И сомнения в глазах Поля подтвердили мои догадки.
— Ты расскажешь мне, где он, Поль, — произнес я, беря его за грудки.
— Кто?
— Аффенбах.
— Я же сказал — он погиб в 92-ом!
— Ты лжешь. И на этот раз ты меня не убедишь в обратном. Ты что, сам не понимаешь? Тебя твое начальство принесло в жертву. Разменяло. А вот Аффенбаха, знаю — нет. Даже наоборот. Мне эсбэшники наплели, что он якобы погиб, чтобы оградить его от меня. Тебе не обидно? Не чувствуешь к нему той зависти, которую когда-то чувствовал ко мне?
Поль очень долго мялся, вздыхал и пыжился. Тут уж я понял, что без усиленной физической стимуляции не обойтись. Миг спустя я с легкостью скрутил его, заломив руку за спину и применил болевой прием. Его дыхание тут же сделалось тяжелым и прерывистым, словно он только что пробежал стометровку, а лицо покраснело.
— А-а-а! Не надо! — взмолился тот, упершись щекой в диван.
— Это еще цветочки. Не будь идиотом, и отвечай на вопросы.
Я надавил сильнее.
— А-а-а! Проклятье! Ну ладно, ладно! — он застучал ладонью по дивану. — Пусти!
— Я слушаю, — не разжимая хватки, молвил я.
— Я случайно видел его однажды в штаб-квартире СБС! Совсем мельком! Лифт открылся не на моем этаже, там кто-то выходил, и я увидел его! Это было в первых числах августа 92-го, как раз после взятия Киншасы! В тот момент я этому вообще не придал значения! Но потом до меня дошла новость, и я увидел в бумагах, что он якобы погиб в Индокитае в конце июля 92-го! Это все, что я знаю! Теперь отпусти меня наконец, громила!
— Вот это уже интересно, — признал я, и ослабил хватку, позволив ему вновь сесть. — Теперь отвечай — что это, по-твоему, значит?
Тяжело дыша, морщась и баюкая скрученную мною руку, он объяснил:
— Так иногда делается. В очень редких случаях. Я о таком слышал. Так делают перед пенсией, или, иногда — перед переходом на нелегальный статус. Когда я увидел новость о его смерти, то подумал, что его, наверное, сделали нелегалом. Но это все что я знаю. Клянусь.
— Как обычно работают нелегалы?
— Им изменяют внешность, разрабатывают легенду и снабжают поддельными документами. В отличие от легальных агентов, которые носят удостоверения СБС, и от полулегальных, которые работают под видом сотрудников других правительственных агентств, как например твой бывший опекун Ленц, агенты-нелегалы позиционируют себя как люди, не имеющие никакого отношения к властям Содружества наций. Обычно такое требуется, чтобы внедряться в недружественные структуры или работать на территории противника. Насколько я знаю. Я никогда не работал в департаменте, который этим занимается.
— Это очень рискованная деятельность.
— Да, так считается.
— Зачем направлять на такое задание тактического гения, да еще и инсценируя его смерть? Зачем столько мороки? Не проще ли взять молодого сотрудника, который еще ни разу нигде не засветился — и рисковать его не особо ценной башкой?
— Должно быть, речь шла об очень-очень ответственном задании, с которым не справился бы новичок. Про Аффенбаха говорили, что его IQ превышает 150, что он способен обмануть почти все известные детекторы лжи. В некоторых делах такие навыки бывают полезны.
— Что это могло быть за задание? Мне нужны догадки.
— Откуда мне это знать, черт возьми? Если бы я совал везде свой нос и лез куда не следует, я не дожил бы и до этого дня. Я и так труп! А теперь, после того, как рассказал тебе это — я дважды труп! Какой мне смысл еще что-то скрывать?! — разнервничался Поль.
— Может, боишься оказаться трижды трупом? — угрожающе хрустнув костяшками пальцев, переспросил я, надвигаясь к нему.
— Да пошел ты! — едва не плача, огрызнулся он. — Я же сказал, что ничего больше не знаю!
Оценив его покрасневшую физиономию, я поверил, что выдавил из него максимум об Аффенбахе. Это большая удача, что столь мелкая сошка, как он, владел даже этими данными.
— Проект «Стиратель». Что ты знаешь о нем? — перешел я к следующей теме.
Он с недоумением нахмурился.
— Ты об этой старой байке — типа как компьютерная программа, которая стирает о тебе всю информацию изо всех баз данных?
— Это — не байка.
— Это обычная легенда. Это технически невозможно!
