Защемилов выстрелили и не попал.
— Самая нелепая ошибка, Мишка — то, что ты уходишь от меня*, блять! Вот сука! Бурый пидор! — заорал Защемилов вслед чудовищу, и еще раз пальнул из карабина в воздух.
Весь оставшийся путь Защемилов был мрачен, видимо переживал из-за упущенной добычи.
На закате телега наконец приехала в очень странное селение.
Здесь тоже, судя по всему, жили русские, но все было совсем не так, как в ауле на краю леса. Местные русские жили в уродливых маленьких переносных юртах из некрашеного материала. Фаргнорт решил, что эти русские, наверное, кочевники. Это понравилось Сыну Вождя, а вот остальное — нет.
Лес здесь был вырублен, русские зачем-то проложили длинную уходящую вдаль дорогу, убрав все деревья. В центре этой дороги по земле тянулись два длинных и совершенно прямых куска железа, между которыми помещались доски. Странное и невозможное сооружение видимо было не достроено, железные линии обрывались у самого аула.
Рядом с селением на земле была навалена огромная гора железа, дерева и каких-то инструментов. Лес вокруг аула тоже был вырублен, на пнях стояли пустые стеклянные бутылки. Такие же бутылки вперемешку с окурками и железными тарелками, испачканными остатками пищи, валялись в грязи между юртами.
Женщины здесь носили не красивые платья и платки, а облепленные грязью штаны и сапоги. Впрочем, такие же штаны и сапоги носили и мужчины. Все, кроме одного, который лежал без штанов и сапог возле одной из юрт, весь перемазанный говном и блевотиной.
Из-за другой юрты слышались ругательства и звуки ударов, там кого-то били ногами. Почти у всех жителей во рту были сигареты, и от каждого пахло скисшей огненной водой. Между юртами горели костры, в которых ядовито тлел мусор. Один из жителей гнусаво пел песню, играя на струнном инструменте вроде лютни.
— Вот. Смотри, — радостно сообщил Фаргнорту Защемилов, — Вот это настоящие «советские граждане», а не какие-то отсталые лесные «сектанты». «Студенческий строительный отряд имени Ульрики Майнхоф». Эти отважные юноши и девушки строят «Батый-Набегинскую железнодорожную магистраль», крупнейшую «транспортную» артерию нашего края. Именно по ней мы будем возить... Впрочем, что по ней будут возить, тебе знать совсем не обязательно. В общем-то, даже сами строители этого не знают. «Не положено». И все же, разве это не прекрасно? «Прогресс, развитие» и триумф человеческого труда. Очень символично, что твое знакомство с нашей родиной началось именно с этого места! Добро пожаловать в «СССР», степняк.
Сын Вождя почти ничего не понял из этой речи, он стал смотреть вокруг, но никаких вырванных артерий, про которые говорил Защемилов, так и не увидел. Защемилов тем временем, все еще пребывая в радостном возбуждении, поздоровался с жителями аула:
— Привет строителям-комсомольцам от крайкома национального округа имени Евгения Поливанова! Здорово, ребята!
— Это че за мудак? — вяло поинтересовался в ответ хмурый парень.
— А кто его знает. Вон смотрите, он дикаря везет. Ну и ебыч, детей пугать можно, — сказал другой.
— Вы что, мальчики? — удивилась девушка, — Это же Защемилов.
— Кто, блядь?
— Ну Защемилов, окружной секретарь.
— А, этот ебнутый придурок, который неделю назад приезжал?
— Ага, он.
— Слышь, Защемилов, коня верни. Ты коня у нас на двое суток брал, а назад приехал только сейчас. С тебя причитается.
— А знаешь, Защемилов, иди-ка ты нахуй, — заявил совсем напившийся огненной воды юноша.
— Ага, — поддержали остальные, — Иди нахуй, Защемилов! Отдавай нашего коня и уебывай.
— Товарищ секретарь, а че у вас рожа зеленая? Зеленку пили? — поинтересовался высокий и тощий человек.
— Вот видишь, нам тут очень рады, — неуверенно сообщил Фаргнорту Защемилов.
Игнорируя дружеские приветствия жителей аула, он направил телегу в центр селения. Там Защемилов остановил коня возле маленькой кособокой юрты, на пороге которой сидел молодой человек в красной куртке. Человек поднял на Защемилова затуманенный взгляд, было видно, что он выпил очень много огненной воды.
— Опять ты? — печально спросил человек.
