянул на бледно-серое небо, затянутое темными полосами дыма.
— Еще нет и полудня. Сними этот доспех, официальная часть завершилась. Пройдемся по городу, позови Обола.
— Кириос…
— Что, я должен и тебе поклясться?
Она покачала головой.
— Нет, знаю, что между нами не может быть никаких отношений чести. Пока могу тебе верить, я должна тебе верить.
Он снова засмеялся. Поймав одну из рыбок, глядел, как та трепещет в панике на его ладони.
— Госпожа тебя вознаградит.
* * *
Статуя Афины Полиады лежала в маслянистой грязи, срубленная на высоте коленей; у Афины также не было и головы. На обгорелом корпусе богини сидела хоррорная в распоротом углеродном нагруднике и, помогая себе зубами, левой рукой бинтовала правую. Увидев стратегоса, вскочила, чтобы отсалютовать, бинт упал в грязь. Эстлос Бербелек указал горящей риктой вниз по склону, на руины гимназиона, над которыми все еще поднимались клубы черного дыма.
— Лазарет перенесли туда.
Портик Пергамской Библиотеки был уничтожен почти на две трети, остались только колонны, сильнее всего удаленные от Святого Круга. Вернее от того, во что под антосом Чернокнижника Святой Круг превратился: площадь с фонтанами и несколькими статуями посреди правительственного комплекса. К северу от площади находилось главное здание Пергамской Библиотеки, к западу — святыня Афины, за которой полукружия каменных ступеней пологим спуском уходили к городу. В святыне Афины во время владычества Урала размещались представительства милиции. От них нынче осталась лишь куча обгорелых руин: сюда упала одна из тех второпях сработанных бомб с «Уркайи». Большая доля старейшей части Библиотеки, выстроенной еще во времена Александрийских Атталидов, пребывала в ненамного лучшем состоянии. Эстлос Бербелек хотел войти через западный портик и наткнулся на вздымавшиеся выше головы завалы. Все здесь было мокрым, осклизлым от грязи, вода собиралась в разломах плит.
Они обошли колоннаду вокруг.
— Что опять, лучше бы помогли, вместо того чтобы… А-а! Ну в чем дело?
С десяток человек выносили наружу стопки книг и пергаментных свитков, дулосы раскладывали их на площади. Мужчина, руководивший операцией, высокий старик византийской морфы, сперва заметил хоррорных спутников стратегоса (Бербелек взял с собой четверых солдат), а лишь после — самого стратегоса. Он не знал его, но, несомненно, распознал морфу. Почтительно склонился.
— Эстлос. Что вам угодно?
— Ты — Метон Месита?
— Верно.
— Мне чрезвычайно необходимы кое-какие тексты, ваша библиотека владеет их копиями. Кто управляет каталогами?
— Как видишь, эстлос, нынче нелучшее время… Верхние хранилища сгорели, подземные залиты… Всю ночь мы гасили пожары, чего не сожрал огонь, то уничтожила вода. Не знаем еще, что удастся спасти. Если бы не эти постоянные бури с моря, сгорело бы все. Восстановление библиотеки —
— Об этом не беспокойся, скорее всего, мы не станем отстраивать город. Но уж точно —
— Что?
— Ты наверняка можешь указать мне человека —
— Что ты вытворяешь? Отойди!
Это было сказано уже не стратегосу, но Аурелии, которая успела отодвинуться от говоривших и, кружа между неровными баррикадами из книжек и свитков (а сюда также вынесли сундуки с глиняными таблицами и свертки полуистлевших тканей), наткнулась на оригинал «Римских писем» Провего и на комплект комедий Лигайона в греческом издании. Склонившись, начала их листать. Вероятно, между ее ладонями проскочила бессознательная искра, поскольку загорелась бумага одного из томов из ближайшей стопки.
Лунница поспешно отступила. Подбежал бородатый вавилонянин с мокрой тряпкой в руках, погасил огонь.
— Что ты себе позволяешь? — загудел он отчаянно из глубин спутанной, полусожженной бороды. — После всего, что случилось, приходить сюда с огнем! Выбрось свой махорник!