— Мне известен человек, который воспользовался этой программой. И это сработало. Так что не вешай мне лапшу на уши.
— Тебя развели, Алекс! Это — невозможно! Только новички ведутся на этот развод! Ладно еще облачные данные. Допустим, что существует сказочный ключ к любым шифрам и системам защиты. Но как быть с копиями на оффлайн-носителях? Их ты тоже сотрешь с помощью той самой волшебной программы? А бумага? Ее твоя программа тоже дистанционно испаряет?
— Я не знаю как — но Чхону это удалось. Он остался лишь в памяти некоторых людей. И этих людей становится все меньше с каждым днем. Его теперь тоже называют выдумкой — как и программу «Стиратель». И я бы поверил, если бы не видел ублюдка собственными глазами в тысячу раз чаще, чем мне бы хотелось.
— Зачем ты мне это говоришь? Я же сказал сто раз, что никакого чертового «Стирателя» не существует! Можешь верить в эту сказку, если охота! Но я об этом точно ничего не знаю!
— Зато ты знаешь кое-что об Аффенбахе. А он — о Чхоне.
— Я рассказал тебе все, что знаю об этом гребаном Аффенбахе. Больше я ничего не знаю! Кто тебя еще интересует? Абэ? Он реально склеил ласты во время в 94-ом во время какого-то велокросса! Это засняли десятки камер. Можешь не сомневаться — такую тупую смерть никто бы не использовал для инсценировки. Была еще Челли, не помню как ее по имени, то-ли Сара, то-ли Тара, она совсем новенькой тогда была, и хрен знает где она сейчас, но вряд ли она знает больше моего. Кто тебе еще нужен? Связист? Водитель микроавтобуса? Парень, который доставлял нам пиццу в перерывах между допросами? Ты к ним тоже вломишься и будешь задавать свои психованные вопросы о генерале Чоне и «Стирателе»?
— Ты что-то сильно осмелел, Полли, — с ноткой угрозы заметил я.
— А чего мне еще бояться? Я — самый настоящий покойник! — нервно вскрикнул он, но все же опасливо следил за моими движениями.
— У-у-у. И как тебе это чувство? Не бояться? Что-то новенькое? — с издевкой спросил я.
— Чтоб ты сдох, Алекс! — заверещал тот. — Будь проклят тот день, когда нас запроторили вместе с тобой в тот чертов интернат! Если бы моя мать не умерла, я бы никогда не попал туда — и с радостью бы прожил эту жизнь, не видев ни тебя, ни суки Бэтти, ни всей этой эсбэшной звездобратии, мать вашу так! Чтоб вы все сдохли! Ненавижу вас всех! Ненавижу!
— Звучит вполне искренне. Если бы ты почаще выпускал пар наружу в юности, Полли, пусть и получал бы по роже, но зато этот пар хотя бы не выходил бы из тебя в жидком виде через штаны. И ты, может быть, не вырос бы ссыкливым мелким эсбэшным дерьмом.
Он дернулся, чтобы ответить что-то в ответ на мое оскорбление — но так на это и не решился. Я усмехнулся, и, встав с дивана, закончил:
— Но что нам с «если бы» да «кабы»? Нам дается только одна-единственная жизнь. И ты свою прожил как гондон. Лучше, кстати, скрести пальцы, чтобы старый дурак пастор Ричардс, или буддисты, не оказались случайно правы — иначе жариться тебе век в аду, либо провести следующую жизнь в теле навозного жука.
— Да кто ты такой, чтобы судить меня? — прошипел тот, едва сдерживая слезы. — Я пытался выжить, как и все, в этом чертовом безумном мире! Я за всю жизнь никого не убил, Алекс! Никого! Если я и делал людям какие-то гадости, они после этого могли уйти своими ногами! А ты?! Скольких людей угробил ты?!
— Многих. Большинство из них — не по своей воле. Но я об этом глубоко сожалею. Сожалею об этом каждый день. Я вижу лица мертвых в кошмарах. А что же ты, чистюля, «ни разу никого не убивший»? Ты был простым клерком? Работал в обувном магазине? Цветами торговал? Или, может, ты тринадцать лет копошился в недрах эсбэшных кабинетов, среди тех, кто прослушивает, шпионит, плетет заговоры, планирует и устраивает все эти войны и убийства? Ты исправно вносил в это свою лепту. Но ни разу не видел в глаза тех, кто стал жертвами этих игр. Так было и с Беном МакБрайдом, которого твой Аффенбах и такие же мерзавцы принесли в жертву своим интригам. И со многими другими, чьих имен ты никогда не узнаешь, и никогда не хотел знать.
