На пустующем поле появилось два силуэта. По мере их увеличения глаза солдат увеличивались, а в голову лезли вопросы об адекватности командования. Что же касается Яна, то он ещё раз убедился в гениальности своего друга.
— Это что? — не веря своим глазам, спросил солдат.
— Если не ошибаюсь, New Holland, — как ни в чём не бывало ответил Ян. — Хорошая модель.
Тёмно-голубой трактор на натянутом тросе тащил подбитый БТР. На его броне сидели солдаты, крепко держась за поручни, чтобы не слететь из-за случайно попавшейся под колёса кочки. Чумазые и пропахшие копотью бойцы молчаливо наблюдали за багровым солнцем. Кто-то думал как несколько часов позволит себе поспать, чтобы с новыми силами бороться с Хартией. Кто-то вспоминал погибших боевых друзей. Кто-то размышлял о грядущих битвах. Подпрыгивая на броне они не знали, что их импровизированные тягачи уже стали одним из символов этой войны. Символом победы жизни и созидания, над смертью и разрушением. А над ними кружил другой символ — беспилотник, что нёс своё дежурство и умело избегал Соколов Левандовского.
***
— Нам нужно наладить связь с внешним миром, — без предисловий обратился Войцеховский к командирам. — Нужное оборудование, каналы связи, шифровки у нас есть. Значит причина остаётся одна — нас глушат. Глушилку должны разместить недалеко от центра Варшавы, иначе она не смогла бы покрыть весь город и крепость. Нужно проверить районы…
— Это не нужно! — перебил майора ворвавшийся в зал офицер. Под грязной фуражкой блестели недобрым огоньком глаза, а на губах уже давно поселилась надменная ухмылка. В форме зияло множество рваных дырок, но солдат выглядел на удивление бодро и подтянуто. Подойдя к Оскару, офицер повторил: — Уже не нужно, майор! Ты хорошо держался. Теперь позволь мне взять командование на себя.
— Ты ещё кто такой? — недоверчиво фыркнул Оскар, переводя взгляд с лица офицера на погоны подполковника.
— Вижу майор давно не появлялся в штабе и забыл о том, что бывает за неповиновение старшим по званию. Я подполковник Михаэль Вагнер. Отвечающий за связь восьмой дивизии, — услышав это, сидящие за столом радисты переглянулись. — Назначили перед самым вторжением, но, к несчастью, меня завалило обломками вместе с вашим руководством. Хорошо, что один из ваших отрядов откопал меня.
Майор молча слушал, медленно изучая глазами собеседника.
— Севернее от Варшавы, — продолжал подполковник, —расположена четвёртая дивизия. Если хотим выжить и дальше сопротивляться, нужно сегодня же ночью идти на прорыв.
— Может я не так смышлён в тактике, как Михаэль, — вставил свою реплику Алексей, — но держа здесь оборону, мы сковываем на себя достаточно много сил противника. А если мы покинем выгодные позиции, то просто оставим центральный фронт без прикрытия.
— С каких это пор какой-то сержант начал встревать в разговор старших по званию? — прошипел офицер.
— С таких, что пока кто-то отлёживался, мы делали всё, чтобы стабилизировать фронт.
— Спокойно, Леший, — прервал его Оскар. — Господин подполковник, солдаты действительно вас не знают. Не могли бы вы как-то подтвердить свою личность?
— Ах, конечно, — офицер достал из кармана удостоверение и протянул майору. — Хвалю за бдительность.
— Как у генерала прошёл день рождения? — спросил Оскар, изучая тоненькую книжку. — Персики ему понравились?
— Конечно. Их было столько, что остальные блюда едва уместились на столе. Очень жаль, что всё это осталось под завалами.
— Понимаешь, Михаэль, — не поднимая глаза, из далека начал Оскар. — Вроде же всё предусмотрел. И форма наша, и звёзды подполковника, и человек с фамилией Вагнер действительно должен был к нам прибыть, и удостоверение очень профессионально сделано, и четвёртая дивизия действительно стоит на севере. По крайней мере стояла. Одно ты не учёл, горе подполковник, — Войцеховский посмотрел на Михаэля хитрыми глазами, — все в восьмой дивизии знают, что генерал страдал аллергией на персики. Вот никак он не мог их позволить себе на застолье.
