— Ну вот ты и пришел, — раздался у него над ухом чей-то голос.
Путник резко обернулся — никого. А голос продолжал:
— Глупец! Ты думал обмануть меня. Надеялся пробраться незамеченным. Как бы не так!
Путник схватился за кольцо… и посмотрел наверх. Он был на самом дне огромной каменной воронки, и только где-то очень высоко вершины скал вонзались в черный купол неба.
— Чего ты ждешь? — опять раздался тот же голос. — Срывай свое кольцо!
Путник стоял, не шевелясь.
— Спеши! — нетерпеливо крикнул голос. — Ты наконец-таки на самом дне моих владений, перед тобою Перводвигатель, причина всех несчастий на земле. Ведь это он дает движение всем злым и подлым помыслам!
Путник закрыл глаза, пот лился по его лицу.
— Что? — тихо удивился голос. — Ты пожалел эту толпу? Так знай — здесь нет невинных душ, здесь собраны одни лишь страшные злодеи… Ну что же ты?! Бросай свое кольцо, бросай! Ведь ты же для того и шел сюда, чтоб одним разом уничтожить корень всех зол. И вот он, корень — Перводвигатель — теперь перед тобой!
Путник открыл глаза и, глядя на толпу, на Перводвигатель, спросил:
— Зачем… зачем ты хочешь своей гибели?
Голос долго молчал, а потом едва слышно ответил:
— Я устал.
И наступила тишина. Толпа по-прежнему вращала Перводвигатель, но путник ничего уже не слышал — ни топота, ни скрипа. Он взялся за кольцо и, глядя вверх, стал медленно снимать его. Вверху теснились скалы — черные, холодные, чужие. Вдруг…
Где-то очень высоко сверкнул едва заметный огонек, послышалось тихое пение и звуки арфы. Путник прислушался… и вспомнил! Ночь, тишина, развалины, печальные глаза…
Но тотчас же раздался гром, неведомая сила подхватила путника, подняла над толпой — и опустила на гигантский ворот Перводвигателя. Вокруг него, пыля и топоча, брела толпа, а рядом, внутри ворота… со скрежетом вращались каменные жернова, их заливали алые кипящие потоки.
— Ты видишь? Это кровь! — опять раздался голос. — Бросай свое кольцо! Бросай! Пусть разлетится на куски проклятый Перводвигатель!
Но путник, глядя вверх, вскричал:
— Смерть! Где ты? Я не знаю, что мне делать; помоги!
И… скалы ожили. Неподалеку от себя — едва ли не над самой головой — путник увидел двух кентавров, над ними — взятый штурмом город, чуть выше города — ущелье рудокопов, над ним развалины, ворота в огнедышащем тумане, пустынную дорогу, постоялый двор, поля, селенья, города, леса, заснеженные горы… и голубое, ясное, безоблачное небо. Но небо — это где-то там, в недостижимом далеке, а мир, который он покинул, и мир, в который он спустился, располагались много ниже и медленно вращались вместе с Перводви-гателем; возведенные на одной и той же тверди, они сливались меж собой. А его смерть… она, внезапно появившись на одном из склонов, закричала:
— Не верь ему! Он хочет, чтобы ты обрушил вниз, в его объятия, весь мир! Твое кольцо не сможет отделить добро от зла. Разрушив Перводвигатель, оно погубит всех, лишив опоры правых и неправых,
Вдруг прямо перед ней сверкнула молния — и смерть исчезла, скалы снова погрузились в темноту. Толпа по-прежнему вращала Перводвигатель, внутри которого со скрежетом вертелись жернова.
— О, почему я бестелесен?! — крикнул голос. — Имей я… Нет! Ты должен снять кольцо по доброй воле. Ну?!
Путник стоял и улыбался. Он наконец-таки прозрел, он понял, что земля, два ее мира — мертвых и живых, — неразделима точно так, как и его душа. О, как же в ней переплелись добро и зло! Он шел сюда ради добра, но сколько на пути содеял зла! В ущелье, в городе, в ужасном подземелье и долине он убивал и предавал, обманывал, бросал товарищей… Ну а теперь посмел судить других?!
