Я видел, как с каждым следующим моим словом его лицо то бледнеет, то багровеет. И он наконец взорвался, сорвавшись на тонкий визг.
— Меня тошнит от этого пафоса. «Достоинство»! Чего ты добился со своим «достоинством»? Ренегат! Сбежавший зэк! Террорист, вломившийся ко мне в дом! Это перед тобой я должен исповедоваться?!
— Тихо, Полли, не визжи. То, что я не планирую убивать тебя, не помешает мне заткнуть тебе рот. Да и передумать я всегда могу. Раз ты все равно не делаешь мне скидку на то, что я не злоупотреблял своей физической силой в интернате — я могу разок и злоупотребить ею, прищепив тебе пару пальцев дверью. Может, тогда ты почувствуешь разницу?
Поль сразу умолк — явно прочитал в моих глазах, что угроза не пуста. Я решил, что разговоров о нашем далеком прошлом и выяснений отношений на сегодня хватит. Пора было переходить к тому, для чего я здесь.
— Я хочу знать все о той операции в 89-ом, в Сиднее, во время которой мы с тобой виделись. Организаторы, цели, ход проведения. Все.
— Я ничего не могу рассказать. Я давал подписку. Мне за такое грозит тюрьма.
— Не зли меня, Поль. Давай опустим этот неприятный этап, исход которого мы оба понимаем, и перейдем сразу к делу. Начинай. И помни, что я уже немало знаю из других источников. Так что, если я хоть на секунду усомнюсь, не пытаешься ли ты скормить мне какой-то шлак и дезу — прищемлю тебе для начала палец вон той дверью. А потом и твой крохотный член.
Он нервно облизнул губы. Чтобы придать ему решимости, я схватил его за грудки, как следует потряс, и приблизил свое лицо к его перепуганной мордашке, чтобы он смог как следует рассмотреть каждый шрам и выражение моих глаз.
— Ты думаешь, я шучу? — хмуро спросил я.
Долго уговаривать его не пришлось.
— Я не оперативник, но мне предложили поучаствовать. На разовой основе. Сказали, что я, как твой давний недруг должен сыграть роль «плохого полицейского». Чтобы на моем фоне ты проникся большим доверием к…
— Этот прием я знаю. Я его сразу раскусил. Кто тебе это предложил?
Он нервно облизнул губы.
— Поль, не заставляй меня, — прищурился я, громко хрустнув кулаками и красноречиво глянув в сторону двери туалета.
— Аффенбах! Подполковник Густав Аффенбах! — выпалил он.
— Твой шеф?
— Тогда он не был моим шефом. Но мой шеф дал добро на мой временный перевод.
— Откуда и куда? Подробности! — вновь тряхнул его я.
— Я работал в 3-ем отделе 2-го управления 4-го департамента при 2-ом Главном управлении. Он руководил 1-ым отделом 6-го управления 2-го департамента, также при 2-ом Главном управлении, — скороговоркой пробормотал Поль.
Я поморщился. Было широко известно, что 1-ое Главное управление СБС отвечает за работу с внешними угрозами, то есть главным образом за шпионаж, саботаж и диверсионно-подрывную работу, а 2-ое Главное управление — за работу с внутренними угрозами, такими как вражеская агентура, а также терроризм, экстремизм, сепаратизм, и тому подобное. Однако более подробных данных об их структуре у меня не было.
— Что за гребаные цифры? Как назывались эти отделы и департаменты? Живо!
— В Службе нет названий. Только номера.
— Я слышал другое. Не звезди!
— Все это сказки для журналистов и зевак. В настоящей структуре есть только номера. И их постоянно меняют. Те, кто должен — знают, кто чем занимается. А те, кто не должен — не суют нос не в свое дело…
— Хватит пустых слов. Что знаешь ты?!
— Мой отдел занимался определенными аспектами дешифровки информации. Ничего такого, что тебе бы было интересно. Правда! Ну а 2-ой департамент, насколько я знаю, специализировался на противодействии терроризму. В специфику того отдела, которым руководил Аффенбах, меня не посвящали.
— Я неплохо знаю тебя, Поль — ты не из тех, кто страдает тягой к романтике в стиле Джеймса Бонда. Что же заставило тебя покинуть тепленькое кресло дешифровщика и согласиться влезть в шкуру оперативника? Ты согласился на это, узнав, что выпадет шанс поиздеваться надо мной?
