— И «MM’s» не взрываются, — я иронично вскинул брови. — Про дементоров вообще молчу.
— А ты умная человечина, — уважительно покивала голой бывший заместитель директора.
— То ли ещё будет, — хмыкнул я, наблюдая за трансформацией зубатой выдры.
В считанные секунды главная подопечная Настюхи-чебуречницы кардинально преобразилась. На смену сорокалетней сухощавой подхалимке пришла кривозубая лыбящаяся образина с вертикальным зрачком, фингалом под глазом и здоровенной проплешиной на макушке. Я присмотрелся. Женская особь показалась мне страшней её мужской версии и главную роль в этом сыграли золотые зубы, серьги в ушах и многочисленный пирсинг на лбу. Возможно, среди зубатых выдр подобного рода украшения считались отличительными признаками красоты и достатка, не знаю, но лично на мой взгляд передо мной сейчас стоял какой-то пожуханый на солнце плешивый цыганский барон, с женской резинкой в волосах.
— Мамочки… — жалобно проблеяли за моей спиной.
Девчонки-надзирательницы, не ожидавшие внезапных перемен от своего руководителя, чуть не попадали в обморок. Сделать им этого не позволила всё та же заместитель директора, вытащив из-за пазухи ржавый инопланетный бластер и спустив курок. Футуристического вида плазмоган, конструктивно похожий на мой собственный, выдал пару забавных «хлюп-хлюп», после чего зеленый луч превратил несчастных девчонок в неприглядные лужицы слизи.
— Что поделать, — пожала плечами выдра, — ты сам всё испортил.
Пригрозив мне дулом бластера, кабы стоял и не рыпался, зубатая образина быстро вытащила из кармана ещё одну футуристического вида побрякушку — черного цвета металлический кубик, точь-в-точь как тот, что я не так давно выломал из непонятной установки в зиккурате Ашаля. Собственным носом потыкав в кубик, ибо все руки заняты, псевдо-заместитель директора бросила побрякушку на пол, шагнула чуть в сторону и нервно облизнулась, выжидая.
— Прикольная штука, — кивнул я на бластер в когтистых руках.
— Да-да, заткнись, — перебила меня выдра, взглядом продолжая гипнотизировать железку на грязном полу.
Инопланетный плазмоган, формой и видом повторяющий конструкцию моего собственного, действительно был очень похож, и отличался разве что меньшими габаритами, новеньким экранчиком и стабильно ярким светом индикатора заряда — зеленым, а не насыщенно-красным и постоянно моргающим как у меня. В остальном же один-в-один, разве что дуло прямое и меньше ржавчины по бокам.
В помещении возникла голограмма. Инопланетный куб резко заработал, без лишнего шума и пыли явив мне объёмное изображение кое-чего до боли знакомого. С огромными окнами-бойницами, с гигантскими каменными столами и стульями, всё ещё местами в паутине и с лужами крови на полу, голограмма в реальном времени транслировала прямо сюда в подвал ту самую комнату из злополучного зиккурата. Судя по всему, сейчас там шли последние приготовления, инопланетная братия самых разных мастей чинила, мыла и наводила порядок, а знакомая мне по событиями в многоэтажке ахалай-махалай кусала ногти, нервно теребила юбки и без остановки наяривала круги по помещению, кого-то ожидая.
— Вот ты и попался, полярник! — радостно взвизгнула сутулая собака, убедившись что голограмма настроена, работает и моя донельзя удивленная морда оторопело созерцает происходящее. — Полярник! Полярник! Какая же я везучая! — продолжала приплясывать бывшая заместитель-директора. — Шла за одним, а нашелся другой. Ну это я везу-у-у-у-учая!
— Да-да, заткнись, — уже я перебил радостно скулящую образину, пытаясь лихорадочно сообразить план моих дальнейших действий.
— Скули-скули, человечина, — даже не обиделась на мои оскорбления женская версия цыганского барона. — Скули, пока можешь. С минуты на минуту за тобой явятся поисковые программы зиккурата и тогда привет карстовые рудники, привет аммиачные шахты и привет гадский, паскудский, загрызи его зомбарь, кибер-жрец! Не завидую я тебе, человечина, ох не завидую!
— Это ты чё-то напутала, сумасшедшая, — попытался я отбрехаться, краем глаза наблюдая как всё больше разномастного народа скапливается по ту сторону голограммы. — Я с полярником ничего общего не имею и в шахты поедешь ты, а не я. За то, что всех дезинформировала.