— Привет, Виталик, — осторожно сказал Защемилов, — Слушай, а можно мы со степняком у тебя переночуем?
Молодой человек задумался, а потом грустно произнес:
— Иди-ка ты нахуй, Защемилов. Я тебя неделю назад вписал. А ты у меня две банки тушенки подрезал.
— Вот, смотри и учись, — пытаясь изобразить бодрость, сказал Защемилов на языке степняков Фаргнорту, — Вот они, разумные «рациональные советские граждане». И никаких дикарских законов гостеприимства, как у вас. «Советский» человек всегда мыслит «сугубо материалистически». Учись, степняк.
Молодой человек с вялым интересом взглянул на Фаргнорта, как на какого-то диковинного зверя, а потом спросил:
— Вот скажи мне, Защемилов, почему я должен здесь кормить комаров, а? Я ведь учусь на программиста ЭВМ, уже на пятом курсе. Я должен программировать ядра космических кораблей, летящих к Альфа Центавре. А вместо этого я тут спиваюсь. Да я, когда вернусь отсюда, даже не вспомню, как ЭВМ включается, настолько я деградировал. Зачем все это, а?
Защемилов растерялся:
— Так не спивайся. Тебя же сюда не пить привезли, а железную дорогу строить. Вот и строй. В чем проблема-то?
Молодой человек совсем помрачнел:
— Строить. Железную. Дорогу. Это понятно. Ага. Но меня другое напрягает. Какого хуя я, программист ЭВМ, должен строить железную дорогу? Где логика, где смысл, блядь? Где рациональный расход людских ресурсов наконец? Почему-то если начать строить дома из микропроцессоров — это будет считаться вредительством и безумием. А вот если послать программистов строить железную дорогу — это нормально. Объяснись, Защемилов. Ты же коммунист, ты знаешь.
— Но тебе ведь платят. Хорошо платят, и в срок, — осторожно ответил Защемилов.
— Хорошо хуятят в хуйрок, — рассвирепел человек в красной куртке, — А если я, блядь, не хочу вашей ебаной платы за железные дороги? Если я хочу быть без платы и строить компьютеры для полета на Альфа Центавру, а не шпалы класть и водку пить? Такая мысль тебе в голову не приходила, а, Защемилов?
— Но ведь... Это же стройотряд, вы все тут добровольцы, выразившие желание...
— Хуйольцы выразившие хуйлание! — молодой человек в ярости вскочил на ноги, но в следующее мгновение обмяк и снова сел.
— У нашего института бронь отобрали, — упавшим голосом сказал человек, — Так что комсоргша мне заявила, что или я еду сюда, или я еду в Афганистан. Вот такая вот развилка человеческой судьбы. Вот такие вот добровольцы, товарищ Защемилов.
— Ну, Виталик, ты сделал правильный выбор... — аккуратно начал Защемилов.
— Переночевать нельзя. Еды не дам. Водка закончилась. Коня верни и уебывай, — перебил Виталик.
— Так, а как же мы без коня...
— Нот майн проблем, херр Защемилов.
Тем временем толстая девушка подошла к телеге и пощупала одну из шкур, которые Защемилов загрузил в ауле на краю леса:
— Ой, а это ведь барсик, товарищ Защемилов? А он правда очень дорогой?
Еще несколько жителей аула принялись щупать шкуры вслед за девушкой. Сын Вождя не понимал, о чем говорят русские, но охотничье чутье подсказывало ему, что дела плохи.
— Блять. Спиздят же. Все спиздят, — пробормотал в панике Защемилов, но тут же собрался и быстро заговорил на языке степняков:
— Так. Слушай меня. Мы сейчас уходим. Без коня, его придется отдать. Телегу потащим сами, как «крепостные крестьяне в Царской России». Тут недалеко, дойдем как-нибудь. Только сейчас нужно уходить, быстро.
Защемилов взял в руки карабин, а потом швырнул человеку в красной куртке одну шкуру:
— Держи, Виталик. Дай нам за нее пару банок тушенки, пачку папирос и бутылку водки. Иначе не дойдем. И мы сразу же отправляемся. Коня тебя верну, не ссы.
Но толпа уже окружила телегу, руки жителей аула тянулись к шкурам.
— Назад, твари! — заорал Защемилов, вставая на телеге в полный рост и передергивая затвор карабина, — Не дам расхищать мою... Точнее, социалистическую государственную собственность! Этот барс в Красную Книгу внесен! Не позволю!
