В рубке находились два человека: один лежал на противоперегрузочной койке, поигрывая каким-то переключателем, второй совершал непонятные манипуляции с отверткой. Тот, что лежал на койке, взглянул на меня и ничего не сказал. Второй повернулся, на лице его отразилось беспокойство, и он тревожно спросил, игнорируя меня:
– Что с Джоком?
Дэк как будто вылетел из люка позади меня.
– Нет времени! – рявкнул он. - Вы компенсировали его массу?
- Да.
– Нам разрешили взлет? Кто говорил с диспетчерской?
Человек на койке лениво отозвался:
– Я сверяюсь с ними каждые две минуты. С диспетчерами все в порядке. Осталось сорок… ээ-э… семь секунд.
– Рэд, выметайся с койки! Живо! Мне еще надо проверить приборы!
Рэд лениво выбрался из койки, а Дэк шумно плюхнулся в неё. Второй человек устроил меня на другой койке и пристегнул ремнем. Затем он повернулся и направился к выходному люку. Рэд последовал за ним, потом остановился и обернулся к нам.
– Билеты, пожалуйста! – добродушно сказал он.
– О, дьявольщина! – Дэк ослабил ремень, полез в карман, вытащил два полевых, пропуска, с помощью которых мы попали на борт и вручил их.
– Благодарю! – ответил Рэд. – Увидимся в церкви. Ну, горячих двигателей и всего такого. – И он с ленивым изяществом исчез; я услышал, как захлопнулся входной люк. Дэк ничего не ответил на прощание. Его взгляд был сосредоточен на компьютере, и он что-то осторожно подстраивал и регулировал.
– Двадцать одна секунда, – сказал он мне. – Предупреждения не будет. Убедитесь, что руки находятся внутри койки и тело расслаблено. И ничего не бойтесь.
Я сделал, как было сказано, и принялся ждать. Мне казалось, прошли целые часы, напряжение внутри меня росло и становилось чуть ли не физически ощутимым. Наконец я не выдержал и спросил:
– Дэк?
– Заткнись!
– Я только хотел узнать, куда мы летим?
– На Марс. – Тут я увидел большой палец, нажимающий на красную кнопку, и потерял сознание.
Ну что смешного в том, что человеку плохо?! Эти болваны с желудками из нержавеющей стали всегда смеются – держу пари, что они рассмеялись бы даже если бы их бабушка сломала обе ноги.
Конечно же, как только прекратилось ускорение и корабль перешел на свободный полет, у меня началась болезнь. Тошнило меня недолго - желудок был почти пуст – я ничего не ел с самого утра. После этого я лишь чувствовал себя глубоко несчастным. С другим кораблем мы встретились через час сорок три минуты, но мне, как настоящему наземнику, это время показалось тысячью годами, проведёнными в чистилище.
Правда, надо отдать должное Дэку; он не смеялся. Дэк был профессионалом и отнесся к реакции моего организма со снисходительностью медсестры с рейсового корабля, а вовсе не так, как обошлись бы со мной тупоголовые и горластые пустомели, с которыми вы могли бы познакомиться, если бы путешествовали на лунном челноке. Моя бы воля, эти здоровые лоботрясы быстренько бы очутились в открытом космосе, не успел бы корабль лечь на орбиту. И там, в вакууме, нахохотались бы себе до смерти.
В то время как в моей голове царил хаос и вертелась тысяча вопросов, ответа на которые я так жаждал, мы почти вплотную подошли к большому кораблю, находившемуся на орбите около Земли. К сожалению, я еще не успел оправиться настолько, чтобы проявить интерес к чему бы то ни было. Мне кажется, если бы жертве космической болезни сказали, что ее расстреляют на рассвете, единственным ответом послужила бы просьба: «Не будете ли вы так добры передать мне гигиенический пакет?»
Наконец, я оправился настолько, что желание умереть сменилось у меня устойчивым желанием выжить. Дэк почти все время был с кем-то на связи, которая велась, по-видимому, узконаправленным лучом, так как он постоянно направлял положение корабля, как стрелок наводит ружье, когда трудно прицелиться. Я не слышал, что он говорит, и не мог видеть его губ, так как он низко склонился над переговорным устройством. Можно было предположить, что он беседует с межпланетным кораблем, ожидающим нас.
Когда, наконец, он оторвался от микрофона и закурил, я, подавив желудочные спазмы, возникшие от одной мысли о запахе табачного дыма, спросил: — Дэк, не настала ли пора рассказать, что меня ожидает?
— У нас будет уйма времени по пути на Марс.
— Вот как? Черт бы вас побрал с вашей заносчивостью, — слабо возмутился я. — Я вовсе не хочу на Марс. И не подумал бы принимать ваше сумасшедшее предложение, если бы знал, что придется лететь на Марс.
— Успокойтесь. Лететь нам необязательно.
— Как?
— Выходной люк прямо позади нас. Можете выйти и отправиться на все четыре стороны. Только не забудьте захлопнуть его за собой.
Я даже не удосужился ответить на это идиотское предложение. Тем временем он продолжал: — Но если вы не можете дышать пустотой, самое простое для вас — отправляться на Марс а я уж позабочусь, чтобы вы целым и невредимым вернулись на Землю. «Осуществление» — так именуется эта посудина — вот-вот состыкуется со скоростным межпланетным кораблем «Ва-Банк». Через семнадцать секунд после этого он стартует к Марсу, потому что мы должны быть там в среду.
Я с раздражением упрямого больного человека ответил: — Я не собираюсь на Марс. Я собираюсь остаться на этом корабле. Кто-то ведь должен отвести его обратно и посадить на Землю. Не дурачьте меня.
— Верно, — согласился Бродбент. — Но вас в нем не будет. Те трое, которые, как отмечено в записях космопорта Джефферсона, должны быть на этом корабле, сейчас находятся на борту «Ва-Банка», а «Осуществление», как вы уже заметили, трехместный. Боюсь, что им довольно затруднительно будет предоставить вам место. И кроме того, как вы собираетесь пройти через «Иммиграцию»?
— Наплевать! Я хочу обратно на твердую поверхность.
— Ив тюрьму, по обвинению во всем, начиная с незаконного выхода в космос и кончая убийствами и грабежом на космических линиях. В конце концов, они придут к выводу, что вы занимаетесь контрабандой, и отведут вас в какую-нибудь тихую укромную комнатку, где вкатают вам иглу под глазное яблоко и узнают все, что им нужно. Они отлично будут знать, какие вопросы следует задавать, и вы не сможете на них не ответить. Но меня вы сюда приплести не сможете, потому что старина Дэк Бродбент уже давным-давно не был на Земле, и это смогут подтвердить совершенно безупречные свидетели.
Я снова почувствовал себя плохо при одной мысли обо всем этом — виноваты были и страх, и остаточные явления космической болезни. — Так ты, значит, собираешься выдать меня полиции? Ты грязный, вонючий... — Я запнулся, не в силах подыскать подходящее ругательство.
