Нестеров… Одинокий человек, оставшийся наедине с огромной властью и любивший ее сильно и беззаветно, потому что больше любить некого. Алексею казалось, будто Борис Владленович никогда и не был молод. А ему самому теперь старость не угрожает. Горько усмехнувшись, он осознал, что после всех взлетов и падений снова вернулся на свое законное место. Чуть позади кресла президиума, где и сидел сейчас, потому что стоять не было сил, а сходить за стулом — тем более. В тишине послышался звонок, и он поспешно снял трубку.
— Алексей, раньше не мог с вами связаться. Что-то срочное?
— Срочное… Новые обстоятельства. Сегодня повстречался с белыми меховыми приятелями и сильно повредил правую руку. Так что в ближайшие дни наружу не выйду. Они меня просто доедят до конца, и задача останется невыполненной.
— Вам нужна медицинская помощь? — спросил Главный с беспокойством. Но оказать эту помощь смог бы разве что сам лично.
— Нет, не требуется, справлюсь. Нужны боеприпасы. Все, которые есть. Я знаю, что в бункере два «грача» под парабеллумовский патрон, а не так давно сам имел удовольствие увидеть в арсенале, сколько их осталось. Ведь не успели отстрелять?
— Остались. И немало. Хорошо, вы получите их завтра, я снова пришлю Тарасову.
Такой необходимый еще несколько часов назад визит Ксюши теперь оставил совершенно равнодушным. А вот немалое количество патронов к этому уникуму, давно снятому с производства, обрадовало по-настоящему. Юрий Борисович мог бы выдать и другой пистолет, но глушителя в запасах бункера не имелось, только рабочий инструмент киллера мог стрелять бесшумно.
— Весьма благодарен.
— Тогда через три дня будьте снова на связи. Больше времени дать не могу.
Он спустился вниз. Теплый поток из вентиляции больше не согревал, Алексей опять почувствовал озноб, будто он все еще находился снаружи на ледяном ветру. Есть уже расхотелось, только в горле пересохло. Он, не раздеваясь, рухнул лицом вниз на кровать, а легче не стало. Видно, снова организм дал сбой, и холодно ему от высокой температуры, а не долгого ожидания на верхнем этаже. Неприятные мысли о несбывшихся планах снова полезли в голову, но Алексей решительно отогнал их. Если уж думать, то о приятной… и такой же несбывшейся мечте. Вдруг это последнее? И утро не наступит? Алексей сейчас даже не был уверен, боится он этого или желает всей душой.
«Лена, единственное, что могло мне помешать, — это твое чувство вины. Но если бы никого, кроме нас, не осталось? Если бы никто не смог сказать тебе, что это непристойно любить такого человека? Я мог бы увести тебя подальше ото всех, на чистые земли, ведь они есть, я знаю, где-то остались незараженные места. И не заселенные никем. Где остались бы только мы… Я мог бы! Даже без тебя я почти на все способен, и даже не представляю, чего могу достичь с тобой! И там, очень далеко отсюда, ты простила бы меня? Хотя бы потому, что я не оставил тебе выбора. Могли бы жить с тобой… Нет, не могли. Ведь я же ушел совсем не поэтому — не смогу быть тебе опорой и защитой, как обещал. Забыл… Прости меня, Лена, забыл. Прости…»
Но так хотелось в это поверить! Видение было таким ясным, что ощущались даже запахи нагретой солнцем травы и смолы на свежем спиле бревна деревянного сруба. Леночка с золотистой чуть загорелой кожей глядит на него из-под ладони, закрываясь от слепящего света. И дитёнок, бесстрашно ползающий по лужайке, только что убедившийся в полной несъедобности жуков и теперь задумчиво муслякающий крупный лист подорожника. Только бы не открыть глаза! Удержать подольше эту картинку. И ему это удалось, сон пришел быстро. Алексей сделал шаг вперед по зеленой траве…
Главный Привратник был раздосадован, если не сказать больше. Но постепенно успокоился, потому что душещипательных просьб о помощи не прозвучало, а отсрочку можно пережить. Исполнитель все-таки оказался уязвимым и смертным, несмотря на все возлагаемые на него надежды, к тому же, он оставался единственным, придется его поберечь. Оксана Тарасова даже не смогла скрыть радости, когда входила в кабинет.
— Вы правильно догадались, Оксаночка, но я попросил бы вас все-таки быть немного сдержаннее… Я полагаюсь на молчание, а ваше лицо выдает за вас все секреты. Сделайте вид, что пришли по делу, не портите хотя бы мою репутацию.
Для влюбленной девушки просьба была совершенно невыполнимой, поэтому он махнул рукой и перешел к делу.
— Алексею нужны боеприпасы. К сожалению, патроны — тяжелый груз для ваших ручек, но до входа их поможет донести охранник.