Глаза у Вагнера округлились, лицо побледнело, а улыбку сковало нервной судорогой. Секунда — и он уже бежал прочь из комнаты. Предвидев это, Войцеховский выхватил пистолет и метким выстрелом повалил хартийского диверсанта.
— Вот же сволочи, — причитал майор. — Не могут взять в честном бою, так пытаются хитростью. Ещё одна причина наладить связь. Мы слепые как котята и нужно понять, что происходит на соседних участках. Может Конфедерация уже капитулировала, а мы тут зря грызёмся с хартийцами, — майор грустно улыбнулся. — Юрмала и Финка, берите из прибалтов и заключённых лучших людей и хоть сровняйте город с землёй, но чтобы к полночи связь у меня была. Плюс? — командиры отрядов прибалтийских добровольцев и арестантов молча кивнули. — И уберите этот кусок говна отсюда, — кивнул майор в сторону истекающего кровью трупа.
— Майор, — спросил Бернард, беря тело за ноги, — а что бы вы делали, если бы он правильно ответил на счёт персиков?
— Разуй глаза, Медведь. Я бы просто спросил почему он расхаживает в хартийских сапогах.
***
Расчёт Войцеховского оказался верным. Ближе к вечеру глушилку нашли в одном из дворов старой части города, под усиленной охраной. Под покровом темноты конфедераты начали атаку. Потеряв практически всех солдат, включая командиров отрядов, солдаты Конфедерации всё же смогли уничтожить причину радиолокационной тишины и выполнить поставленную задачу.
Сеть ожила и радисты принялись со всех сил налаживать связь со ставкой верховного командования.
— Господин генерал, — обратился к Фридриху взмыленный адъютант, — на связь вышла восьмая дивизия.
Ничего не говоря генерал со всех ног побежал в комнату связи и вырвал у радиста гарнитуру.
— Восьмая дивизия? — не скрывая волнения, спросил Фридрих. — С кем я говорю?
— Майор Оскар Войцеховский, — уставшим тоном ответили на том конце. — В сложившейся ситуации принял командование над остатками восьмой дивизии. С кем имею честь говорить?
— Главнокомандующий вооруженными силами Вольной Европейской Конфедерации. Докладывайте, майор. Что у вас происходит?
— Ничего хорошего, генерал. Дивизия несёт тяжёлые потери. Под моим руководством отсталость две тысячи человек. Ещё мы взяли под свою защиту несколько сотен гражданских. У нас много тяжело раненных. Медикаментов, еды, воды, боеприпасов совсем нет. Мы сможем удерживать крепость и её окрестности три, в лучшем случае четыре дня. Дальше нам банально не будет чем отстреливаться. Генерал, пойми, я прошу не за себя. Но парней нужно спасти. Будь уверен, они неоднократно доказали свою верность. Сделайте что угодно, но вытащите их отсюда. Как меня слышно, приём?
— Хорошо слышно, майор. Я вас понял. Будем думать как вас спасти. Только держитесь. Конец связи.
— Конец связи.
Генерал несколько секунд молча смотрел в одну точку, а затем ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:
— Будите канцлера. Срочно!
За всё время Уинстон ни разу не покинул ставку. Установив в собственном кабинете раскладушку, он спал максимум четыре часа, но учитывая тяжёлую ситуацию на фронте, сейчас почти не смыкал глаз. Спустя десять минут на экстренно созванном заседании канцлер уже слушал доклад Фридриха.
— В центральной Польше Хартия прорвалась на сто-двести километров. Варшава для них глубокий тыл. Ближайшие к восьмой дивизии подразделения скованы тяжёлыми боями и не в состоянии как-то помочь окружённым. Деблокировать их не представляется возможным.
— Есть ещё варианты? Например, по воздуху?
— Первые пилоты закончат подготовку через несколько месяцев. Учитывая, что у Хартии полное превосходство в воздухе, а в районе Варшавы все аэродромы под контролем врага, эвакуация воздухом невозможна.
— Как на счёт по воде через Вислу?
— Все водные подходы к городу заминированы, — прямолинейный тон генерала звучал как приговор.
— Неужели их никак нельзя спасти? — с отчаянием в голосе спросил Уинстон Фридриха.
