Странный человек еще в молодые зимы, постарев, спустившись в подвалы и начав заниматься с детьми, он неожиданно отказался даже от своего рума на драккаре, перестал появляться в длинном доме, показываясь на поверхности не больше пары раз в луну. Возился с оружием, чинил нехитрую технику, отвечал за системы водоснабжения и очистки речной воды да следил за хозяйством во время отсутствия конунга и его хирда.
Ну и, конечно, рассказывал. Рассказывал о походах, битвах, племенах и расах, настоящей жизни за стенами борга, что познал не понаслышке, разжигая в молодых сердцах страсть и жажду. Рождались в подземельях созданные Агмундом образы светлых Асов, могучих героев саг, зловещих йотунов и страшных чудовищ, приведенных в миры коварным Локи. Именно он, уже много позже разговора с конунгом в святилище, терпеливо и просто объяснил Ивальду, как устроены Девять Миров, откуда пошел род людей, двергов, альвов и многое другое, а кузнец слушал, сидя рядом с малышами, подобно им раскрыв рот. Больше Ивальд не видел старого воина: передвигаясь под крепостью на своей коляске и открывая детям северян тайны, еще в старину доверенные людям Отцом Мудрости, тот, казалось, давно попрощался с дневным светом, терпеливо ожидая прихода костлявой Хель. Прожив с «Фенриром» такое количество зим, действительно можно устать…
Раумам будет не хватать такого бойца, дети надолго загрустят без седого наставника, да и тетки тоже любят старого, никогда не унывающего вояку, что оставался коротать с ними полные тревог дни, наполненные ожиданием ушедших в вик мужчин.
Но Агмунд не просто умирал. Провалившись в мучительное пекло болезни, старик неожиданно стал посещаем видениями. От мало ел, не теряя разума в глазах, стойко отказывался от лекарств Оттара и Герд, часто бредил в забытьи. Бывало, негромко, когда думал, что его никто не слышит, стонал и вообще был весьма плох, но совершенно неожиданно мог подняться на смятой постели и, глядя перед собой невидящим взглядом, начать пророчествовать.
— Послушай вот, — Торбранд вынул из-за пояса плоский прямоугольник диктофона, одно из немногих сокровищ Ульвборга, и протянул его Атли, — пир вроде поутих, а вам с Арнольвом будет полезно услышать это как можно скорее.
Topбранд обвел дом взглядом и задержался на пытающемся утолить жажду дверге. Ивальд выпил вина, немного посидел неподвижно, прислушиваясь к грохоту игральных костей на другой стороне стола, и начал ковыряться ножом в деревянной тарелке.
— Как, кстати, он? — спросил конунг, наклоняясь к Атли и взглядом указывая на кузнеца.
— Ивальд? — Ярл поймал взгляд, задумался, пальцами машинально поглаживая диктофон. — Н-н-нормаль-но, да, — кивнул в довесок, — не сдрейфил, не с-сломал-ся. Не д-догоняет малость, но это можно набрать и со временем.
Конунг, казалось удовлетворенный ответом, осторожно кивнул, и Атли включил прибор.
— Включено? — Взволнованный голос Оттара донесся через слабое шипение. — Хорошо, давай ближе, вот так…
Потом качество звука немного улучшилось, и в динамиках заскрежетал сухой голос Агмунда:
— Пришедших вслед за бурей! Вижу я, как просыпается земная твердь, утягивая в бездну людей и братьев их… — Старик закашлялся. — Вижу детей Локи, страшны они ликом, и нет среди них схожих. Они выходят на свет, чтобы поглотить его, и снова умирают люди. Круг Мидгарда треснул, а Мировой Ясень содрогается… Вижу я Локи, скованного в подземной пещере; он смеется, сотрясая Миры и пытаясь разорвать путы. Приходит время Белому Волку вновь встать на тропу, или юг земли навсегда станет царством великанов… Вижу коварное существо, порожденное мраком, что способно смотреть много дальше любого из смертных. Оно заглядывает за предел времени и видит через целые страны. Больше не будет помощи или знаков, мир в темноте, и тебе самому предстоит найти дорогу наверх! Многие обречены, многие обречены, обречены… — Потом шорох одеял, сухой кашель. — Дайте пива, — добавляет Агмунд слабым голосом.
Конец записи.
— Это второе, — Торбранд принял у Рёрика трубку, — вообще он говорил дважды, но только этот успели записать.
— А п-п-первый раз?
