А победители уже бежали вверх, по лестнице дворца, побоище катилось все дальше и дальше, и вскоре шум его стал понемногу затихать. Путник, оставшийся один на площади, печально улыбнулся. Безумная, бездумная толпа, ослепшая от гнева! Что толку в разрушении кумиров?! И зачем… Зачем он вместе с ними шел на город, таранил стену, бил мечом? И чем тогда он лучше тех, которые сейчас буквально на его глазах сжигают город?! Лишь тем, что он пришел сюда затем, чтобы… Но это же смешно! Стремясь к добру, он умножает зло. Вся площадь перед ним усеяна обломками — куски ужасных лап, крыльев, чешуйчатых спин…
И маленькая ящерица — каменная, черная и совершенно невредимая. Она лежала неподвижно, лишь едва сверкали ее бордовые глаза. Путник отбросил меч, склонился и взял ящерицу на руки, прижал к груди. Ящерица, словно котенок, тихо заурчала и свернулась клубком. Путник ласково гладил ее, а она благодарно лизала ему руку… и постепенно превращалась из маленького каменного уродца в пушистого зверька с добродушной острой мордочкой.
Вдруг послышался топот. Зверек вздрогнул и замер в испуге. Путник хотел было прикрыть зверька рукой, да не успел — отряд мятежников во главе с седым, толкаясь, обступил его.
— Что это у тебя? — спросил седой.
Путник не ответил.
— Я спрашиваю, что?! — седой с угрозой поднял меч.
— Это… живое существо, — ответил путник.
— Живое? — И седой громко рассмеялся. — Сейчас посмотрим. Дай!
Путник попытался увернуться, но седой все же вырвал у него зверька, схватил за хвост, встряхнул. Зверек, вновь превратившись в ящерицу, повис вниз головой.
— Не трогайте! — воскликнул путник, которого держали за руки. — Прошу…
Седой поднял ящерицу, с размаху бросил ее на мостовую — и каменный уродец разлетелся вдребезги. Все рассмеялись.
— Звери! Что вы натворили?! — крикнул путник, бросился к осколкам…
Его ударили по голове, и он упал.
— Глупец! — сказал седой. — Я еще там, в ущелье, понял: ты не наш. Лазутчик! Бей его!
Мятежники набросились на путника, в глазах стало темно… и он лишился чувств.
Очнувшись, путник поднял голову и осмотрелся. Он лежал в каком-то мрачном подземелье, заполненном густым, тускло светящимся туманом. Вдоль стен виднелись силуэты путников, с поросших мохом сводов капала вода, и отовсюду слышалось неровное, утробное мычание. Путник встал на колени, оглянулся, увидел низкую, обитую железом дверь, вскочил — и дверь исчезла! Теперь вокруг были лишь каменные стены… да узники сидели на полу. Все они по-прежнему были неподвижны. Мычание то становилось громче, то вовсе замирало. Со сводов капала вода.
— Эй! — шепотом окликнул путник, немного подождал, окликнул еще раз…
Никто из узников не шелохнулся. Путник, подумав, двинулся к сидящим. Пещера была низкая, он едва ли не полз на коленях.
Узники сидели плотно, касаясь один другого локтями. Все они были в лохмотьях, а лица у них — словно опухшие от голода или неведомой болезни; щели заплывших глаз были зажмурены, а губы страдальчески сжаты. Все лысые, безбровые, они едва качали головами и мычали. Путник с опаскою полз, пригибаясь, дальше…
И вдруг замер, отшатнулся. Узник, сидевший перед ним, был вовсе без лица. Бесформенная голова покато — безо всякой шеи — уходила в плечи. Путник зажмурился, прислушался. Со всех сторон неслось безумное мычание, со сводов капала вода. Что ж, он, похоже, обречен; отсюда не выходят, а превращаются… И если так, то… Путник схватился за железное кольцо, стал медленно снимать его…
И тотчас на плечо ему легла чья-то рука, послышался старческий голос:
— Не бойся, я не причиню тебе зла. Я сам такой же узник, как и ты.
Путник дернул плечом, и рука отпустила его, но раздался еще один голос, на сей раз молодой:
— Помоги нам. Вместе будет легче.
Путник поспешно отпустил кольцо и обернулся. Перед ним сидели двое, старик и юноша. У них были простые человеческие лица.
— Кто вы? — чуть слышно спросил путник.
Вместо ответа старик и юноша лишь горько улыбнулись. Путник, кивнув на узников, опять спросил:
— Что с ними?
— Их уже нет, — сказал старик.
— А… мы?
— Придет и наш черед. Туман всех делает безликими, в тумане все похожи.
— А вы… пытались выбраться отсюда?
— Нет, — нехотя ответил юноша. — Хотя вполне могли бы это сделать, — и, посмотрев на старика, добавил: — Покажи.
Старик недовольно вздохнул и, порывшись в своих отрепьях, достал из-за пазухи нож. Путник взял нож и улыбнулся. Резная костяная рукоятка была удобная и легкая, а лезвие блестело, словно зеркало. С таким ножом…
— Не верь ему, — сказал старик. — Он принесет несчастье.
Путник, не слушая его, взмахнул ножом, спросил:
— Откуда он у вас?
— Нашли, — ответил юноша. — Здесь, на полу.
Путник нахмурился, еще раз посмотрел на нож. В зеркальном лезвии мелькнула чья-то тень. Путник поспешно отвел руку от лица. Нож, неизвестно кем сработанный и, более того, подброшенный, не может внушать должного доверия.
— Очень крепкая сталь, — сказал юноша, с надеждой глядя на путника.
Путник молчал.
— Что, и ты тоже испугался? — воскликнул юноша. — Чего?! Послушай, незнакомец…
. — Оставь его, он прав, — сказал старик. — Это не нож — проклятие.
Путник еще раз — пристально — всмотрелся в лезвие, закрыл глаза, задумался. Нож, без сомнения, подброшен с умыслом. Кто-то желает не спасти их, а низвергнуть еще ниже. Что ж, он и сам того желает; его путь…
— Судьба! — сказал старик. — Пройдет еще немного времени, и мы, как и другие узники…
Но путник уже встал и, сжимая в руке нож, вновь двинулся вглубь пещеры.
Он долго пробирался вдоль сидящих узников и кашлял, задыхаясь от тумана, пока не очутился в тесном низком гроте. Путник ощупал каменные стены, обернулся… Так и есть — старик и юноша, с надеждой глядя на него, стояли рядом. Глупцы! Они надеются спастись. Ну что ж, он им потом все объяснит. Путник еще раз посмотрел на лезвие ножа — там вновь мелькнула тень — и, резко развернувшись, ударил по стене. Нож отскочил, стена не поддалась. Путник провел рукой по лезвию, ударил еще раз — и снова бесполезно.
— Оставь, — сказал старик.
Но путник, словно одержимый, бил по стене — без перерыва, задыхаясь. В глазах метались красные круги, пот лился по лицу…
Вдруг лезвие со звоном обломилось едва ли не у самой рукоятки.
— О! — в ужасе воскликнул юноша.
— Напрасно, — прошептал старик. — Я ж говорил…
Но тут раздался громкий скрежет, и стены грота, задрожав, раздвинулись. В образовавшемся проеме зияла тьма. Пахнуло холодом. Путник, стирая пот со лба, сказал:
