Рука Эвелин коснулась его пальцев. Одно из ее колец сильно укололо его. Он отстранился.
«У женщин есть коготки», — подумал он.
— Что ты намерена делать с возможными беспорядками? — спросил он.
— Ты всегда выбирал либо черное, либо белое. Людям просто нужна уверенность, доброта и понимание. Как только они поймут, что запись — фальшивка, они успокоятся.
— Фальшивка?
— Конечно.
Эшби открыл дверь и вынырнул наружу, утонув в такой куче мусора, сваленной в канаве у тротуара, какой ему прежде никогда не доводилось видеть.
— С удовольствием увижусь с тобою вновь, — произнес он.
Эвелин ткнула в него пальцем.
— Ах, ты тянешь себя вниз, Эшби. И уже потерял прежний лоск.
Слабо улыбнувшись, он закрыл дверь. Опустилось электрическое окно.
— Пятый десяток тебя совсем не красит, — сказала Эвелин. — Рада, что в основном я пропустила четвертый. — Эшби стоял и слушал жужжание поднимающегося окна. Темное тонированное стекло закрывало фигуру Эвелин: сначала шею, затем подбородок, высокие скулы и, наконец, темные глаза.
— Я тоже рад, что ты его пропустила, — пробормотал он, когда лимузин, словно акула, выплыл обратно на дорогу.
Он взмахнул рукой перед собой, чтобы активировать интерфейс, а затем движениями пальцев набрал телефонный номер. Если его дочери завтра не будет на обеде Эвелин, чтобы дать той представление о своей жизни, интерес Председателя Коллегии в Ариане приобретет навязчивый характер. Она узнает, что Ариана пропала, никогда не была похищена и несет ответственность за утечку записи министра. Эвелин возьмет ее дочь в оборот. И если она докопается до истины, то уничтожит Ариану.
Ему в голову пришла мысль воспользоваться дублершей. Он поступал так уже дважды. Но Эвелин не какой-то случайный член Правления. Она видела Ариану несколько лет назад и даже если физические различия выдадут ее не сразу, Эвелин сообразит, что что-то не так. Нет, либо он придет завтра вечером с Арианой, либо его дочь станет врагом номер один для Председателя Коллегии и он сам окажется недалеко от нее в этом списке.
11
Окруженные
Дым валил сквозь щели закрытых амбарных дверей. Изнутри доносился стук. Она потянула за наружную щеколду. Крючок застопорился.
— Держись! — закричала она. В поисках другого входа она побежала вокруг здания. Стены оливково-зеленого цвета, казалось, растянулись на мили. Ни других дверей, ни окон. Она рванула обратно. В яркой траве лежал металлический прут. Она подняла его. Ударила им по двери. Повторяя это движение снова и снова. Легкие начали наполняться дымом. Жар обжигал лицо.
Изнутри послышалась приглушенная мольба. Захныкал ребенок. Она воткнула острый конец прута в дерево. Ее мать умерла в таком же амбаре. Точно такого же цвета. Только краска на стенах выцвела и пооблупилась, будто уже прошло много лет. Она оглянулась вокруг. Прошло много лет? Она дома?
В горле пересохло. Закружилась голова. Она не должна останавливаться. Ей необходимо попасть внутрь.
В отдалении виднелся маленький сельский дом из камня. Красочные поля. Яркое голубое небо. За амбаром лес, казалось, молчаливо наблюдал за ней.
— Помогите! — закричала она на него. — Помогите же мне!
***
Ана опустилась на колени в паре футов от кромки воды, пригоршнями вычерпывая землю и отбрасывая ее в сторону. Свет раннего утра переливался по бледно-желтой равнине. По скользящей болотистой поверхности слева от нее из темных лужиц проглядывали островки с травой. Зачерпнула, отбросила, зачерпнула, отбросила. Медленно ямка, которую она выкапывала, наполнялась пресной водой. Как только рытвина стала достаточно глубокой, чтобы наполнить жидкостью кастрюлю, она прервалась, выжидая пока осядет порода.
Вдалеке водяной пастушок с длинной шеей и оранжевым клювом плавал вокруг камышовых зарослей. Птицы с желто-коричневыми в крапинку перьями клевали траву. На горизонте красовались ряды домов, но Уэтлендс был такой умиротворенный, что Город практически перестал существовать.
