— Это будет не подвиг, это будет – ребячество, никому не нужный поиск приключений на свою голову, — Вадим встал со стула, — а я говорю о большом, настоящем деле, которое потребует самоотверженного труда.
Он отошёл от столика, и подошёл к краю веранды. Он, словно прощаясь, смотрел на этот красивый, комфортный город с пальмами и пляжами, и мысленно готовился к новому суровому первозданному миру.
— А я поняла Вадима, — сказала Анита, — он прав. На Земле, действительно, не осталось места для всего того, чему нас учили. Мы с детства хотели быть похожими на великих людей прошлого – на Стаханова, Чкалова, Гагарина, но у нас уже не было настоящей возможности быть такими, как они. А теперь есть.
Вадим повернулся к друзьям лицом.
— Преобразовать целую планету, — с задором произнёс он, — сделать из мёртвой – живую! Разве это не то, ради чего стоит жить и работать, преодолевая трудности? Разве это не то, что делает тебя героем?! А когда и на Марсе не останется места для подвига, мы пойдём дальше и вперёд!
Вадим вернулся за столик, и, присев, добавил: «Вот так».
Илья довольно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Аниту, и заметил, как та пожирала Вадима глазами. Ему вдруг стало ясно, почему в число покорителей Марса отобрали именно их. Они нашли себе то невозможное, но настоящее, ради чего существует человечество. Но что будет с ним, и со всеми теми, кто останется на Земле?
Илья довольно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Аниту, и заметил, как та пожирала Вадима глазами. Ему вдруг стало ясно, почему в число покорителей Марса отобрали именно их. Они нашли себе то невозможное, но настоящее, ради чего существует человечество. Но что будет с ним, и со всеми теми, кто останется на Земле?
Странно иногда перемешиваются эпохи. Говорят, что каждому человеку один раз в жизни выпадает оказаться в их причудливом перекрестии. И совсем не обязательно иметь машину времени, чтобы увидеть, как нежданно-негаданно собираются в узел века. Хотя, «узел» – громко сказано. Большой космос не прекратит свое движение, галактики не перестанут разбегаться, и никто ничего не заметит… кроме одного единственного человека…
Именно такое событие и случилось в жизни Алексея Егоровича. Вселенная, действительно, ничего не заметила…
Впрочем, начиналось все буднично, без всякой фантастики. На дворе стоял сентябрь 2061 года…
Внук Алексея Егоровича, шестиклассник Ваня, придя со школы домой, закинул портфель под стол, бросил красный галстук на стол, куснул пирог, глотнул теплый чай и стал быстро переодеваться.
Алексей Егорович заглянул в детскую комнату, проследил поверх очков за перемещениями внука и спросил:
— Ты куда?
— Игвать… — с непрожеванным куском во рту ответил внук.
— Как играть? Пообедай сначала.
— Потом! — помычала голова, застрявшая в футболке.
— Да, кстати, деда! — добавил Ваня. — На будущей неделе у нас увок. Тебя училка приглашает.
— Какой урок?
— По году космонавтики…
— А причем здесь я? И постой! У вас же эти уроки еще весной прошли.
— Ну ты что, деда? — новый кусок пирога полез в рот внука. — Тогда к столетию поёта Гагавина истовиков и ветеванов космонавтов пигвашали. А щас вас – кто новые ковабли запувкал. А к концу го…
Наконец рот оказался забит до отказа.
— …Астоящих космо…автов, котовые на Мавс готов… ся лететь…
На этом объяснения с дедом были вынужденно прерваны.
— И что, у вас уроки космонавтики, — заполнил паузу дед, — на целый год растянуты?
— Год, ведь, космонавтики!..
Алексей Егорович только пожал плечами.
— Может, все-таки пообедаешь? — спросил дед, когда Ваня, уже собранный, полез в кладовку за мячом.
В ответ прозвучало мычание.
— И в контактах не посидишь?
— Какие контакты, деда?! У нас принципиальная игра…
Алексей Егорович вздохнул, и когда внук скрылся за дверью, привычно пошел к компьютеру.
Значит, приглашают на урок. Ох, постреленок! Наверняка, сам предложил… Он, ведь, большой активист в пионерской дружине…
На глаза ему попался небрежно брошенный красный галстук. Алексей Егорович аккуратно взял его и расправил. Затем повесил галстук на вешалку и ладонью разгладил его.
Красный галстук… пионерский…
Алексей Егорович грустно вздохнул.
Самому ему, родившемуся в двухтысячном, не довелось в таком походить. Где-то они, конечно, были и в его детские годы – пионерские отряды, но для подавляющего большинства его сверстников это прошло мимо.
Алексей Егорович представил, как на будущей неделе будет выступать перед классом. Перед ним будут сидеть дети, и у всех будут повязаны такие галстуки. Всё будет, наверное, как в каком-нибудь старом советском фильме. Ох, сколько он их пересмотрел! А «Гостью из будущего» даже переписывал с интернета.
В груди шевельнулся теплый клубочек. Тайной мальчишеской любовью он был влюблен в главную героиню фильма… и теперь, наверняка, когда войдет в класс и увидит красногалстучную пионерию, непроизвольно поищет ее там глазами…
М-да! Алексей Егорович убрал руку от галстука.
Ох, Ванька, постреленок!
А ведь, он – Алексей Егорович – никакой не герой. Все, что довелось ему сделать для космоса – это поработать на строительстве новой стартовой площадки для запуска космических кораблей. А фактически им пришлось восстанавливать космодром. Занимались они тем, что в народе было названо депутинизацией.
Да уж! Не повезло бывшему президенту с таким ярлыком. Впрочем, сам виноват. Не займись он однажды десталинизацией, не аукнулось бы ему это слово. Народ на прозвища скор. Была десталинизация – значит следом будет депутинизация. Но если первая была пустым хлопком, то вторая оказалась наполнена очень весомым содержанием. Вернулись рабочие в пустующие цеха – говорили: пошла депутинизация, заработали на полях комбайны – депутинизация, вернулась на телевидение правда – депутинизация, двинулась вперед наука – депутинизация. Вот так! А все потому, что из-за одной только своей фразы, что итоги приватизации пересмотрены не будут, остался президент в памяти людей крышевателем тех, кто громил страну. Многое из тех лет забылось, но это прочно приклеилось к нему.
Алексей Егорович еще раз взглянул на галстук внука и покачал головой.
Какие-то не те мысли к нему пришли.
Ветеран депутинизации невольно вздохнул.
Пионерам надо будет что-то рассказывать о космодроме… надо будет вспомнить что-нибудь чистое и хорошее… Они, ведь, дети…
