Майк Гелприн
Давай поженимся
Не нравится мне Трубочист. Рыбачка говорит, что он хороший, а мне не нравится. Сегодня, например, подошёл и сказал:
– Трубы не засорились, Книжница? Могу почистить.
Поглядела я на него: дурак дураком. Лыбится и с ноги на ногу мнётся. Вечно ему трубы подавай, а где их взять, спрашивается.
– Шёл бы ты отсюда, – сказала я. – Нет у меня никаких труб.
– Есть, – упёрся он. – Фаллопиевы. Может, почистим?
Захихикал, будто что-то жутко смешное сказал, и поскакал прочь.
Нет, я понимаю, что они тут все со странностями, на то и Эксперимент. Рыбачка, к примеру, целый день в бассейне рыбу удит, так хотя бы не пристаёт ни к кому. Сидит себе, ногами болтает, и удит. А откуда, стесняюсь спросить, в бассейне рыба, отродясь её там не бывало. Или, к примеру, Грубиян. Утром меня пошлёт в жопу, днём Полковника, вечером Трубочиста, и хорошо ему. Скажет «а поди-ка ты в жопу, Книжница», и всё, и никаких тебе подковырок.
В общем, усвистал Трубочист, а я стёрла со стены единицу в номере три тысячи шестьсот пятьдесят один, вместо неё угольком нарисовала двойку и уселась читать книжки, благо их у меня целых шесть. Сначала про Снегурочку почитала, потом надоело, сколько про неё можно. Толстая книжка такая, и вся про Снегурочку. Я больше другую люблю, там много про кого есть. И про Колобка, и про Курочку, и про Лисицу с Птичкой. Так и читала себе на радость, пока Полковник не пришёл.
– Равняйсь, – заорал он. – Смир-р-рна!
Ладно, отложила я про Лисицу, встала, вытянулась, как он любит. Хорошему человеку отчего бы не угодить. Полковник это не какой-нибудь там Трубочист.
– Здравия желаю, – рявкнула, – господин Полковник. За время вашего отсутствия ничего существенного не произошло, разве что Трубочист заходил.
– Трубочист это не по Уставу, – задумчиво сказал Полковник. – Вольно.
Поболтали мы о том, о сём, и пошёл он дальше командовать, а я только уселась читать, как смотрю, Грубиян нарисовался.
Пошёл он в жопу, этот Эксперимент. Так я с утра Рыбачке и сказал. Но сначала полюбовался ею, присел рядом и спросил:
– Удишь?
– Ужу, хороший мой, – она ответила и заулыбалась, как я люблю. – Эксперимент.
– Пошёл он в жопу, этот Эксперимент.
Нисколько Рыбачка не рассердилась, не то, что Полковник, которому вечно всё не по Уставу. Посидел я с ней рядом, как много раз сидели, помолчал. А потом сказал:
– Рыбачка, давай после Эксперимента поженимся.
– Давай, миленький, – согласилась она. – Я не против совсем.
Обрадовался я очень, мне Рыбачка по душе намного больше, чем, например, Книжница. Тут как раз Трубочист притопал, сходу в бассейн бултыхнулся и к нам погрёб.
– Трубы не засорились? – спросил. – А то я мог бы почистить.
– Нет, золотой мой, – улыбнулась Трубочисту Рыбачка. – Не засорились совсем.
– А у тебя? – повернул ко мне морду Трубочист.
Нет, он, конечно, странный, Трубочист этот, но хотя бы не командует, как Полковник. В общем, Эксперимент, что взять. Послал я Трубочиста вместе с его трубами в жопу и отправился к Книжнице. Она как меня увидела, книжку захлопнула, и я ей сразу сказал:
– Книжница, давай после Эксперимента поженимся.
– А зачем? – удивилась она.
Вот всё же странная эта Книжница. Каждый раз одно и то же, сколько можно объяснять, зачем люди женятся.
– Чтобы трахаться, – терпеливо растолковал я. – Ты что, не хочешь, что ли?
– Не хочу.
– Ну и ладно, – сказал я, – ну и пошла в жопу.
Присел я у неё на пороге и попросил рассказать чего-нибудь, она это любит, рассказывать, хотя и про ерунду всякую. Очень она обрадовалась, и выслушал я в который раз про Дерьмовочку.
Поблагодарил, попрощался и вспомнил, что сегодня ещё не видел Полковника.
Не могу припомнить, когда меня разжаловали и отстранили от должности. И за что не могу. Эксперимент экспериментом, но нельзя же полковнику командовать неполным взводом, на то сержанты есть. Хотя получается, что можно, я-то командую. Личный состав тот ещё, аховый, можно сказать, состав. Если, например, война, какой из Рыбачки солдат? Или из Трубочиста? Ладно, делать нечего, других солдат всё равно нет.
– Эй, полковник.
Голос Грубияна. Вот сколько раз я им приказывал не заходить со спины, каждому. Хорошо, я не при оружии, а то запросто мог бы сначала этого заспинного грохнуть, а потом уже разбираться.
– Смир-р-рна! – обернулся я. – Почему обращаетесь не по Уставу?
– Виноват, господин Полковник. Разрешите доложить: за время вашего отсутствия ничего значительного не произошло.
– Вольно. Как настроение личного состава?
– Без изменений, господин Полковник. Все в порядке, Трубочист только опять в одежде купался.
Беда с этим Трубочистом, просто беда. Самый никудышный солдатишка из всех четверых. Можно подумать, никого лучше для Эксперимента не нашлось.
– Свободны, сержант, – скомандовал я и двинулся в обход по казарме.
Казарма у нас, конечно, та ещё. Изолированная. Нет, я понимаю, Эксперимент, но могли бы хоть изредка давать увольнительные в город. Или что тут вокруг. Не дело, если даже рекогносцировку на местности не провести. А вдруг завтра поступит приказ выдвигаться на позиции, что тогда? Если даже где позиции неизвестно.
Казарму по периметру обойти – плёвое дело. Вдоль северной стены коридор с дюжиной жилых помещений, из которых заняты всего пять. Вдоль южной такой же коридор, только сплошной. С восточной стороны столовая, с западной бассейн, а по центру вообще не пойми что. Четыре запертых двери по кругу. Сколько раз я писал рапорты командованию, просил спортзал организовать или хотя бы учебку. Только, видать, командованию не до нас, и вообще рапорты, кажется, никто не читает. В прорезь в южной стене их бросаю как в топку. Не повод, впрочем, опускать руки – на то и Эксперимент.
На бортике бассейна, как всегда, сидела Рыбачка и, болтая ногами, удила рыбу. Я в очередной раз подумал, что, может быть, стоит её в сержанты произвести вместо Грубияна. Ладная, приветливая, привлекательная. За десять лет, что идёт Эксперимент, если и постарела, то самую малость. Не то, что Книжница: та, считай, уже старуха. Правда, с дисциплиной у Рыбачки проблемы, серьёзные.
– Смир-р-рна! – скомандовал я.
– Полковник, родненький, – обрадовалась Рыбачка, но даже не подумала встать.
– За время моего отсутствия… – подсказал я.
Рыбачка заморгала, припоминая. Память у нас у всех никудышная, но у неё в особенности, совсем никакая память.