— Нет… — прошептал я, упрямо сцепив зубы, и с вызовом посмотрел на отражение. — Нет… нет… нет…
Я больше не позволю этой дряни владеть мною! Я верну свою душу в тело этого несчастного замученного выродка, потерявшего человеческий облик. Я снова стану хозяином своей жизни. Верну контроль над своими мыслями и действиями. И тогда… тогда я…
— Эй, вообще-то это мужская параша, детка! — раздался пьяный голос невдалеке. — И зрелище там сейчас, скажу прямо, не для дам. Давай-ка лучше мы с тобой это-самое…
— Сейчас как садану по яйцам, сукин сын, ты вовек не сможешь «это-самое»! Проваливай куда шел! — ответил грозный басистый голос, но, несомненно, женский. — Алекс! Алекс, ты там? Я знаю, что не обозналась! Кончай прятаться от меня! Поплыла, сука, твоя конспирация!
Я еще не смог вспомнить, где слышал этот голос. А миг спустя в зеркале за моей спиной уже появилось отражение его владелицы. Это была мулатка, моя ровесница, с короткой мальчишеской прической, мужиковатыми манерами и широкими плечами, как у пловчихи, в черном майке и спортивных штанах, как многие наемники из «Глобал Секьюрити». Грубоватые черты ее лица нахмурились, когда острый взгляд остановился на мне.
— Господи Иисусе, как сказал бы чертов пастор Ричардс! — щелкнув языком, шокированно воскликнула мулатка, глядя на меня. — Мужик, да ты же в дерьмище! Ты рожу свою вообще видел?!
Я не ответил. И не только потому, что вопрос был риторическим. Как раз в этот момент мой желудок вновь скрутил спазм. Рвать было больше нечем. Я вцепился дрожащими руками в края умывальника, чтобы унять тремор.
— Что с тобой вообще творится? — поразилась женщина в зеркале. — Проклятье, да ты похож на мертвеца! Алекс, скажи наконец хоть слово! Ты это или нет?! Ты что, не узнаешь меня?! Эй! Димитрис!
Когда она наконец назвала меня настоящим именем, я ее вспомнил.
— Рина, — тихо и медленно прошептал я одними губами, и на глазах внезапно выступили слезы. — Это ты, Рина?
Должно быть, выражение моего лица обо многом ей сказало. Она вообще очень хорошо понимала меня без слов. С той самой секунды, как я произнес ее имя, издевки и матерщина прекратились. Лед, чувствовавшийся между нами, треснул быстро и окончательно, как при первой нашей встрече — двенадцать лет назад, в специнтернате сети «Вознесение»… месте, которое тогда казалось мне адом.
— Иди сюда, давай, обопрись об меня, — голос Рины сделался ласковым, а движение бережными, как никогда за все время нашего с ней знакомства. — Ну же, пойдем,
Я еще не помнил толком кто она. Она была для меня лишь голосом из прошлого, лучиком света из приоткрытой двери. Но в тот момент это значило для меня больше, чем весь остальной мир. Словно младенец, я прижал свое лицо, залитое слезами, к ее плечу, прикрыл глаза, дрожа от странного, забытого ощущения человеческого тепла. Меня все еще била дрожь. Она вывела меня из туалета, довела до какого-то закоулочка, помогла присесть на пол, опершись спиной о стену. Издалека продолжали доноситься приглушенные звуки музыки. Мужики сновали в сортир и обратно, не обращая внимание на два силуэта: сгорбившийся у стены и склонившийся над ним стоя.
— Как ты здесь оказался, Димитрис? Я думала тебя давно нет в живых! Тебя уже все успели оплакать! Проклятье! Твое исчезновение, это все… это что, была какая-то чертова конспирация?! Ты исчез, инсценировал свою смерть, чтобы вступить в какую-то службу тайных операций? Я просто не могу в это поверить! Ты же виделся со мной за два дня до того! И даже слова мне не сказал, даже не намекнул?! Как ты мог так со мной так поступить, черт возьми?
Ее вопросы и обвинения были слишком сложны, слов было слишком много. В моем сознании все еще царил хаос, обрывки реальных и воображаемых событий сменялись странным и нелогичным калейдоскопом. Самой осмысленной моей мыслью было: «вот-вот меня опять вывернет».
