В Москве какие-то демократические придурки протащили по Старому Арбату скелет в гробу под пение сталинского гимна. Потом они пытались торжественно похоронить его в Александровском саду, но милиция вмешалась. Другие оригиналы этой же ночью раскрасили Железного Феликса несмываемой краской в бордовый цвет, который, видимо, должен был символизировать кровь. Требования у этих крикунов на площадях были обычными — отставка правительства, Думы, Конституционного суда и президента до кучи. И, разумеется, повторные выборы. Ага, размечтались. Держите карман шире.
Майору не понравилось, как повёл себя в этой ситуации сам гарант конституции. А повёл он себя, как мог повести только гражданский, который к тому же бюрократ до мозга костей. Начал юлить, показал слабину. Попытался угодить и нашим, и вашим этот бывший губернатор, чинуша. В отличие от одного из предшественников, он в разведку не ходил даже в дружественной ГДР, а привык штаны в кресле протирать, челобитные в Москву писать и на машине с мигалкой рассекать.
В своём крае он, может, и был отличным хозяином: ездил по предприятиям, произносил вдохновенные речи, фотографировался с доярками и нефтяниками, но в Кремле ему было не место. Он и сам, похоже, удивился больше всех, когда его поставили преемником. Но, коли взялся за гуж…
К счастью, государственная машина, какой бы гнилой она ни была, справилась с заразой сама. Патриоты всей страны ликовали. Но Демьянов не обманывал себя. Он не верил, что режим исправился. Он не верил в это и семнадцать лет назад, во время «маленькой победоносной войны» с Грузией.
В самой власти патриотов не было, только прагматики. Их дети учились в Лондоне, сами они отдыхали в Швейцарии, там же имели счета. Какой на хрен патриотизм, когда единственная национальная идея — загрести побольше бабок? Всё дело в том, что этой весной, как и в 2008 году, объективный ход вещей не оставил отечественному ворью другого выхода, кроме как бороться против наездов ворья заграничного. И в рамках этой борьбы от игры в либерализм пришлось отказаться.
Конечно, расстреливать никого не стали — не те времена. Просто разогнали несколько вонючих газетёнок, которые и так никто кроме американских шпионов не читал. Заглушили заграничные «голоса» и прикрыли разные «Фонды защиты свободы от совести», защищавшие, по общему мнению, в основном террористов, извращенцев и изменников, выслали за кордон полсотни самых ретивых борцов за демократию. Да оно и справедливо. Хотели демократии, так получайте её! Ещё столько же упрятали за решётку, и было за что. У всех из них рыльце в пуху. Минюст отказал в регистрации нескольким карликовым партиям, которые и так никто не жаловал, кроме недовымерших интеллигентов и агентов мирового сионизма. Затем закрыли на сутки эту помойку — Сеть — и основательно её подчистили, установив киберцензуру, как в дружественном Китае. Давно пора.
На Западе, ясное дело, первое время возмущались, но быстро умолкли. Поняли, что никому нет дела до их стенаний. Основная масса населения, в том числе и Демьянов, после этих событий вздохнула спокойно, уверенная, что беда прошла стороной. Лето обещало быть тихим и скучным.
Второй вопрос. Как это произошло?
На бумаге всё гладко. Наши радиолокационные станции и спутники слежения должны засечь пуск ракеты на любом континенте и в любой точке мирового океана. После подтверждения информации Верховный главнокомандующий отдает приказ о нанесении ответно-встречного удара.
Приводится в действие система гражданской обороны. Времени на эвакуацию и рассредоточение уже нет. Население и организации оповещаются сигналом «Внимание всем!». Укрытия и убежища принимают людей. Затем, после обмена ударами, начинаются аварийно-спасательные работы. Уцелевшие опять-таки эвакуируются в сельскую местность. Все маршруты определены заранее, все роли расписаны до мелочей. В случае такого развития событий органы власти и армия получают самые широкие полномочия. Они могут привлекать гражданских лиц для различных работ, имеют право реквизировать любой гражданский транспорт от велосипеда до пассажирского лайнера и так далее.
Но это в теории.
А на практике… Майор догадывался, что на практике всё могло быть несколько иначе. Он попытался представить себе самый страшный и одновременно самый реальный сценарий агрессии.
Президент и всё высшее руководство страны погибает в первую минуту от воздействия сверхточного оружия вроде боевых блоков со спутника. А потом враг — Америка, назовём вещи своими именами — наносит синхронный удар с помощью обычных вооружений по заранее намеченным целям. Ядерное оружие супостатом не применяется. Межконтинентальные баллистические ракеты не нужны. Только несколько тактических боеголовок по самым укреплённым бункерам Минобороны. В Новосибирске такой один, да и его стратегическое значение сомнительно.
