Но пока я жду. Храм пытается говорить со мной, иногда голосом Люка, иногда моим собственным голосом, звучащим прямо в голове. Храм жалеет меня и пытается утешить, а я рассказываю ему о звездах и облаках, но чаще мы молчим и ждем. Мне не страшно, лишь чуть-чуть одиноко, ведь я не могу остаться даже наедине с собой, меня нет, Химик, которого я не помню, уничтожил личность того, кем я уже не являюсь. Это странно – не быть собой, не иметь воспоминаний, не знать прошлого, не надеяться на будущее… Мое настоящее – это ожидание. Я – кусочек неба, недостающий пазл в его бесконечной мозаике. Я жду, мне нужно заполнить пустоту – собой и в себе.
Иногда Люк заставляет меня есть и пить, он бывает чертовски глуп, он не хочет слушать мои рассказы о небе… Еда и вода делают меня тяжелее, они прижимают обратно к земле, напитывают корни, впивающиеся в землю, ненужной силой. Он не слушает меня, он поглощен разговором с Храмом.
Они понимают друг друга, Храм и человек. Храм открывает человеку прошлое… Люк делится со мной откровениями, но я не в силах услышать. Я жду ангела, который поможет мне оторваться от земли. Я закрываю глаза и высматриваю в небе два белых крыла. Горизонт чист и светел, и я не пропущу его прибытие.
Глава 21
Причуды транскрипции
– Покурили, теперь можно и выпить, – Настоятельница извлекла откуда-то из недр стола початую бутылку красного вина. – Пойло дрянь, до Катастрофы шло по сто рублей за литр, но за неимением лучшего… Не побрезгуешь кислятиной?
– Не побрезгую, – Лю энергично закивала.
Древнее пойло забулькало в хрустальных фужерах.
– Будем! Ох и мерзость мерзостная, – Настя сморщилась, но бокал из рук не выпустила. – Годы ей благородства не добавили.
– Вы говорили о чудесах, – вкус действительно был на очень большого любителя старины, однако Летиция гримасничать не стала, опасаясь обидеть щедрую на диковинки хозяйку. В глубине души она надеялась выпросить еще одну сигаретку.
– Да, чудеса… На охоте сестры сбили детеныша вичухи – эта тварь настоящий рассадник необходимых для моей лаборатории ингредиентов. А вот что девочки обнаружили в желудке «трофея».
На этот раз диковинкавозникла не из стола, Настя достала ее из кармана: небольшой, но увесистый цилиндрик из темного металла.
– Внутри письмо. Отчет. Не дошедший до адресата…
Настоятельница говорила нарочито медленно, запивая чуть не каждое слово древним вином. Однако Летиция держала себя в руках, понимая, что разговор подходит, наконец, к самому важному.
– Думаю, прожорливая маленькая вичуха сожрала почтового голубя или его неизвестного мне современного заменителя, и потому послание отправилось не на восток, как того желал отправитель, а в противоположную сторону. Да, мы находимся немного западнее от места отправки сообщения. Если точнее, всего лишь в сорока километрах…
Лю молчала и терпеливо ждала, пока женщина ходилавокруг да около главного – содержания перехваченного письма.
– В этом цилиндрике, – Настя положила его на стол и крутанула, как юлу, – есть упоминание некого Пояса Щорса, причудливого места где-то на Урале. Там… – женщина запнулась, – там то, что я столько лет безрезультатно искала.
Летиция не выдержала:
– Лекарство от лучевой болезни?
Настоятельница прикрыла глаза в задумчивости. Цилиндрик между тем прекратил свое вращение и застыл.
– Если я правильно поняла, Пояс Щорса и есть лекарство. Он исцеляет и защищает всех, кто находится на его территории… Информации мало, почти вся косвенная, но имеющегося более чем достаточно, чтобы всерьез заинтересоваться этим местом.
– А Урал – это далеко?
Настя неопределенно хмыкнула, затем сокрушенно кивнула:
– Очень. Другой край вселенной. Две тысячи верст по мертвой земле.
Летиция присвистнула разочарованно:
– Ничего себе… Я такое расстояние даже вообразить не могу!
– Воображать и не придется. Я наняла тебя, назовем это так, чтобы преодолеть сорок километров. Вернее, сорок туда, столько же обратно.
– Я должна найти того, кто написал письмо? – догадалась девушка.
– Именно, девочка. В самую точку!
– Но почему я? Я ведь не сталкер, не путешественник, не…
Настоятельница жестом прервала надвигающийся поток «не».
– Я знаю, кем ты не являешься, так что не утруждай себя.
Летиция растерянно смотрела на хозяйку, в ожидании ответов.