Она вернулась в укрытие смотровой башни и разожгла газовую плиту. Пока в кастрюле закипала вода, она прислушивалась к легкому дыханию Коула. Спальный мешок уже оказался под ним. Он спал, заложив руки за голову. Темные, угловатые брови обрамляли его глубоко посаженные глаза. Ее пальцы так и чесались от желания провести по его коротким волосам на затылке, описать круг по тату, очертить мускулы его широких плеч.
Прошлой ночью они уснули обнаженные. Впервые за все время она чувствовала, что принадлежит кому-то. Ее сердце было наполнено им. Было странно находиться в бегах, скрываясь с Коулом, не зная, куда они пойдут или как выживут. Она боялась, что он пожалеет о том, что оставил ради нее семью, в то время как она испытывала облегчение от расставания с отцом. Жизнь в Общине была похожа на жизнь под стеклянным куполом, где ей постоянно приходилось следить за своим поведением.
Вода вскипела. Она заварила себе кофе, затем дважды проверила огоньки сигнализации.
Сзади послышался зевок.
— Который час?
Она обернулась.
— Почти шесть.
Коул перевернулся на бок и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ и запрыгнула на него. Плюхнувшись на кровать, она склонилась в поцелуе.
— Ты всегда просыпаешься так рано? — спросил он.
Она подперла кулаком подбородок, подыскивая слова, чтобы точнее описать цвет его глаз: кораллово-синий; джинсово-синий; синий, как у цветка литодоры «звезда«…
— Плохие сны, — сказал она. — На самом деле, это даже хорошо.
— Что-то не так с моим лицом?
— Ничего, — засмеялась она. Он потянул ее за футболку, и они снова слились в поцелуе.
Когда они, улыбаясь, оторвались друг от друга, она сказала:
— Я вскипятила воду. Хочешь кофе?
— Это было бы прекрасно, — он зевнул и протер глаза.
Она вскочила, пересекла темное помещение и насыпала ложкой быстрорастворимый кофе в пластиковый стаканчик. Затем залила его остатками кипяченой воды, взяла свою чашку и вернулась к Коулу, усевшись рядом с ним плечом к плечу.
— Спасибо, — произнес он, забирая свой кофе. — Так о чем был твой сон?
— Я не все помню. Что-то связанное с амбаром, где умерла мама. Мне много лет снятся кошмары о том дне, когда я ее нашла. Огонь, наводнение или отравляющий газ вытекают из дверей, и она стучит, чтобы выйти, но двери закрыты, а я не могу найти способ, чтобы открыть их.
Он поцеловал ее в шею, вызвав мурашки.
— Теперь понятно, почему ты хочешь проснуться.
— Я тут подумала, — сказала она. — Если бы мы могли как-то замаскироваться, то могли бы передвигаться по Городу не обнаруженными для Смотрителей. А как только ты окончательно выздоровеешь, мы могли бы продать мои драгоценности и отправиться на север. Там мы наверняка сможем пересечь шотландскую границу. Когда окажемся в Шотландии, Смотрители не смогут дотянуться до нас.
— Я пока не могу уйти, — сказал он. — До тех пор пока мы не узнаем о последствиях записи.
Ана почувствовала в горле тугой комок смятения. Освободится ли она когда-нибудь от теста на Чистоту? Он потянулся за футболкой, лежавшей в куче одежды у кровати.
— Погоди, — сказала она, ставя свой кофе. — Сначала я должна проверить твою рану. — Она ощутила на себе взгляд Коула, когда снимала вчерашнюю повязку.
Пластыри-бабочки держались хорошо. Порез был чистым и быстро заживал.
— Извини, — сказал он. — Я не могу уйти, пока не буду знать, что с моей семьей все хорошо.
Ана кивнула:
— Я знаю, — когда он говорил о семье, она задалась вопросом, имел ли он в виду и Рейчел. Остальных еще вчера должны были эвакуировать из Просвещения в безопасное место. Она с хлопком открыла аптечку у кровати. — Несколько недель назад я смотрела передачу о гелевых имплантах, которые люди могут себе поставить для обновления лица.
— Да, я слышал о них. Но они приводят только к незначительным изменениям.
— Мы могли бы сделать много незначительных изменений, — она сменила повязку на ране и начала перевязывать плечо. Затем она помогла ему осторожно надеть футболку. Ана уже собиралась встать, когда он остановил ее.