— В Службе не принято отказываться от назначений. Твое мнение значит не так уж много. Кроме того, Аффенбах был, хоть и молодым, но перспективным офицером. Его называли гением оперативного планирования и мастером импровизации. Говорили, что он так умен, что способен играть в шахматы вслепую с десятком партнеров одновременно. Поработать с ним считалось полезным для продвижения по службе. Так что я бы и так, и так отправился на это задание. Но, если тебе так интересно — да, мне хотелось отыграться за прошлое.
— Не сомневаюсь. Давай дальше! В чем была цель операции?!
— Мне сказали — банально «раскатать» тебя, чтобы ты пошел на сотрудничество. И согласился привести нас к своим дружкам-террористам. Аффенбах все мне представил так, что его эти террористы и интересуют, а ты — просто пешка.
— Не ври мне, Поль! — строго приказал я.
— Я не вру. В спецслужбах не принято посвящать исполнителей в те детали плана, которые им не требуются. Каждый знает только то, что ему нужно знать.
— И как он потом объяснил, что ему вдруг стало похер на этих «опасных террористов»?!
— У нас не принято ничего объяснять. Сказали, что операция прекращается — и на этом меня вернули в мой «родной» отдел. Аффенбах сказал, что остался доволен. Оставил хорошую характеристику, она мне помогла чуть подняться в моем отделе.
— А к себе не забрал?
— Сказал, что, может, еще как-то привлечет к своим операциям. Но больше я его не видел.
— Но слышал! Что там с ним было дальше?
— В Службе не принято собирать и распространять слухи. За этим следят, и за такое строго наказывают.
— Достал со своим «в Службе не принято». Колись!
Он вздохнул.
— Говорили, что он пошёл по службе вверх. Гений все-таки. Но потом началась война, и… В общем, я о нем больше не слышал.
— Как насчет Чхона?
— Кого-кого?
— Не придуривайся, Поль. Ты знаешь, о ком я говорю. Вижу по твоим крысиным глазкам.
— Господи! Ну да, знаю! Да я просто видел это твое выступление в шоу у Гоффмана! То самое, которым ты мне сломал жизнь! Ты говоришь о наемнике, который командовал этим твоим Легионом! Но я о нем никогда не слышал до твоего интервью!
— Ты продолжаешь врать. А я начинаю терять терпение.
— Нет, клянусь!
— Чхон руководил той операцией в 89-ом. Ее целью было заманить меня в Легион.
— Мне сообщили другое. Я ничего такого не знал! Меня об этом уже сто раз допрашивали после той бучи, которую ты поднял! И я сто раз говорил, что я ничего не знаю, что я просто исполнитель! Если бы было иначе — неужели ты думаешь, что я был бы здесь?!
— А где бы ты был? Там же, где Аффенбах и Абэ?
В глазах Поля на секунду мелькнули сомнение, растерянность — что-то в моих словах не легло стройно в картину у него в сознании. И я уцепился за эту мимолетную эмоцию, как за последнюю нить. Шестеренки в моем мозгу интенсивно заработали — и на поверхность всплыли сомнения, которые до этого дремали где-то глубоко.
Густаф Аффенбах. Гений, полный амбиций. Восходящая звезда СБС. Шахматист. Похожим образом о нем отзывался Гаррисон. В образ хорошо укладывалось сотрудничество с Чхоном в 89-ом. Аффенбах, конечно, не упустил бы возможности использовать влияние Чхона в спецслужбах, истинный размер которого я все еще не мог оценить, для ускорения своего карьерного продвижения. Но дальнейшая его судьба — глупая и бессмысленная гибель в авиакатастрофе в 92-ом вблизи от линии фронта в Индокитае, где полковнику СБС, да еще и мыслителю его уровня, вообще было не место — в этом паззле смотрелась чуждо. Пройдя войну, я хорошо знал, что там жизнь человека прерывается в любой момент, безо всякого сценария. Странные совпадения случаются. Но гораздо чаще они оказываются не совпадениями.
Когда я впервые об этом услышал от эсбэшников, то решил, что Аффенбаха и Абэ устранили свои, зачищая следы той операции в 89-ом. Но тогда я несколько переоценивал свое значение и несколько недооценивал этого самого Аффенбаха. Теперь он казался мне слишком ценной фигурой, чтобы жертвовать им из чистой перестраховки, ради сокрытия информации об операции многолетней давности.