– В Приюте мне не с кем поболтать, это чистая правда, – начала та невпопад. – Но коллектив, который я собрала здесь, работоспособный. Каждый при деле, каждый на своем месте. Есть в штатенянечки, медсестры, слуги, охранницы – я зову их «специалистами низшей категории». Но мои помощницы – средняя и высшая категория, способны на большее, чем обычный уход за пациентами. Например, Ведунья – это ее имя и специализация одновременно – прекрасно справляется с тонкими эзотерическими материями. Ты понимаешь, о чем речь?
– Нет.
– До войны подобных людей (правда, Ведунья вовсе не человек) именовали экстрасенсами. Дословно переводится как «сверхчувствительный», способный ощутить то, что недоступно рядовым людям, – Настя криво улыбнулась и добавила: – Рядовым людям, типа меня. Я хотела нанять соседей-военников, чтобы они прокатились в ту сторону, однако, как всегда поступаю в сложных ситуациях, сперва обратилась к Ведунье с правильным вопросом. А в качестве ответа получила твой рисунок (Ведунья отлично рисует, но совершенно не говорит, иногда мне даже кажется, что она лишена привычного нам разума) с корявой подписью: «Гипноз». Что ты думаешь обо всем этом?
– Я далека от экзо… чего-то там.
– Эзотерика, – с готовностью поправила ее Настя. – Любопытная дисциплина, жаль, совсем не поддается инструментальному измерению. Я понятия не имею, каким образом ее изучать. Ведунья тупа, что пробка из-под этой кислятины, – женщина с брезгливым видом разлила остатки вина по бокалам, – но творит вещи, недоступные моему не самому хилому интеллекту.
– Настя, – взмолилась девушка, – ну мало ли чего привиделось тупой Ведунье! Я не владею гипнозом, я не…
– Опять завела свои «не», отставить! Я слишком доверяю Ведунье, чтобы разбрасываться ее… подсказками. Твоя помощь понадобится там, где остался на зимовку автор письма, – он застрял в небольшой деревне до весны, судя по его же записям. Возможно, чтобы разговорить его, придется применить гипноз… Иного предназначения твоему таланту я не вижу.
– А как же старые добрые пытки? – не сдавалась Лю. – Военники и без меня кому угодно язык развяжут!
Настя выпила полный бокал до дна. Сморщилась, крякнула, крепко выругалась:
– Ох и редкостное говнище! Хуже пытки не придумаешь, чем напиваться такими помоями. Ты одно упускаешь, дорогая моя Лю, если бы не Ведунья, сиропчики или наймиты Ареха давно бы бросили твое истраханное во все дыры тело на съедение мутантам. Но ты до сих пор жива, здорова, куришь охренительные сигареты и пьешь дерьмовое вино.
* * *
Хозяйка отвела Летиции два дня на сборы:
«Завтра с утра я связываюсь с военниками, договариваюсь о небольшой экспедиции на восток. Они, как обычно, телятся сутки, зато потом отправляют всю свою бронеконницу, всю генеральскую рать… Так что выступаешь послезавтра, а пока можешь бездельничать и слоняться, где душа пожелает. Пять-Шесть тебя всюду проводит».
Лю времени даром не теряла. После возлияний с Настоятельницей она пообедала в своей комнате. Прислуживала ей Молчунья, которая принесла питательный, но абсолютно безвкусный салат из непритязательного вида растений, бульонную похлебку на крупной кости, принадлежавшей при жизни неизвестно кому, и поджарку из грибов с острым соусом – в качестве гарнира выступило нечто, по виду напоминающее картошку, а по вкусу… а по вкусу оно не напоминало ничего из того, что Летиции приходилось пробовать до сих пор. Больше экзотично, чем вкусно, зато потом будет приятно вспомнить.
Алкоголь и сытный обед едва не сморили девушку, но она все же сумела перебороть дрему и, следуя заветам хозяйки, принялась бесцельно слоняться по Приюту. На самом деле цель у нее была, только пока не до конца оформившаяся – путеводной же звездой выступило обычное женское любопытство. И пока любопытство водило Лю из помещения в помещение, сознание девушки усиленно допытывалось у ее же подсознания о скрытой цели всех перемещений. Однако подсознание до определенного момента хранило упорное молчание. Прежде чем оно заговорило, Летиция успела побывать в неполном десятке однотипных медицинских покоев, где беспробудным сном спали маленькие дети, а их покой охраняли бдительные суровые медсестры. Как и все встреченные здесь местные «жители», медсестры не страдали болтливостью, зато униформа их разительно отличалась от темных одеяний слуг: длинные, значительно ниже колена врачебные халаты соответствующего цвета, на головах светлые, под стать халатам косынки, а лица спрятаны под марлевыми повязками. Взору девушки оставались видны только узенькая, меньше сантиметра полоска лба над бровями да настороженно-неприветли-вые глаза.