— Ты ведь один из этих, да? Из тех, что живут в отдельном корпусе на отшибе и ни с кем не общаются? О вас болтают много небылиц. К вам даже подойти боятся. Я давно заметила, что лица у вас какие-то странные. «Каменные сердца». Вот дерьмо! Вас как-то специально готовили, да? Пичкали какими-то препаратами? Это типа какой-то специальный отряд, да?
Я нашел в себе силы лишь для того, чтобы неопределенно покачать головой.
— Что они с тобой сделали, Димитрис? — прошептала Рина тихо.
Ужас в ее голосе звучал необычно. Я мало что помнил. Но точно знал, что чего-чего, а ужаса в интонации этой непрошибаемой бой-бабы, бывшего офицера охраны периметра полиции Сиднея, советника рейдового подразделения муниципальной полиции одной из «желтых зон», инструктора по рукопашному бою полицейской академии, мне не приходилось слышать ни разу в жизни.
— Что они там с вами делают? — требовательно повторила нигерийка.
— Они… — я сдержал рвотный позыв, с огромным трудом сумел собрать путающиеся мысли в кучу и облечь их в несколько слов. — Сделали из нас… что-то иное.
Не уверен, что эти скупые слова способны были описать всю суть того, что со мной произошло. Но Рина поняла. Она вообще очень хорошо меня понимала. Еще с интерната, где мы тоже никогда не могли говорить открыто. Она напряглась, настороженно оглянулась вокруг. Ее руки невольно сжались в кулаки, губы тоже сжались, на лице появилось хорошо знакомое мне выражение негодования, упрямства и гнева.
— Димитрис, я не знаю, в какое дерьмо ты впутался… — произнесла бывшая сержант полиции хрипловатым шепотом, однако в ее интонациях проступила стальная решимость. — … но клянусь, я тебя не оставлю. Я придумаю, как вытащить тебя.
— Ты… не представляешь… — даже отдельные слова давались мне тяжело, не хотели складываться во фразы. — … не представляешь себе…
— Это какая-то частная контора, да?
Ответом был кивок.
— Они пичкают вас наркотой? Воздействуют на психику? Как нам тогда, в «Вознесении»?
— Нет, — прошептал я, и спустя несколько секунд пояснил. — Не как тогда. Хуже.
— Да уж, я вижу. От тебя же живого места не осталось! Вот дерьмо-то! И как тебя угораздило в такое впутаться?! Тебе же вроде нравилось в своем 44-ом батальоне, ты не собирался никуда уходить! Мы же говорили с тобой всего за пару дней до того, как ты… Черт. Не отвечай, я сама вижу: у тебя не было выбора. Они сами до тебя добрались, да? Заставили?
Мне оставалось лишь снова кивнуть. Рина чертовски быстро соображала. Даже слишком быстро. Настолько, что это могло быть для нее опасным.
— Почему… — я сделал над собой большое усилие и наконец задал свой первый осмысленный вопрос. — … почему… ты… здесь?
Рина лишь фыркнула и покачала головой.
— Я же давно говорила тебе, что не собираюсь торчать в чертовой полиции после того, как оттарабаню свой контракт. А после того, что случилось с тобой… я считала тебя мертвым, сгинувшим за хвост собачий! Как Бен! Даже хуже! Я была уверена, что тебя сгноили какие-то террористы в каком-то чертовом подвале!
На ее лице было написано выражение боли. Я вдруг с удивлением осознал, что Рина, привыкшая кичиться своей толстокожестью и цинизмом, действительно страдала, узнав о моей судьбе. Вспомнил, что даже черствые люди способны на такие чувства, когда что-то плохое случается с их близкими, друзьями, любимыми.
— Короче, ничто меня там больше не держало, — продолжила она. — Я получила резиденство, пожала руку какому-то козлу из мэрии, послала в жопу дуру из полицейской канцелярии, предложившим мне новый контракт, и сразу пошла наемницей. Подписала годичный контракт с «Глобал» и поехала сюда. Не спрашивай почему. Может, решила, как ты когда-то, посетить историческую родину. А может, просто не хотела оставаться в гребаном Сиднее. Ненавижу этот проклятый город, который пожирает людей и выплевывает. Он сожрал всех, кого я знаю: Кенига, МакБрайда, тебя!..
Я понимал не больше половины из того, что она мне говорила. Но все-таки некоторые вещи задели какие-то шестеренки в темной части моей памяти.
— Все думают, что я… террорист? Что я… предал всех, да? — выдавил я из себя очередной вопрос.