— Юрий Борисович, я могла бы и сама… — Оксана так хотела отделаться от лишних глаз! Ведь ей не будет давать покоя мысль, что посланный с ней мужчина обо всем догадается, что будет ухмыляться, разглядывая после выхода из бункера. А то еще и подслушивать начнет! — Там совсем недалеко, я быстро добегу, правда. Только пусть поможет надеть защитный комбинезон.
— Тарасова, вы, кажется, не понимаете, что вам доверен ценный груз. Будем реалистами: сожрав вас, хищный мутант не тронет патронов, в крайнем случае, выплюнет их. И все равно придется отправлять охрану, чтобы доставить посылку по назначению.
Она не знала, улыбаться ей или пугаться слов старого циника: Грицких казался абсолютно серьезным, хотя наверняка пошутил. За спиной вооруженного бойца можно было ничего не бояться, даже не оглядываться по сторонам, поэтому верхний мир, ограниченный небольшим пятачком вырубки, казался таким же безопасным, как коридор бункера. А пример Лены вдохновлял, если она смогла, то почему бы и нет? Оксана теперь понимала, что думать надо было раньше, учиться с детства, играть с мальчишками и Лёшей в войну, а не в иные игры…
Но ведь она не просит невозможного! Просто доверять ей побольше, чем неодушевленному предмету, иначе она сама себе будет казаться такой же коробкой, которую чьи-то сильные властные руки переносят с места на место. Не в этот раз… Пусть Главный радуется — она вышла из его кабинета, опустив голову, будто ее чем-то оскорбили и унизили. Желаемое снова отодвигалось вдаль; ничего, когда-нибудь можно будет легко переступить это препятствие, не свалившись по пути в яму с дерьмом. Пусть только Валерка поскорее выполнит свое обещание. Оксана вернулась домой и принялась перебирать вещи в шкафу, чтобы успокоиться. Жаль, нельзя надеть длинную и теплую вязаную юбку, облегающую ноги при ходьбе, которая так нравилась Лёше. ОЗК не позволял порадовать его нарядной одеждой. Но можно ведь положить в сумку что-то от себя, этого Главный маразматик ей еще не запретил.
Оставив охранника в шлюзе, Оксана бегом спустилась по лестнице, остановившись лишь у медпункта, чтобы отдышаться. Дверь не заперта. Алексей не ждет ее, но должен обрадоваться, хотя бы потому, что она принесла боеприпасы, которые он просил.
— Лёша!
Никто не ответил. На этот раз он действительно спал и не слышал ее шагов, Оксана присела рядом на койку. Алексей резко перевернулся на другой бок, не просыпаясь, что-то неразборчиво сказал.
— Тише, Лёш, это я…
Она прикоснулась к нему и через мгновение уже с беспокойством ощупывала лоб, мокрую подушку и одежду на нем. Несмотря на холод вокруг, его тело было слишком горячим, а расправляя перекрученную и скомканную простыню, Оксана увидела распухшую от локтя до кисти правую руку, исполосованную фиолетовыми синяками и ссадинами.
— Лёша, что это?! — она вскрикнула, и Алексей, наконец, проснулся.
Недоверие, переходящее в недовольство… Замутненные тяжелым сном и лихорадкой глаза смотрели будто сквозь нее. Он не произнес ни слова, только отобрал простыню, прикрывая раненую руку.
Несколько минут прошли в молчании. Оксана беззвучно плакала, сидя на краю койки. Потом Алексей снова открыл глаза и потянулся к столику за водой, но непослушные пальцы не могли удержать ручку и даже обхватить кружку.
— Не надо, я подам тебе…
Хоть чем-то помочь ему! Она никак не ожидала застать любимого в таком состоянии, хорошо, что оказалась здесь именно сейчас, ведь он нуждается в ее помощи. Хоть раз… Алексей выпил воду, все же слегка придерживая снизу кружку.
— Еще… Там под столом ведро, только сверху зачерпни аккуратно, чтоб осадок не попал.
Отстоявшаяся вода была холодной, Оксана и сама хотела пить, но уже забыла об этом. Взгляд Алексея так и не прояснился, было заметно, что даже привстать, опираясь на локоть, ему мучительно трудно, кожа оставалась горячей и сухой. Оксана осторожно уложила его на подушку и коснулась кончиками пальцев подсохших царапин.
— Кто?
— «Снежок», — он отвернулся, будто даже смотреть на кого-то было для Алексея тяжело. Нет, она сейчас нужна ему! Очень нужна. У него больше никого нет.
— Тебе больно?
— Ты прикасаешься, а я даже не чувствую. Кожа натянута, потеряла чувствительность. Внутри сильнее болит.
