Леонид Каганов
КОММУТАЦИЯ (сборник)
Не сомневаюсь, что Вы уже знакомы с творчеством Леонида Каганова.
Да, конечно, перед Вами первая книга молодого автора, во всяком случае первая, вышедшая не под псевдонимом. Возможно, что читатель этой книги не встречался и с рассказами Леонида, напечатанными в «Огоньке», в популярных журналах компьютерной тематики.
И все-таки я почти уверен, что Вы знакомы. Хотя бы по популярной передаче «ОСП-студия», в которой не раз звучали пародии Каганова — остроумные, едкие и талантливые. Доставалось и Андрею Макаревичу: «Когда-то я входил в однерку лучших певцов, теперь учу готовить народ…», и группе «Воскресенье»: «Повесил свой сюртук на спинку стула коммерсант…» и множеству переменных звездочек размером поменьше.
Наверное, придирчивый читатель готов насторожиться. К пародистам у нас отношение сложное. Вроде бы и посмеяться все готовы, и в то же время бытует мнение: ломать не строить, осмеивать — не творить самому. Как-то забывается, что и «Дон Кихот» был всего лишь пародией на рыцарские романы…
Поэтому спешу уведомить читателя — книга, которую он держит сейчас в руках, вовсе не сводится к жанру юмористической фантастики. Да, здесь есть пародии. Да, здесь есть рассказы, над которыми можно посмеяться — когда весело, а когда и печально. Каганов смотрит на мир без той популярной мизантропии, что заставляет иногда заподозрить: автор творил свою книгу в подвале, прикованный наручниками к канализационной трубе и с пистолетом у виска.
Удивительное дело, но у Леонида, похоже, совершенно противоположный дар под его пером все плохое, грязное, грустное преображается. Порок вызывает не омерзение, а жалость; грязь — не брезгливость, а желание больше не мусорить; тоска сменяется абсолютно русским изобретением — светлой печалью. Есть здесь что-то от обаятельных и неловких героев Ильфа и Петрова, от благородных жуликов О'Генри, от перенесенных в постсоветскую реальность персонажей Вудхауза и Джерома, от маленьких людей Чехова, от Иванушки-дурачка русских народных сказок… Впрочем, когда характеризуя писателя приходится приводить в пример столь разных и столь непохожих авторов — это верный признак, что у автора есть свой собственный, индивидуальный стиль.
Отдельно хочется сказать о двух вещах из этого сборника: рассказе «Перед рассветом» и повести «Коммутация». Рассказ, на мой взгляд, является идеальным образчиком ненаучной фантастики. Понятно ведь, что с точки зрения астрономии, планетологии, да любой из существующих научных дисциплин, включая сопромат, пролетающая мимо Земли чужая звезда — полнейшая ересь! Такое позволительно было писать Жюль Верну или Уэллсу. В наши дни автор, рискнувший использовать псевдонаучный прием, должен быть готов за это поплатиться. И все же — перед нами действительно хороший рассказ: сильный, умный и неоднозначный.
Повесть «Коммутация» не менее любопытна. По сути, она написана в жанре широко распространенном на западе, но очень слабо представленном в нашей литературе — в жанре шпионского «почти фантастического» боевика. К нему относятся почти все книги Флеминга о Джеймсе Бонде, к нему относятся суперпопулярные романы Тома Клэнси и, отчасти, Фредерика Форсайта. Попытки наших авторов сыграть на этом поле заканчивались, увы, не слишком результативно: иногда по причине литературной беспомощности авторов, иногда вследствии слишком уж серьезного отношения к своему герою — который и «Беломор» смолит не переставая, и с аквалангом на сто метров погружается; и базуку перочинным ножом из березы способен вырезать, и компьютер в Пентагоне за полминуты взломать… Героя «Коммутации», при наличии у него всех вторичных признаков супермена, от участи подобных персонажей спасает именно ирония автора. Джеймсу Бонду положено приземляться на шезлонг рядом с очаровательной блондинкой, планируя на плаще и держа в руках стакан водки с мартини (встряхивать, но не перемешивать!) Геку из «Коммутации» дозволяется летать в Эфиопию в гондоле шасси и приземляться на куполе чужого парашюта.
Перефразируя автора — «такие персонажи нашей литературе пригодятся в любых количествах»!
Так что позвольте пожелать Вам приятных часов наедине с этой книгой.
И не забывайте — мир уцелел, потому что смеялся!
Сергей Лукьяненко— Это вы звонили утром? Проходите, э…
— Саваоф, — напомнил старик.
— Проходите, господин Саваоф, садитесь. Вы выбрали самое лучшее агентство для продажи недвижимости! Давайте сразу приступим к оформлению. Ваша недвижимость находится в вашей собственности?
— Да.
— Есть ли у вас родственники или законные наследники, которые могут оспаривать продажу?
— У меня только сын. Но ему это, так сказать, совершенно безразлично.
— Хорошо. И еще — извините, но у нас принято спрашивать — по какой причине вы сейчас продаете свою недвижимость?
Старик вздохнул.
— Я сейчас э… в стесненном, так сказать, положении. Понимаете, всю жизнь занимался наукой — физикой, химией, генетикой, к старости занялся философией, психологией, социологией… Но наука сейчас никому не нужна. А у меня кредит был только до 2000 года… И… в общем я вынужден, так сказать, продать недвижимость.
— Правильное решение. У нас уже есть на примете покупатель, он сейчас должен подъехать. Очень энергичный. А вот и он! Проходите, господин Вельзевул!
В агентство вошел рослый пузатый мужчина средних лет в кожанке.
— Ну чо, давайте, это, поедем сразу посмотрим чо там? — начал он с порога.
— Господин Вельзевул хочет сразу осмотреть недвижимость! — заявил агент, обращаясь к старику, будто тот не слышал.
— Я это… — перебил Вельзевул, — со мной компаньон, братан-дизайнер, сразу и посмотрим. Отец, это ты продаешь?
— Я, — сказал старик.
— Скока?
— Сумма пока окончательно не утверждена… — засуетился агент.
— Отдыхай, — махнул рукой Вельзевул, — ты дело сделал и свою комиссию получишь. Так скока?
Старик помялся.
— Хотелось бы двести пятьдесят…
— Да ты чо, отец?
Старик молчал, потупившись.
— Ладно, покатили, на месте разберемся. — кивнул Вельзевул, — Какой там адрес?
— Солнечная система. — сказал старик.
— Солнцевский район? Ух, задница какая! Застройка. Двести пятьдесят? Ха! Ладно, покатили, поглядим чо это за дворец. — он развернулся и шагнул к выходу.
Старик пошел следом. Агент было тоже дернулся, но Вельзевул, не оборачиваясь, рявкнул: «Свободен! Сами уладим».