— Рагнарёк, — конунг выпустил ароматный дым, — только в руках людей срок последней битвы, час испытаний перед освобождением, и еще что-то о Мировом Волке. Слышал Оттар, он и рассказал…
— Какой-то прах… Довольно бессвязно и неконкретно, — не терпящим споров тоном прокомментировал из-за Атли его брат-великан, осушая кружку. Обтер губы. — То ли дело предсказания вёльвы — Змей укусит Тора, но тот проломит ему череп своим молотом, потом пройдет ровно девять шагов и сам упадет замертво от яда. Его сын Магни подхватит Мьйолльнир, и так далее…
Конунг не ответил. Рассматривая очаг, он дымил трубкой и поглаживал узкий подбородок.
— В любом случае, — сказал Рёрик, наклоняясь над столом, чтобы видеть Арнольва, — если человек принес в мир пророчество — дар Норн — значит, чего-то жди.
— Ну, это да… — протянул великан, кивая и снова наполняя кружку из глиняного кувшина.
— Судя по времени, — неожиданно сказал Торбранд, — второе пророчествование, если это действительно было оно, сделано Агмундом в ночь битвы у Круглых Камней…
— Означает ли это?… — Рёрик нахмурился, но конунг, оказывается, еще не договорил.
— Это означает, что с чем бы ни столкнулись ушедшие под землю у Камней люди Командора Дорна, нам так или иначе предстоит выяснить это самим. И, как кажется лично мне, довольно скоро.
Теперь замолчали все, то ли задумавшись, то ли соглашаясь с Торбрандом. Вдруг конунг сам сменил тему, наклоняясь вперед.
— Орм! — негромко позвал он.
Северянин повернулся за столом, нетвердым взглядом нашаривая вождя среди сидящих. Встал, неторопливо пробираясь со своего места, и подошел к короткому столу, сдерживая зевок.
— Да, мой конунг?
— Завтра утром скажешь своему сыну, чтобы он выковал меч. Передашь, что так велю я, и оружие должно быть готово не позже, чем через одну луну.
— Как велишь, Торбранд, — Орм пожал плечом, — конечно скажу…
— Добро. — И тот откинулся обратно на высокую резную спинку кресла.
Орм еще раз зевнул, развернулся и побрел на место.
— Думаешь, пора? — спросил Рёрик.
— Думаю, да… — кивнул Торбранд. — А что Атли скажет?
— Наверное, — как обычно пожимая плечами, ответил ярл.
Ну да, конечно, в нужный момент получить от Атли прямой и искренний ответ без припасенного за пазухой камня — это сложнее, чем отобрать у пьяного Рёрика наложницу. Но на этот раз Торбранд не отступился.
— Что значит «наверное»? Я прошу согласиться или оспорить, а не булки мять!
— Тогда — да.
С усилием пропуская мимо ушей небрежность фразы, Торбранд кивнул, с виду удовлетворенный ответом, прекрасно понимая, что «да» в устах Атли совершенно не то же самое «да», сказанное Рёриком, например.
— Хорошо. Рёрик?
— Согласен.
— Арнольв?
— Да! Он очень неплохо себя показал…
— Отлично, — Торбранд легонько стукнул по столешнице ладонью, — значит, так тому и быть! А теперь, — он широко улыбнулся, — когда сегодня терять все равно больше нечего, не напиться ли нам наконец?
Предложение было подхвачено дружным одобрением ярлов, и даже голос Атли, как ни странно, звучал вполне искренне. Примолкла гитара, игроки в кости недоумевающе обернулись на неожиданно оживившийся короткий стол, а Рёрик со своего места проворно нагнулся вперед.
— Хлёдвиг, будь добр, подай мне вот эту бутыль, да, благодарю! — И пока Арнольв передвигал поближе кружки и кувшин с вином, а его брат убирал к краю пустые тарелки, Рёрик с размаху бухнул на образовавшееся пустое место ополовиненную трехлитровую бутыль с прозрачной жидкостью внутри.
Поехали в завтра…
День выдался удивительно свежим и ярким, словно, устав от семидневной серости и тоски, природа наконец-то решила взбодриться. Редкие клочки пушистых облаков лениво проползали по чистому синему небу, мир искрился красками и жизнью, а все неравнодушное к свету жадно тянулось к улыбчивому сегодня солнцу.
Даже показавшаяся из-за поворота реки пристань, ржаво-коричневая, древняя и покосившаяся, сегодня смотрелась вполне прилично и где-то даже нарядно. За ее спиной, мучая глаз разнообразием темных и светлых оттенков зеленого цвета, вверх от реки на склон убегали плотные ряды ярмарочных палаток и домиков, между которыми, возбужденно гудя, что было слышно аж на середине реки, толпился народ.
Август, середина луны, позднее утро, жара.
Отдергивая руку от накалившегося на солнце борта, Рёрик сказал что-то нехорошее, еще раз придирчиво осмотрел приближающийся длинный пирс. Придерживая шапку, задрал голову к закрепленному на мачте щиту и отошел в тень надстройки, становясь рядом с Ормом.