— Нет! — крикнул путник. — Никогда! — и прыгнул вниз, на жернова…
…Очнувшись, путник поднял голову и осмотрелся. Он лежал на пустынном песчаном холме. Неподалеку над распахнутыми настежь воротами вставало солнце. Путник ощупал руку — на безымянном пальце было по-прежнему надето массивное железное кольцо, украшенное крупным черным камнем. Путник нажал на камень, повернул его — и снял с кольца, затем тряхнул самим кольцом — и из него просыпался мельчайший грязно-серый порошок, который, падая на землю, вспыхивал серебряными искрами и тут же погасал. Отбросивши с руки кольцо, путник поднялся и двинулся к воротам.
— Глупец! — опять раздался голос. — Надеешься, что, выбросив кольцо, ты успокоишься. Как бы не так! Я уничтожил твою смерть; теперь ты будешь вечно — вечно! — вечно жить и вечно мучаться в сомнениях. Вернувшись в замок, ты опять запрешься в подземелье и будешь рыскать в лабиринтах тщетных знаний. Тебе всегда будет казаться, что еще совсем немного, и истина окажется в твоих руках… А может, ты останешься? Я научу тебя, как сделать новое кольцо.
Но путник, ничего не отвечая, медленно шел прочь.
…Хозяин постоялого двора, подав ему обильный завтрак, немного помолчал, затем спросил:
— Вы… были там?
Путник нахмурился и нехотя сказал:
— Мы все там. Изначально. Наш мир и ад — едины.
Хозяин, побледнев, воскликнул:
— Так как же людям жить? В чем их спасение?
— Не опускаться вниз. Они и только лишь они вращают Перводвигатель… А ведь их путь — наверх.
Хозяин долго ничего не говорил, смотрел на путника, в окно, опять на путника… и наконец сказал:
— Вы говорите — “их”. А… как же сами вы?
— Я еду в замок, к сыну… А потом… по всей земле ко всем на ней живущим. Я должен рассказать им об увиденном.
— Да-да, конечно, — подхватил хозяин. — Но ведь на это же не хватит самой долгой жизни!
— Надеюсь, я успею, — грустно улыбнулся путник. — Ведь мне отпущен… бесконечный срок.
Вера Галактионова
Тятька пошутил
Соньку Клюшину — бойтесь. Она, чай, знат чего-нибудь. Вы думаете, она просто так? А вот она, може, и не просто так. Ну, вам, конечно, не сказыват… Дед-то ее, Гаврила, поди-кось и ей передал. Когда помирал — конёк ведь на крыше подымали. Вот как мучился. Душа-то сё не отлетала. Земля его не брала. А мучилси что? — передать некому. Взрослы-большея к нему не подходют. Знают: колдун помират, кабы не передал. В сторонке все стоят. Похитрея. Он, чай, глядит — одна токо мнука глупа окыл него туды-суды бегат. Ждал-ждал кого поболе — нету. Да вот може ей и передал-успел, пока мужики-то конёк лезли-подымали.
И мать ее, Наталья кривая, знат — и Сонька ваша, чай, знат. Даром что девчонка. Не больно дружитесь. Бойтесь маненько. Рты-то не раскрывайте. Она роду плохого. Хуже не быват.
Вот на что Захаркины слабее колдуны были, а и т. В девках-робятах за мной Петяня Захаркин сё бегал. У ворот догонит — и канфетку в руку скорей сунет. А баушка Груня наша сразу эту канфетку у меня — цоп! “Дай-ка, — байт, — мне, она наговорена”. И сама с моей канфеткой сё чаю напьется. “Я стара, — баит. — Эта канфета мне не дойствоват, меня уж ни один колдун не приворожит, а тебе не нады — тебе влият”.