А дальше… Дальше начиналась операция «Бей лежачего». У американцев вполне хватает сил, чтобы раскатать в блин обезглавленные остатки армии и без применения ядерного оружия.
Всё это очень похоже на правду. Но в этом «гуманном» сценарии никто не станет стирать город с лица земли. Да ещё такой научно-технический центр, как Новосибирск.
Зачем сжигать атомной бомбой то, что вполне можно забрать себе? Ведь вполне хватает неядерных средств, чтобы с пятикратной гарантией хирургически поразить все опасные объекты.
Действительно, зачем? Есть только одно объяснение. Всё-таки был ответный удар! Наш привет, нанёсший им, там, за океаном, чувствительный урон. И только после этого состоялся американский удар номер два с применением всего, что могло нести на себе ядерные боеголовки. Со стиранием городов в пыль и массовым истреблением мирного населения. Уже не скальпель, а топор. Уже не продуманная операция с целью устранения противника, а слепая месть. Такой удар, после которого на радиоактивном пепелище не остаётся ничего живого. Именно он накрыл город через двадцать пять минут после исчезновения связи и электричества.
Перед атакой для нарушения коммуникаций использовался электромагнитный импульс, который янки успешно применяли против Ирана. Возможно, высотный взрыв. Или новые, не засвеченные разработки. Пентагон мог пустить в дело всё, что имел в запасе. Ведь игра стоила свеч.
И, наконец, третий вопрос: Что же делать теперь?
Благодаря имуществу почившего в бозе ИЧП «Мухамедзянов» убежище располагало запасом провизии, достаточным для питания пяти тысяч человек в течение двадцати дней. Это значит, что они были обеспечены продуктами с огромным запасом. Уровень радиации при наземном взрыве уже через сутки уменьшается в сорок раз. Согласно инструкции, учитывая расстояние от эпицентра, людей можно было выводить на поверхность уже на третьи сутки. И вести своим ходом, стройными колоннами, к месту временного размещения. На бумаге очень гладко.
Но реальность совсем не такая радужная. Уже неделю они сидели здесь. Ни в каких инструкциях не говорилось, что солнце может взять и скрыться за серой пеленой, что в конце августа выпадет первый снег. Далеко они уйдут по такой погоде, в кромешной тьме?
В самом начале их заточения майор сделал одну очень правильную вещь. Он не поддался ложному оптимизму и распорядился о существенном ограничении пайков — в полтора раза против рекомендованных Минздравом норм. Не шестьсот грамм хлеба в день, а четыреста пятьдесят. Не две банки консервов, а одну. Наверно, Сергей что-то предчувствовал. Его решение вызвало недоумение даже среди бойцов-ракетчиков, за эти дни проникшихся к нему доверием. Хотя им-то как раз всё продолжало выдаваться в полном объёме. Ведь они работали, а не полировали лавки штанами.
Гражданские тоже, мягко говоря, не были в восторге. Конечно, до голодного бунта не дошло, но недовольный ропот был. Всё это добавилось к уже имевшимся проблемам. Например, с теми, кто хотел, невзирая на все предупреждения, покинуть убежище. Людей можно было понять. Сначала им сказали: «Пересидите тут пару часов». Потом «ещё час». Потом «до вечера». Потом «до утра». Потом «пару дней». А теперь вот уже почти неделю вообще ничего не говорили. Некоторые из них очень настойчиво пытались выбраться наружу. Но их удалось утихомирить. Одних с помощью доводов разума, других, самых твердолобых, с помощью грубой силы. И только всё успокоилось, как он снова взбудоражил всех своим решением.
Тогда никто не понял майора. Ведь по самым скромным прикидкам в убежище оказалось еды на три недели. И это только запасы склада, а ведь есть ещё торговые киоски в подземном переходе, плюс централизованные заготовки, а также то, что частным порядком приносили с собой спасатели из каждой вылазки. Это не поощрялось, но и не запрещалось.
Теперь, когда с каждым днём становилось всё холоднее, он понял, насколько правильным было его решение. Никто не скажет, сколько им ещё тут придётся пробыть. Все их шансы на спасение связаны с убежищем, наверху только смерть. Поэтому любые разговоры об эвакуации надо давить в зародыше. Вывести людей — убить их, быстро и верно. Так же верно, как наставить автомат и нажать на курок. С каждым днём температура падает на пару градусов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — где холод, там и голод. Единственный «урожай» этой осени — это то, что они смогут добыть из магазинов и складов.
