Тень - Андрей Андреевич Вознин

Гор шёл по узким тёмным улицам, не спуская правой руки с ножа под плащом. В последние времена в ночных лабиринтах Города нарваться на встречу с лихими людьми можно было запросто…

— Задача перед нами всё та же — поиски Художника. — Капитан вышагивал между рядами бойцов, мрачно готовящихся к очередному ночному рейду…

А ночь в Городе, та ещё игра в орлянку — повезёт-не повезёт. Многим уже не повезло…

Город замер в ожидании неизбежных перемен. Когда-то жители нарекли его — Белый, за ослепительную красоту крепостных стен, охватывающих королевский дворец по периметру. В те далёкие времена увенчанные зубцами дозорные башни шутя кроили медленно ползущие по небосклону рыхлые тучи. И непогода обычно старалась держаться в стороне от Белого Города. Под сенью чистых небес жилось привольно и счастливо, даже обычного людского горя здесь никто не знал… Во всяком случае, так рассказывали придворные историки Его Величества.

Гор оглянулся, ища глазами ближайшего бойца. Но того и след простыл. Теперь что хочешь, то и думай — возможно улизнул к подруге, а может уже и в живых-то нет. И ни следа… Гор двинулся далее.

Шум из открытого окна привлёк внимание. Осторожно подошёл к дому, заглянул в комнату. Весь измятый годами прожитого и выпитого невзрачный мужичонка орал на свою жену.

— С…! Что за гадость ты сварила? Я на работе вкалываю, а дома что получаю? Где мясо?

— Так ты ж сам денег не оставил… — пыталась оправдаться забитого вида женщина.

— Меньше тратить надо на свои безделушки. Куда тебе вторая пара туфель?

— Так одна на зиму, другая на лето…

— Одной вполне хватит. Продай зимние — сейчас лето, и чтоб завтра сварила суп с мясом. Проклятый Художник — бабы в последнее время совсем обленились!

Потеряв интерес к семейному скандалу, Гор не торопясь двинул дальше…

— Действуем группами, визуальный контакт между бойцами не теряем. Сами же знаете, только зазевайся, как тут же всадят нож в спину… Всякие «доброжелатели», — капитан по-отечески наставлял своих бойцов перед опасным рейдом. А те слушали в пол-уха ставшие уже давно привычными советы.

Гор даже не мог припомнить те времена, когда ночные дежурства были сродни развлечению.

Тень, незаметно павшая на город, поначалу никак себя не проявляла… Ну, разве что горожане чаще стали ругаться, меньше помогать ближним и дальним. Больше внимания уделять своей персоне. Когда-то вполне естественные походы по гостям стали сродни навязчивому надоеданию. Принцип — каждый сам за себя — становился незыблемым правилом поведения каждого добропорядочного бюргера.

Из ближайшей подворотни послышались приглушённые крики и ругань. Гор метнулся в тёмный проулок. Заблаговременно выхватил нож. Сразу за углом три пьяных битюга со вкусом пинали лежащего мужичка. Тот уже не подавал признаков жизни, безвольной куклой вздрагивая от ударов. Один из нападавших подобрал когда-то вывалившийся из стены каменный блок и примерился размозжить лежащему голову.

— Стоять! Гвардия! — предупреждающе крикнул Гор.

Подобравший камень замер, держа его высоко над головой. Гор медленно приблизился, выставив перед собою нож. Носить холодное оружие разрешалось только гвардейцам короля. При обнаружении такового у простого горожанина наступала неизбежная расправа: в случае сопротивления — удар милосердия в сердце; если добровольная сдача и суд, то каторга либо виселица в зависимости от длины лезвия и подвешенности языка у адвоката.

Заметив, что гвардеец, прервавший расправу, один-одинешенек, троица нехорошо ухмыльнулась. А один из битюгов вытащил из-под полы длинного плаща огромный мясницкий тесак, легко тянущий на виселицу для хозяина.

Расклад для Гора получался отнюдь не айсовый — три здоровых бугая: один с поднятым над головой камнем, один с ножом в руках и третий, сам по себе огромный великан с кулаками, что голова ребенка. Но трусливо покидать проулок было ниже достоинства гвардейца, и Гор начал смещаться в сторону, уходя с линии опасного броска камнем. И когда мужик с ножом удачно закрыл обзор камнедержателю, гвардеец молниеносно ударил потенциального висельника ножом в сердце. Толкнув что есть сил оседающего на вооруженного камнем, сам подскочил к битюгу с огромными кулаками. Ловко ушёл от размашистого удара и коротким тычком проткнул сердце. Теперь расклад получался более равноценный — один на один.

— Э-э, гвардеец, я сдаюсь. — Оставшийся в одиночестве мужик бросил камень себе под ноги и поднял руки.

Гор приблизился вплотную к противнику, быстро оценил помятость испитого лица. Никакой ценности для общества данный субъект не представлял. Не долго думая, коротким ударом ножа отправил сдавшегося вслед за его корешами прямиком на тот свет…

— Как всем хорошо известно — Художник рисует наш родной Город только в чёрных красках. И с каждой новой картиной, мы всё глубже погружаемся в выдуманный Художником мрак предопределённости… — капитан всё никак не унимался, и бойцы начинали уже прямо в строю позёвывать.

Первую картину обнаружили на дворцовой площади как-то поутру. Неизвестный художник изобразил дождь над Городом, белые стены с подтёками, дозорные башни, скрывшиеся в низких тучах. Мнение горожан разделилось — кому-то понравилась мрачная красота картины, кто-то лишь посмеялся над безумным воображением живописца…

Гор наклонился над распластанным телом избитого. Мужчина преклонных лет оказался незнаком. Гвардеец прикоснулся к сонной артерии — сердце не билось. Медицинская помощь в проулке никому не требовалась. Гор быстро проверил карманы лежавших и, став богаче на несколько монет серебра, пошёл дальше, патрулировать пустынные улицы…

Картины появлялись на площади с завидной регулярностью. А сюжеты становились мрачнее и мрачнее: то белоснежные стены Города покрывались кровавой ржавчиной в лучах заходящего солнца, то королевская гвардия избивала горожан на виду скучающего на балконе с пироженным в руке Его Величества…

Пасквили гвардейцы изымали, оберегая чувства жителей от этих ужасов. Но постоянное патрулирование дворцовой площади не принесло результата — картины просто начали появляться в иных местах. Хитрый художник словно чувствовал засады, ловко избегая патрулей. А в до того счастливую жизнь Города незаметно проникали отвратительные сюжеты…

Заброшенные дома темнели провалами выбитых окон. Гор заглянул в ближайший. Здесь обычно кантовались попрошайки. И он не ошибся — тихий говорок легко различался в ночной тишине. Когда гвардеец неожиданно предстал перед обитателями, те готовились ужинать — прямо на полу была постелена грязная тряпица, на которой лежали две порезанные буханки хлеба и пяток варёных картофелин. Всё это «богатство» окружали четверо пожилых взрослых и трое маленьких ребятишек…