трогать Крестовый хутор! Тем более этот старик его отстраивал! Кто вам, идиотам, дал приказ?
– Простите меня, грешного, но вы не точно сказали, у меня все записано. Вот, смотрите.
Серый человек начал доставать бумаги, словно это была его главная защита и спасение.
– Вот, Царь-батюшка, вот протокол. Смотрите.
Что-то пустое мелькнуло в глазах правителя. Губы сжались, однако лицо помолодело, как будто гнев придал ему сил, а горящий хутор осветил темный путь жизни.
Серый человек тем временем встал на колени и повернул голову в сторону. Словно щит, выставил он перед Царем протокол их встречи и продолжал бормотать:
– Вот здесь все написано. Вот вы сами сказали. У меня же дети. Вы же крестный…
Царь размахнулся и опустил булаву на голову серого человека. Протокол впечатался в череп. Удар вмял кости и забрызгал кровью одежду Царя.
Откуда ни возьмись появились новые серые люди. Один оттащил еще не пришедший в себя труп. Второй достал блокнот, чтобы записывать указания.
– Деревянным солдатам оцепить Крестовый хутор, усилить охрану у замка. Вызвать всех богатырей для организации личной охраны. Доставить мне кота и подготовить карету, выезжаем через полчаса.
Толпа окружила Крестовый хутор. Тысячи праздных зевак отправились проведать мертвых, чтобы урвать свой кусок чужого горя.
Деревянные солдаты перегородили вход в хутор старой телегой и воинственно подняли дубинки над головами. Пара царских служащих уверенным голосом призывала толпу разойтись, но лучше это исполнил бы дождь, а его, назло представителям власти, не было.
За забором кипело сражение. Или избиение, трудно было понять. Крики перемешивались с глухими ударами и редким шипением огнемета.
– Что там? Бунт?
– Говорят, Федор Иванович революцию начал!
– Да кто же это с мертвых начинает? С живых надо.
– А у меня там мать уже лет десять. Ни разу не проведывал, правда.
– Мертвым водки не дают, вот они и бузят.
Народец перекрикивался друг с другом, высказывая версии причин происходящего.
– Что, служивый, сначала мертвых добьете, а потом и за нас возьметесь?
– Да что ты с ним говоришь? Он же чурбан поболее деревянного солдата будет.
– Скучно что-то. Может, в кабак лучше вернемся?
Сквозь толпу, словно крейсер, пробрался Илья. Народ при виде богатыря смирел и расступался, хотя нашлись смельчаки, плюнувшие на землю. Подойдя к серому человеку, Илья задал пару вопросов и перекрыл могучей спиной вход в хутор.
Его громовой бас раскатился над толпой:
– Всем разойтись. Это государственное дело.
– Что горит, хоть скажи.
– Мертвые али камни? Там же ничего нет боле.
– И кто поджег? Опять, что ли, Федя Пастушок вернулся из ссылки?
– Вот ты мудила!
Чем пьянее был народ, тем мельче ему казался богатырь. А контингент был изрядно подпитый, не зря Ванька Малой оббежал все кабаки по указанию Федора Ивановича.
– Не ваше дело! – снова заговорил Илья. – Горит что-то, значит, горит. Ваше дело знать, что потушим.
Алена тем временем достала откуда-то трех фотографов, замаскированных под баб с коробами, так как фотография в Тридевятом была запрещена.
Федор Иванович открыл глаза. Тело, перемолотое ударами дубинок, казалось чужим и непослушным. Медленно старик приподнялся на четвереньки. Вокруг валялись тела и слышались вздохи. Совсем рядом деревянный солдат мутузил своих же. Дубинка, залитая кровью серого человека, опускалась на тела служащих и собратьев по материалу изготовления. Точно так же много лет назад Федор Иванович полз, контуженный, в тыл. Тогда его ранил осколок гранаты и навсегда оставил память о войне в левой ноге. В тот раз старик дополз, но доползет ли в этот?
Федор Иванович увидел рядом лейку, плюющуюся огненными языками, оперся на нее рукой и приподнялся. «Что же мы наделали? – подумал старик. – Как мирный протест мог перейти в такую мясорубку? Кто, да и зачем кинул камень в голову серого человека? Костя? Но он ведь заперт».
– Феденька, – позвал слабый женский голос, – кажется, я разбилась.
– Валя? – Пенсионер оглянулся и увидел старушку. – Как же неудачно ты упала, горемычная!
Череп Валентины Ивановны, хрупкий от старости, раскололся от удара о землю.
– Сейчас мы все поправим, не волнуйся, это же временно. Скоро все будет хорошо, – залепетал Федор Иванович и начал подбирать костяные осколки, разлетевшиеся по земле.
Каждый кусочек старик складывал в карман. Потом снял с себя рубаху и туго перевязал голову Валентины Ивановны.
– Ну вот видишь! Даже хорошо, что ты мертвая, а то нам было бы не справиться с такой бедой. – С этими словами Федор Иванович нежно провел ладонью по лицу старушки. – Ты полежи. Мы сейчас разберемся. Тут страшное недоразумение произошло. Мы же никому зла не желали! Только пожить еще просились.
Что-то с новой силой ударило Федора Ивановича, и он отлетел в сторону, прямо к огненной лейке. Серый человек в сопровождении деревянных солдат склонился над старушкой.
– Эту в расход! Ей голову, считай, оторвало!
Федор Иванович потянулся за лейкой и крепко схватил ее двумя руками. Деревянные солдаты обернулись. Серый человек удивленно уставился на оружие.
– Старик, вас всех сожгут за сопротивление. Не делай хуже!
– Хуже вас уже не сделаешь, – проговорил в усы пенсионер и нажал на спусковой крючок.
Толпа расходилась. Ничего не происходило, а перекрикиваться с представителями власти быстро надоело. Вдруг огненная струя прорезала пространство за спиной Ильи. Народ охнул и попятился. Деревянные солдаты скрылись за забором и через секунду появились снова, уже объятые языками пламени. Бабы заорали, дети закричали от восторга. Богатырь потянулся за мечом, как вдруг в центральных воротах в клубах дыма появился Федор Иванович.
Старика сложно было узнать. Опаленные брюки и борода выглядели страшно. Переломанное тело изгибалось под странными углами во время движения, а руки крепко сжимали лейку.
Илья резко двинулся с места, чтобы схватить пенсионера, но дорогу ему преградил деревянный солдат, который, размахивая дубинкой, выскочил из-за спины старика.
– Народ! Народ! Что же это творится! – заорал Федор Иванович. – Сегодня нас сожгут, а завтра и вас! Нет правды в Тридевятом, нет и не будет!
Илья могучим ударом снес голову деревянному солдату и подскочил к пенсионеру. Отточенными движениями выбил лейку из рук старика и скрутил его худое тело.
– Изверг! Пусть говорит! Пусть говорит! – заорал кто-то в толпе.
– Снимайте! Все снимайте! – кричала Аленушка фотографам.
– Сынок, да ты же не меня крутишь, ты жизнь свою скрутил так, что порвется скоро! – пытался проговорить Федор Иванович, но ему крепко закрыла рот богатырская рука.
Вдруг из толпы выбежала беременная баба, по непонятным причинам с плохо выбритым лицом и волосатыми мужскими руками. Будущая