— Ага, как же… — пугливо пробормотала собака, лихорадочно полезла к себе в карман. — Ничего я не дезинформировала, тупой ты неудачник! Понял?!
Псевдо-заместитель шустро вытащила из своего кармана обрывок странной на вид, зеленого цвета газеты, кое-как его развернула, трясущимися пальцами подняла к глазам. Удерживая одной рукой направленный в меня бластер, а второй — кусок газеты, нервничающая собака принялась сверять изображение меня настоящего с чем-то, нарисованным с другой стороны мятого лоскута. Чем дольше выдра бегала взглядом туда-обратно, тем счастливей становилась её зубатая морда, тревога уходила, морщины разглаживались, а выражение лица становилось завороженным и мечтательным:
— Двести пятьдесят килограмм бабосов… Очуметь! Двести пятьдесят килограмм за живого полярника… Вот это меня проперло! — продолжала бубнеть зубатая, окончательно теряя связь с реальностью. — Бронированную дверь себе в нору поставлю! Нет… В метро перееду жить, к Сутулому! У них там и свет, и электричество. Да! Куплю себе верхнюю койку в плацкарте и чтобы от туалета подальше… Нет! Вот я дура! Нижнюю полку куплю… две полки! Весь вагон куплю!! Вот я везу-у-у-у-учая… И матрас куплю!
Из голограммы заговорило. Я тут же умолк, предпочитая не болтать лишнего, инопланетная братия по ту сторону проекции приготовилась вести переговоры, а зубатая гадина, сообразив что контакт настроен и все друг друга слышат, бодро засеменила к выходу из помещения.
— Это я, я его нашла! — тыкая мне бластером в спину, затараторила зубатая. — Слышите? Я нашла! Вот он, вот! Живой полярник! Забирайте! Он ваш! Берите полярника и про бабосики мои не забудьте! Двести пятьдесят килограмм, как обещано!
Убедившись, что её расслышали и кивают в ответ, цыганский барон радостно взвизгнула, больно пнула меня под ребра и окончательно убежала к выходу из помещения. Притормозив у темноты подвальных коридоров, двумя руками удерживая направленный в меня плазмоган, сутулая собака осталась дожидаться пока в помещении не материализуются две пугающих на вид, дряхлых фигуры. В кандалах и с загадочными письменами на коже, в рваных балахонах и с проводами по всему телу, фигуры двух беззубых пенсионеров начали материализовываться у меня перед глазами. Пиксель за пикселем обретая объемную, телесную форму, кошмарные старики безмолвно парили в воздухе, буквально разливая вокруг себя концентрированный ужас и ауру страха. Чем больше в жутких пенсионерах становилось материального, тем стремительней падала в помещении температура, стены леденели, воздух холодел, начало сбоить освещение.
— Вот и всё, человечина, — испуганно затараторила собака, стала боязливо пятиться в темноту подвалов. — Поисковые программы уже здесь! Увидишь в шахтах Облезлого — привет передавай. Скажи этому гаду однолапому, что у меня теперь собственный вагон, и живу я припеваючи! Скажешь, Сутулый мне теперь пятки лижет, во! И матрас, матрас у меня здоровенный! В больничке, скажешь, купила, за двести литров! Не… за триста литров! Скажешь, за триста литров крови купила, самый лучший! Точно! Пусть вторую лапу себе сгрызет от зависти!
— Да заткнись ты, — огрызнулся я на зубатую, продолжая пялиться в ожившую голограмму. — Голова от тебя уже болит.
Псевдо-заместитель директора на мои ругательства что-то там неразборчиво пролаяла, матернулась, подхватила ноги в руки и припустила из подвала. Следом хлопнула дверь, лязгнула щеколда замка, я остался один на один с обретающими форму кошмарными старухами и виртуальным изображением внеземного народа. В основном охраны. Плотно обступив крикливую ахалай-махалай в юбке и десяток стариков схожей наружности, вооруженная бригада целилась из бластеров в меня, по сторонам, в потолок и даже себе под ноги. В основном, конечно, в меня, но неизвестную угрозу, как я понял, ожидали вообще откуда угодно. С чем это было связано — непонятно. Ещё голограмма транслировала изображение пятерки кибер-жрецов, что стояли чуть в стороне, особняком, и скрестив руки на мускулистой груди непринужденно меня рассматривали. Татуированные качки в рогатых масках явно не воспринимали меня всерьез, вели себя расслабленно и в разговор пока не встревали.
